– Надеюсь, только сегодня.

– Ну-ну… А ему мне что сказать?

– Думаешь, он спросит?

– Уверена.

– Скажи, что приболела…

– А он мне так и поверил. Ладно, придумаю что-нибудь, – и Лида отключилась. Обиделась. Вот в какой момент времени она стала болеть за Егора? Хотя я сама себя чувствовала виноватой, так что не мне на Лиду дуться. Вот только ее слова "придумаю что-нибудь" вселяли в меня тревогу. Когда Лида думает, последствия этого процесса по своей разрушительной силе превосходят Хиросиму и Нагасаки вместе взятые.

***

Две ночи наполненные любовью и нежностью. Егор не пытался что-нибудь выяснять во сне, боясь, что Лера опять исчезнет. И в понедельник, собираясь на работу, он очень волновался. От разговора с Лерой зависело очень многое. Не спугнуть ее, заставить выслушать и не дать убежать. И поговорить с ней надо в университете, где не так много укромных мест.

Но что толку было волноваться, когда Лера просто не пришла на пару. Егор по возможности спокойным голосом осведомился, что же случилось с Валерией, и в ответ получил от Лиды одно слово "приболела", сопровождаемое таким выразительным взглядом, что он не сомневался: Лера не больна, а просто его избегает, и Лида все про них знает.

И все же после пары он попросил Лиду задержаться. Затянувшееся молчание, потому что Егор не знал, как начать разговор – ранее в таких ситуациях ему бывать не приходилось, – прервала девушка:

– Телефон у Леры сломан, но, если хотите, я могу дать Вам ее домашний номер… Так и быть, еще и адрес.

– Спасибо, – смущение не помешало Егору почувствовать к Лиде благодарность. Он совсем не ожидал, что все будет так легко. – А… Лера что-нибудь про меня говорила?

– Она вообще много что говорила, и про Вас тоже. Но я не буду пересказывать. Лучше будет, если вы во всем разберетесь сами, а то получится "глухой телефон". Вот, держите, – она вручила ему исписанный листок.

– Ты – хорошая подруга.

– Не знаю, возможно Лера меня за это и убьет, но вам нужно поговорить. Я могу идти?

– Да, конечно… Спасибо еще раз.

– Пожалуйста. И не забудьте про это, когда будете искать крестную вашим детям, – с этими словами она вышла из аудитории, пока Егор соображал, о чём речь.

К домашнему Леры никто не подошел. В обеденный перерыв он сходил к ней, но двери тоже никто не открыл. Но отступать Егор был не намерен: ему надо было объяснить недоразумение с Олесей и узнать про Олега. Пусть еще раз не по телефону она скажет, что его любовь ей совсем не нужна, и пусть объяснит сцену в туалете.

***

Хоть на занятия я и не пошла, с трудом представляя, как я буду эту сессию сдавать, но и дома сидеть мне было невыносимо. Поэтому я пошла гулять, продолжая самоедство и самокопание.

Прошлявшись до сумерек, я решила для себя окончательно: завтра не прячусь, надо уже все решить. Мама права, об стенку головой потом, если что, побьюсь. И главное – обязательно сначала поговорить, а не в туалет его тащить. Потому что повторения хотелось просто мучительно, до боли в животе, несмотря на все мои рассуждения. И это тоже было проблемой. Можно ли назвать любовью такую страсть? Для меня однозначно – нет. Но если я не попробую, то никогда не дам ей перерасти в любовь.

Чтобы срезать путь, а не идти вдоль проезжей части, я привычно свернула на тропинку между кустов у дороги, что выводила к зданию университета. По ней я ходила много раз, но в этот раз нож у горла стал для меня крайне неприятным сюрпризом.

– Шшшш, – прошипели мне в ухо, и чья-то рука, крепко обхватив меня за талию, прижала к мужскому телу с явными признаками возбуждения, которые я ощутила спиной. Я даже вздохнуть боялась, такой ступор на меня напал, и совсем не сопротивлялась, когда меня поволокли с тропинки в кусты.

Рука похотливо прошлась по моей груди, в ответ на это внутренности в тугой узел скрутил приступ тошноты. Стало невыносимо гадко, будто меня окутала тухлая медуза, таким липким и серым показалось все вокруг.

– Пикнешь – прирежу, – в мозгу успело мелькнуть: "Как неоригинально". Ноги подгибались, сердце трепыхалось где-то в горле. Мыслей почти не было, только какие-то обрывки. В глазах все желтело, сужая поле зрения до точки. – Раздевайся. Ну, – поторопил он меня, потому что я вообще не могла понять, о чем речь. – Плащ снимай.

Я дрожащими пальцами попытала расстегнуть пуговицы, хотя не понимала, зачем я слушаюсь этого маньяка, а не пытаюсь закричать. И когда была расстегнута первая пуговица, по мне будто волна жара прокатилась, казалось, даже волосы на затылке зашевелились. После этого происходящее я видела и запоминала урывками.

Помню, как удерживающие меня руки внезапно стали вялыми и разжались. Лицо нападавшего я почти не запомнила, потому что всё перекрывали его глаза, из которых будто струился гнойно-серый свет. Не знаю, что в моем голосе слышал маньяк, потому что я себя не слышала, только ощущала, что мое горло вибрирует, и жаркая волна, затопившая меня, покидает тело с этой вибрацией.

– … раздевайся… – единственное слово, которое я запомнила из своей речи. И маньяк подчинился. Когда он снял брюки, у меня в голове раздалось: "Беги", и я побежала, что было сил.

Лера так никогда и не узнала, что маньяк, выполнив команду раздеться, так и остался стоять абсолютно голый, пока часа через два его случайно не заметил случайный прохожий, выгуливавший собаку. Он позвонил в полицию. Доблестные полицейские не сильно спешили, но где-то через полчаса, после повторного звонка, приехали. Одно дело – эксбиционист, который, глядишь, сам убежит. И другое дело – впавший в ступор голый мужчина. Привести в чувство его не удалось, и полицейские передали его медикам. Уже в отделе один из выезжавших по вызову полицейских обратил внимание на фоторобот и ориентировку на мужчину, который уже разыскивался за изнасилование. Но привлечь к ответственности насильника не удалось – он сгорел от жесточайшей пневмонии за несколько дней, так и не выйдя из странного ступора.

***

Вечером Леры все так же не было дома. Егор ждал ее у подъезда на скамейке. Через пару часов он изрядно замерз, но уходить не собирался. Пожалел только об одном: нужно было приехать на машине, там можно было бы греться.

Леру он сначала услышал. Частый стук каблуков по асфальту был слышен издали. Егор еще успел подумать, какой это девушке вздумалось бежать на каблуках да еще столь быстро, когда разглядел ярко-желтый плащ. Он, улыбаясь, встал со скамьи. Лера как всегда в своем репертуаре, немножко сумасшедшая, но Егору в ней это нравилось. Ему сейчас вообще в ней все нравилось. Лера же вроде сначала Егора не заметила, но когда их взгляды встретились, побежала еще быстрее и влетела в его объятия, чуть не сбив с ног.

– Не думал, что ты будешь так рада меня видеть, – он теснее прижал Леру к себе и замер, наслаждаясь ее присутствием. До него даже не сразу дошло, что она плачет взахлеб. – Солнышко, ты что?

Но в ответ она только сильнее вцепилась в его куртку и зарыдала громче.

– Успокойся, маленькая моя, – он погладил ее по голове. – Лера, если ты из-за того, что Олеся тогда трубку подняла, так это просто невеста моего друга, приехала на конференцию и просилась на одну ночь, – говорить, что Олеся его бывшая невеста, Егор не стал, и так Лера плачет, не время рассказывать все в подробностях. Но на все его слова Лера только помотала головой и, икая, сказала:

– Я не поэтому… Но хорошо, что она тебе никто… – она прерывисто вздохнула. – На меня напал маньяк…

И она опять залилась слезами. У Егора внутри все заледенело. Не спеша, аккуратно, пытаясь одновременно успокоить Леру, он выведал подробности произошедшего.

– Нужно заявить в полицию.

– Думаешь, он их там ждет? – она вздохнула уже расслабленно и, выпустив ткань куртки из судорожно сжатых рук, просто обняла его. – А я его вообще не запомнила, какое-то серое пятно только перед глазами. Пойдем лучше домой. Я бы чаю выпила.