Графская пристань с ее гранитной колоннадой, мраморными львами и просторной лестницей, сбегающей к тихим водам Южной бухты, сразу оживилась: моряки сошли на берег.

Боевые корабли плавно покачивались в Северной бухте; мерно, через каждые полчаса, отбивались склянки.

Вечером в субботу 21 июня на улицах, площадях и бульварах Севастополя было особенно людно, оживленно, весело. Праздничным гуляньем встречал город моряков, сошедших на берег после больших, трудных учений.

Прекрасен ночной Севастополь, когда воздух напоен ароматом тополей и акаций, когда на маслянистой воде бухт переливаются и трепещут тысячи разноцветных огней. Высвеченные электрическим светом гребешки волн шлифуют гранитную набережную, с тихим шелестом омывают подножие памятника Погибшим кораблям.

Улицы полны народа. Куда ни глянешь — всюду моряки в гладко отутюженных форменках с синими отложными воротниками, белые чехлы фуражек и бескозырок. На Приморском бульваре сияли трубы краснофлотского оркестра, на асфальтовых площадках, залитых сиреневым светом «юпитеров», танцевала молодежь. По темной воде вдоль берега шныряли юркие шлюпки. Смутный рокот большой толпы то и дело прорезался всплесками звонкого смеха, звуками гитар, пронзительными звонками миниатюрных и быстрых севастопольских трамвайчиков.

До позднего вечера продолжались гулянья на городских бульварах и площадях, в Ушаковой балке, на Корабельной стороне и на Малаховом кургане, где, простерши руки к городу, бронзовый адмирал Корнилов, казалось, произносил высеченные на его памятнике слова: "Отстаивайте же Севастополь!"

А вечер такой теплый, ласковый, насыщенный свежим запахом моря…

Долго вслушивался я в неумолкающую мелодию праздника. По привычке подошел к висевшему на стене календарю и оторвал листок уходящего дня. По неловкости захватил и следующий. Попытался было водворить его обратно на место, но это не удалось. Подумал: "А, ладно, воскресный день проходит так, что и не заметишь!" — и бросил оба листочка в корзинку. Разве я мог в ту минуту думать, что день, с которым только что так небрежно расправился, окажется бесконечно долгим, а события этого дня на многие годы определят судьбу каждого из нас?

…Глухие, тяжкие раскаты нарушили сон… За окном медленно таял зеленоватый свет ракеты. Похоже было на сигнал гарнизонной тревоги. Снова прогремели далекие выстрелы. Тарелка репродуктора наполнилась сухим треском, и твердый, настойчивый голос диктора объявил о большом сборе и гарнизонной тревоге.

Первая мысль: возобновились учения. Но странно, еще не было такого случая, чтобы начальник гарнизона не предупредил руководство города заранее. Очевидно, командование решило проверить и нашу готовность.

Телефонный звонок. Послышался голос дежурного из штаба береговой обороны:

— Товарищ секретарь горкома партии! По поручению генерал-майора Моргунова сообщаю, что в городе объявлен большой сбор, вводится боевое, угрожаемое положение. Понимаете, бо-е-вое?..

Дежурный умолк, а я все теснее прижимал трубку к уху, словно ждал, что снова услышу чей-нибудь голос и он опровергнет только что сказанное.

Снова раздался телефонный звонок.

Штаб МПВО сообщал мне, как комиссару местной противовоздушной обороны города, что принят сигнал о введении в Севастополе боевого, угрожаемого положения. Я позвонил заведующему военным отделом горкома Бакши и предложил ему немедленно привести в боевую готовность местную противовоздушную оборону. Тут же дал указание выключить городскую электросеть прямо с электростанции, так у нас было условлено заранее на случай неожиданного налета на город. Сейчас эта крайняя мера оправдывалась еще и тем, что через час-другой должен был наступить рассвет.

Своему помощнику Николаю Терещенко поручил немедленно вызвать членов бюро, весь аппарат горкома и секретарей райкомов. Все эти переговоры заняли не более двух минут, когда раздался звонок из штаба флота: командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский просил срочно прибыть к нему.

Вице-адмирал взволнованно шагал по кабинету, разговаривая с начальником штаба флота контр-адмиралом Елисеевым.

— Получена шифровка, — сразу сообщил командующий, — быть готовыми к воздушному нападению на город немецких бомбардировщиков.

Я рассказал о принятых горкомом мерах.

— Попрошу вас обратить особое внимание на тщательность светомаскировки города, — сказал командующий. — В случае налета бойцы МПВО должны как можно быстрее ликвидировать завалы, пожары, повреждения. Начальник гарнизона генерал-майор Моргунов будет держать вас в курсе всех событий…

Севастополь погружен во тьму. Тьма наполнена движением, топотом бегущих на свои посты военных, бойцов МПВО, руководителей предприятий. Проносятся автомашины с притушенным светом. У подъездов домов вырисовываются силуэты дежурных, бойцов групп самозащиты…

Члены бюро горкома, работники аппарата, секретари райкомов партии, руководители ведущих предприятий оказались уже в сборе и поджидали меня. Видимо, товарищи не знали о предстоящем налете, считали что дело идет об очередной проверке готовности, и перебрасывались шутками: "Что же, сегодня выходной день, на работу не итти, и времени выспаться будет достаточно!"

Коротко изложил свой разговор с командующим.

Мы решили прежде всего обеспечить светомаскировку, немедленно привести в боевую готовность всю систему МПВО, вызвать на предприятия и в учреждения всех руководителей, всех коммунистов, укрыть население, обеспечить в городе порядок.

— Есть вопросы? — обратился я к товарищам, перед тем как закрыть заседание.

— Есть! — вскинул голову секретарь горкома комсомола Багрий. — Это война с Германией?

— Это нападение…

Между тем инструкторы и технические секретари горкома связывались с предприятиями, проверяя явку коммунистов, руководителей предприятий и команд МПВО. Секретари райкомов партии, члены бюро горкома и руководители предприятий, не задерживаясь, как обычно, для оживленного обмена мнениями и неторопливого перекура, спешно покинули приемную.

Непрерывно раздавались телефонные звонки. Из райкомов, из штаба МПВО, с предприятий сообщали о принимаемых мерах, о светомаскировке.

В начале четвертого часа ночи из штаба ПВО флота сообщили, что к городу приближаются самолеты противника…

Тревожный гудок Морского завода оповестил о воздушной опасности. Его подхватили гудки других предприятий, паровозов, транспортов, завыли сирены.

Немедленно соединившись с Симферополем, я сообщил секретарю обкома о событиях в городе…

Широкий вид открывался с нашего балкона на Южную и Северную бухты, на Корабельную сторону, Морской завод.

Было еще темно, но уже пепельно брезжил рассвет.

Город и корабли замаскированы хорошо: ни одной световой точки. Если даже вражеские самолеты и прорвутся к городу, вряд ли они смогут вести прицельную бомбардировку.

Стрельба зенитных орудий быстро нарастала и наконец превратилась в настоящую канонаду. Десятки прожекторов обшаривали небо.

Далеко в стороне лучи нескольких прожекторов скрестились и медленно продвигались по направлению к городу. В месте скрещения лучей крошечный светлый крестик: пойман вражеский самолет.

Лучи прожекторов медленно влекли его по темной глади поднебесья, чтобы подставить под струю пуль и снарядов.

От залпов с кораблей сотрясалось здание. Воздух прочерчивали тысячи разноцветных трассирующих пуль. Высоко в небе рвались снаряды. Со свистом летели на землю осколки. Звенели и сыпались стекла.

Сильный взрыв потряс здание. Посыпались стекла, обвалилась штукатурка, в кабинете сорвалась с потолка и со звоном упала люстра. Уж не угодила ли вражеская бомба в самое здание горкома?

Но из штаба МПВО позвонил Кулибаба: в Северной бухте, у Приморского бульвара, взорвалась мина, спущенная на парашюте. А от здания горкома до места взрыва никак не менее трехсот метров…

Не успел положить трубку телефона — второй взрыв. На этот раз — на перекрестке улиц Щербака и Подгорной. Туда немедленно были направлены медико-санитарная и аварийно-восстановительная команды, отряд милиции.