– Как же ты возвращаешь назад Бессоновых? Находишь для каждого свою кнопочку?

– Ну конечно.

– А именно?

– Не веришь? Возьмем Алису. Я попросила ее показать фотографии родителей, потом принести шкатулку с оставшимися от мамы безделушками. И все – кнопочка нажата, машина понеслась назад. Никакого гипноза не нужно, человек попадает в свое прошлое и вспоминает, вспоминает… И не только странные случаи с ее мамой, сами по себе уже подозрительные. Она рассказала и то, что случилось, когда ее на свете не было. Мама ее работала по специальности после института совсем недолго. Потом родился брат. Он был болезненный, его нельзя было отдавать в садик. И Ксения осталась с ним дома. А в это время Павел делал карьеру. Кто-то должен был отвечать за тылы. Домашняя работа ведь ужасно неблагодарная, по себе знаю. Тем более муж с утра до ночи на работе, а Ксения постоянно со свекровью. Значит, было определенное напряжение…

– Тебе это что-то дает?

– Конечно. Смотри – Ксения: красавица, хорошая жена и мать. Уже этого набора достаточно, чтобы свекровь могла ее возненавидеть!

– Не понял. За это ж надо на руках носить!

– Ты, Андрюшка, не понимаешь, потому что мужчина. А любая женщина сразу же поняла бы. Свекровь, мать мужа, может простить плохую невестку, неряху, растяпу, дуру. Потому что всегда будет чувствовать свое превосходство над ней. Рядом с такой женой сына любая мать будет ощущать себя комфортно. Ведь тогда в его глазах она всегда будет лучше этой чужой женщины. Но простить красоту, ум и хозяйственность – не всякой свекрови под силу, понимаешь?

– Нет, – честно сознался Андрей.

– Пойми. Мать сына всегда ревнует своего мальчика к любой женщине. Даже Мисс Вселенная недостаточно красива для ее ребенка. Просто умные и чуткие матери это тщательно скрывают. А глупые и себялюбивые – нет. Они это демонстрируют. А Влада, Алисина бабушка, даже и не пытается скрывать своего отношения к покойной Ксении.

– Ну допустим. А Голембо ты на какую кнопку нажала?

– На запах. Любимые духи Ксении – «Анаис», я надушила ими платок. И его сразу понесло по дороге воспоминаний: и как он предложил увезти Ксению в Швейцарию, едва ей поставили диагноз. Потому что там лучшая в мире клиника, условия, оборудование, препараты. И как Павел, муж, уперся как осел – и ни в какую. А потом было уже поздно.

– Ну и что?

– Как «что»? Без «нажатия кнопочки» он был бы гораздо сдержаннее. А так – он с такой ненавистью рассказывал, ты бы слышал. Дескать, понимал ли он, каким сокровищем обладал, этот идиот Павел Бессонов?! Втемяшил себе в голову, что наша онкология – самая передовая в мире. А лекарства Голембо доставал любые, какие только существовали тогда. Он мог заказывать партнерам нужные препараты. Вот Бессонов и решил: зачем ехать в Швейцарию, когда можно все делать дома. Вывод: мог ли Голембо сделать смертельный укол? Ему как химику, знающему фармакологию, это труда не составляло. Он даже теперь, спустя столько лет, помнит название лекарства – морфин. И как он ненавидел мужа, который не повез жену лечиться в швейцарскую клинику! От такой ненависти даже сегодня становится не по себе. Значит, мотив подставить Павла Бессонова у него вполне реальный. Ничего сложного – представить все так, чтобы Павел сел в тюрьму, думая, что спасает кого-то из своих близких.

– Да-а-а… А остальным ты тоже нажимала на кнопки?

– А как же, нажимала. Как еще окунуть их в прошлое, заставить вспомнить?.. Владе Бессоновой вернула расписные броши, подарок покойного сына. И она, при всей нелюбви к невестке, многое вспомнила. А тетушке Ивге, Евгении Бурау – бусы из бирюзы. И кнопочка сработала безошибочно.

– Так что, кто же из них сделал тот самый укол?

– Не могу пока сказать определенно. Но смутные подозрения уже есть… Пойдем, милый, нам пора.

Ресторан с многообещающим названием «Свинг» разместился недалеко от легендарного Андреевского спуска. Дословно «свинг» означает «раскачиваться». Для любителей джаза свинг – это «качающая музыка», олицетворение свободы и раскрепощенности. И вот теперь Вера с Андреем, свободные и раскрепощенные, смогли окунуться в свинг в полной мере.

Ресторан качал и удивлял прямо от входа. Двери – не просто какие-нибудь, а корабельные, в центре их верхней части – окованный медью круглый глаз иллюминатора. По мере погружения в «Свинг» посетителя окружали темное дерево, медь и кирпичная кладка. На темной стене – большая фотография Луи Армстронга и два сверкающих саксофона. Символы джаза создавали настроение свободы и раскрепощали. Свернув направо от входа, можно попасть в ресторан с несколькими залами. А можно пойти налево – в бар благородного зеленого цвета, настоящий английский паб. Он манит и втягивает в себя пришедшего, именно здесь он узнает все последние новости, посмотрит спортивные матчи и выпьет чашку отличного кофе. Или соберется шумная компания, будет орать, аплодировать, пить пиво.

Двинятин отправился пить кофе в дальний угол ресторана. А Лученко зашла в паб ровно в пять минут восьмого. Из нескольких мужчин, сидевших на высоких табуретах у стойки бара, она безошибочно выбрала одного.

В тот день, когда природе было угодно вылепить Виктора Бессонова, у нее явно закончились качественные стройматериалы, лаки и краски. И она его слепила, как говорится, из того, что было. Белесые волосики облепляли голову, по форме напоминавшую продолговатый мяч для регби. Тонкая кадыкастая шейка торчала из сутулых плечиков. Но хуже всего были руки, явно никогда не знавшие никакого труда. Они выглядывали из манжет, как бесцветные водоросли.

Что касается одежды, то, как справедливо заметил один художник, «женская мода – это живопись, а мужская – скульптура». Виктор был одет в актуальном стиле, так называемом «кэжуэл-шик». Светлая рубашка с высоким воротником, джинсы, вельветовый пиджак лилового цвета. На вид ему было намного больше сорока. Лицо порядком поношено, тело тоже. Хотя сорок лет для мужчины – совсем даже не много. Но в этом возрасте фундамент жизни, как правило, уже заложен. А у него, судя по всему, все было лишь в фантазиях. Вик обитал в несуществующих декорациях своей жизни. Что ж, можно, в конце концов, жить и в декорациях.

– Здравствуйте, Вик! Я – Вера.

Мужчина с бокалом пива в руке обернулся, нарочито демонстративно принялся рассматривать молодую женщину. Затем указал ей на сиденье рядом с собой. Но та отрицательно мотнула головой и, сделав приглашающий жест, повела его в отдельный зал с уютными столиками и венскими стульями. Она уже понимала, с кем придется иметь дело. Виктор был, что называется, «аликом и нариком». То есть временами пил, впадая в неконтролируемые запои. Таких в народе называют «алконавтами». А иногда подсаживался на наркотики. «Нариком» он был со стажем и опытом.

– Свинговый переулок – это там, где играет тромбон, свинговый переулок – это там, где каждый влюблен, свинговый переулок – он везде, за каждой стеной. Свинговый переулок – иди за мной! – отчаянно фальшивя, промахиваясь мимо нот, пропел Виктор. При этом он еще барабанил ладонями по столу.

– Вы знаете, зачем я вас пригласила?

– Аск! Знаю ли я? Бесспорно, я знаю. Алиска мне звонила! Она – дура. Кому это нужно, ворошить прошлое?

– И все-таки меня очень интересует ваше мнение, Виктор. – Вера обронила брелок для ключа. Братец Вик нагнулся и поднял его с пола. Задержал в своей руке.

– Это ваш? – спросил он удивленно.

– Нет, это ваш брелок. Алиса его нашла среди старых вещей, попросила передать вам. А что это за камешек на брелке?

– Камешек?! – фыркнул Виктор. – Это авантюрин! Мой гороскопный камень. Мой талисман! – Он рассматривал коричневый гладкий кусочек минерала, внутри которого вспыхивали и пропадали золотые искры. – Мне его мама подарила! Давно, еще до своей болезни… Я так с этим брелком носился… – На какую-то секунду появился истинный Витя Бессонов, без понтов и кривляния. Но это длилось лишь мгновение.

Таких болтунов опытный психотерапевт Лученко за всю свою многолетнюю практику встречала, может, два-три раза. Стоило Виктору Бессонову открыть рот, как вранье или невероятные фантазии сыпались из него, подобно крупе из дырявого мешка. Он был мастером небылиц. Тема вымысла не имела значения, его увлекал сам процесс. Наверное, подумала Вера, постоянная «подсидка» на всякой дури стирала из мозга Виктора реальную картину мира, не случайно его речь и движения слегка замедлены. Но это с одной стороны, а с другой – она же открывала шлюзы подсознательного.