— Успокойтесь, — сказал Холмс. — Все укладывается в схему. Я был уверен, что, совершив кражу, вы тут же забудете об этом, иначе взял бы с собой полицейских. Кто-то вложил в ваш мозг операции. Кстати, мистер Халберт, вы вчера вечером получали почту?

Халберт пожал плечами, вышел из комнаты и вскоре вернулся с пачкой газет и рекламных проспектов.

— Ага! — сказал Холмс, взяв один из листков. Затем он достал полученный вчера от меня проспект и положил оба на стол.

Текст на листках был одинаковым. Большие черные, слегка припудренные золотистой пылью буквы кричали: «Приобретайте продукцию фирмы «Оттауэй лимитед»! Только мы гарантируем отличное качество и высочайший уровень обслуживания!» Ниже располагался адрес в Бирмингеме. Еще ниже — знак фирмы: распростертый в небе кондор. Конечно, на этот проспект я обратил внимание еще в квартире Робертсона, но ничего криминального в нем не усмотрел.

— Видите, как интересно! — сказал Холмс. — Фирмы такой в Бирмингеме нет, адрес тоже несуществующий.

Вдобавок — никакого намека на то, какая же именно продукция рекламируется. Так есть ли смысл в этом проспекте? — Он посмотрел на Халберта.

Но тому сейчас было явно не до логических рассуждений.

— Что теперь будет со мной, мистер Холмс? — спросил он. — Это просто ужасно!

— Я постараюсь доказать, что вы действовали неумышленно. До свидания, мистер Халберт!

Мы вышли.

— Боюсь, Холмс, — сказал я, — что рассуждать логически, в вашем понимании, мне не под силу. Хоть убейте, не могу понять, при чем тут проспект.

— Видите ли… — начал Холмс. Но ему помешали.

— Еще раз здравствуйте, мистер Ватсон! — раздался уже где-то слышанный мною голос. Я обернулся и увидел… Уильяма Фитчета, того самого, который звонил мне утром!

— Прошу меня простить, — продолжал Фитчет, не обращая внимания на Холмса, — я, кажется, дал вам не тот номер дома. Память, знаете ли…

Я взглянул на Холмса и заметил, что он напрягся.

Несомненно, мой друг уже понял, кто стоит перед нами.

— Так вы на меня не в обиде, мистер Ватсон? — Фитчет широко улыбнулся. — Кстати, вы курите? — Он протянул мне ярко разукрашенную пачку, и я машинально взял сигарету. Фитчет улыбнулся еще шире и вынул зажигалку.

И тут Холмс, до этого стоявший неподвижно, взорвался ударом, опрокинувшим Фитчета на тротуар. Затем нагнулся и поднял «зажигалку».

— Вот этими штучками преступники закладывают в голову исполнителей программу, не повиноваться которой человек не в состоянии.

Холмс поднял Фитчета и встряхнул его.

— Кто вы, мистер? — изумленно спросил тот, держась за челюсть. — Что все это означает?

— Вот видите, Ватсон, — сказал Холмс, — опять то же самое. Очевидно, программа автоматически стирается из памяти, когда исполнитель выполняет задание или когда его проваливает. Однако нам придется отпустить этого господина. Опасности он теперь не представляет, а о тех, кто превратил его в послушное орудие, не может рассказать ничего. Они пока неуловимы. Но, думаю, ненадолго. — Холмс задумался. — Слушайте, Ватсон! Мне сейчас предстоит еще кое-что сделать. Не возражаете, если мы расстанемся до завтра?

Делать было нечего, и я отправился в Гайд-Парк.

Здесь, на этом островке природы, чудом сохранившемся среди гигантских сооружений из керамики, стекла и полимеров, время летело незаметно. Уходить отсюда не хотелось — особенно сейчас, в преддверии осени, которая скоро заставит поблекнуть это зеленое великолепие. Однако не все, как я, пришли в парк подышать свежим воздухом. Многие, собравшись в кружки, слушали самодеятельных ораторов, наперебой предлагавших свои рецепты всеобщего процветания. Как это напоминало Лондон моей эпохи!

Я как раз проходил мимо одной такой группы, когда в ней разгорелся спор. В мгновение ока противники ожесточились, и началась потасовка. «Вот тебе и XXII век!» — успел подумать я перед тем, как меня сбили с ног…

К счастью, разгоряченные соперники вскоре опомнились. Какой-то юноша помог мне подняться.

— Извините, сэр, — сказал он. — Вам, очевидно, было дико это наблюдать.

— Воистину ничего глупее не придумаешь, чем драться из-за пустяков, — проворчал я. — Впрочем, спасибо, сэр!

На следующий день, когда я уже собрался заглянуть к Холмсу, он позвонил сам:

— Здравствуйте, Ватсон! Вы можете меня найти в здании «Силвер чип». По-видимому, я там пробуду долго.

Я нашел своего друга довольно быстро. Оказывается, ему выделили отдельный кабинет, и он сейчас, по всей видимости, проводил индивидуальные беседы с работниками фирмы. Как раз в то время, когда я зашел в кабинет, Холмс показывал сидящему перед ним человеку два каких-то квадратных стеклышка. Тот явно пребывал в недоумении. — Хорошо, вы свободны, — сказал Холмс. И тут он увидел меня. — Еще раз приветствую вас, Ватсон! Садитесь. Как я понимаю, вы пришли, чтобы утолить свое любопытство?

— Признаться, да, — ответил я. — Возможно, вы уже считаете это дело наполовину раскрытым, но я…

— Сейчас вы все узнаете, Ватсон, — заверил Холмс. — Помните фильм, снятый камерой в глазу Халберта? Так вот, там отчетливо запечатлено место, куда запрограммированный инженер заезжал, чтобы получить инструкции и шпионские приспособления. Это оказалась тайная лаборатория на окраине города. Финансировала ее, как я и предполагал, компания «Фолуэлл продакшн». Насколько я понял, планы у «Фолуэлл продакшн» были грандиозные. Они отнюдь не ограничивались выуживанием секретов у «Силвер чип». Сами понимаете: обладая способом превращать человека в послушного робота, трудно удержаться от мысли о мировом господстве! Но теперь этим затеям не суждено сбыться.

Во-вторых, дорогой Ватсон, я раскрою наконец секрет рекламного листка «Оттауэй лимитед». Все дело было в том самом кондоре.

Так вот. Программа действительно вводится в мозг с помощью той машинки, напоминающей зажигалку.

Сам человек, подвергшийся воздействию, об этом не подозревает. Программа мирно дремлет в каких-то незадействованных ячейках его памяти, пока не будет включена. А включить ее можно двумя основными способами: звуковым (например, редко употребляемым словом) и визуальным, то есть демонстрацией какого-то изображения. В принципе, оба способа эффективны.

Звуковой можно осуществить, послав по почте фонокристалл с определенной записью, визуальный — подсунув картинку. Однако фонокристалл можно найти. А кто обратит внимание на обычный рекламный проспект?

— Но вы же обратили, — польстил я Холмсу.

— Просто у меня хорошая память на названия фирм.

Да и сам кондор… Ведь это как раз то, что надо: многие ли в нынешнем веке видели хотя бы его изображение?

Что еще? С Фитчетом все ясно. Проследив за вами и поняв, что миссия Халберта раскрыта, он решил, запрограммировав, обезвредить вас, да и меня, видимо, заодно. Что ему, однако, не удалось. А в том здании на Каннингем-стрит действительно собирались отпетые личности. Парочка вполне могла получить приказ убить вас или, что вероятнее, запрограммировать с помощью «зажигалки». В общем, Линтон не зря вас предостерегал. Что же касается информации, отправленной Халбертом по почте, то вряд ли «Фолуэлл» сможет ее использовать. Слишком много улик, что она добыта преступным путем. Во всяком случае, если «Силвер чип» затеет процесс, она наверняка выиграет его.

Вас, наверное, интересует также то, чем я занимаюсь сейчас. Охотно отвечу: выявляю «запрограммированных». Ведь с некоторыми эту операцию могли провести незаметно. Например, в толпе.

— Неужели вы выявляли их с помощью этих стеклышек? — недоверчиво спросил я.

— Представьте себе, — ответил Холмс. — Я использовал принцип поляризации света. Как известно, поляризованное стекло пропускает только те световые волны, которые ориентированы в определенном направлении. Если две одинаковые поляризованные пластинки наложить друг на друга, они останутся прозрачными. Если же одну из них повернуть на девяносто градусов, мы получим темный квадрат. Свет не будет проходить через него, так как вертикально ориентированная пластинка не пропустит горизонтальные волны. Остальное — проще простого. Ничего не стоит подобрать такое расположение поляризационных линий, чтобы при наложении пластинок получался силуэт парящего кондора. Причем рисунок будет тем четче, чем ближе я поднесу пластинки одна к другой.