Мастер подошла к замершему монаху и положила руку ему на плечо, в то время как на её лице стала расползаться не слишком радостная, усталая, но полная тепла улыбка. Молча, она потрепала рубашку на плече Стижиана и, когда её рука соскользнула, не произнося ни слова, мастер подошла к постели, где лежал Амит.

Положив ладонь на лоб медиуму, Млинес нахмурила брови и закрыла глаза, что помогало ей лучше слышать духов. По её обнаженным рукам побежали мурашки, словно она замерзла. Мастер несколько минут просто стояла, и с каждым мгновением брови её сгущались все сильнее.

Стижиан старался даже не дышать, боясь нарушить проводимый медиумом неведомый ему ритуал. Он не знал, но напряжение, коего в монахе накопилось слишком много, мешало Млинес сосредоточиться сильнее, чем если бы он разговаривал.

Она открыла глаза и убрала руку. В течение ещё какого-то времени она продолжала просто разглядывать пребывающего без сознания медиума, словно надеялась найти ответ на свои возникшие вопросы где-то на его разлагающемся лице.

- Линео рассказал мне, что с ним произошло. - Наконец сказала Млинес, не поворачиваясь к Стижиану.

- Он уже здесь? Они приехали? - Тут же спросил тот, но мастер пропустила эти слова мимо ушей.

- И высказал свою догадку. Я не отрицаю, что все сказанное им возможно, но...

Она приподняла тонкое, пахнущее порошком одеяло, чтобы посмотреть на едва кровоточащую рану в животе Амита.

- Я не понимаю. В нем нет тени. Это точно. Равно как в нем нет и сияния. В нем... - Её лицо внезапно распрямилось, словно его до этого сводило судорогой, и внезапно она всем телом расслабилась. - Такое ощущение, словно в нём вообще ничего нет.

Теперь она повернулась к Стижиану, и он увидел её лицо, на котором ожидалась грусть, ужас, может, печаль грядущей утраты, но вместо всего этого, оно не выражало ничего. Взгляд, словно перед ней лежал не умирающий медиум, второй, после неё, её ученик и один из тех юнцов, кого она воспитывала с детства. Нет, её лицо было таким, словно на койке перед ней лежал не умирающий Амит, а сломанная ручка, которая хорошо писала и была полезной, но горевать об её утрате не стоит.

Глядя на неё, монах сначала было не поверил сказанному и усмехнулся, ожидая что та тоже улыбнется и примется разъяснять что с Амитом на самом деле, уверяя, что все будет хорошо.

Но нет.

- Что значит - в нем вообще ничего нет? - Спросил Стижиан, резко изменившись в лице. - Как это?..

- Я не чувствую его сосуда, Стижиан. Ты же понимаешь, что я подразумеваю под сосудом? - Она пристально посмотрела в глаза монаха. - Этого там нет.

- Но... Сердце ещё бьется! - Воскликнул он сквозь наполненный слёзными нотками смех. - И он дышит! Как вы можете утверждать, что... в его теле больше нет души? - И продолжил хохотать, выпучив глаза.

- Тело живо. - Мастер согласилась с этим. - Да, живо. Но оно отравлено неведомым ни одному из целителей ядом, который мог парализовать мозг. Скорее всего, так оно и есть. Душа покинула тело, Стижиан. - Мягко сказала она, стараясь произносить эти роковые для монаха слова как можно осторожнее, словно ступая по тонкому льду, под которым скрывалась пропасть.

Млинес протянула к нему руку, но тот отпрянул от неё, словно та была разносчицей скверны.

Вспомнив рассказ наставницы о том дне, когда Стижиана Ветру вели на костер, монахиня невольно вспомнила одну интересную и замечательную, не смотря на весь её ужас, подробность. Визы сказала, что в глазах её последнего ученика не было страха. Она говорила, что в его взгляде переплелось всё, что только может переживать человек, идущий на смерть, но в нем не было страха.

Медиум невольно подумала, что ей, несмотря на все прожитые ею годы, было бы страшно умирать. Но не из-за боли или чувства чего-то незавершенного, но из-за осознания того, что ты не знаешь, что будет дальше. Что будет с её душой там, в том, что многие предпочитают называть загробным миром?

Тогда в нем не было страха, но сейчас...

Два белых кольца в глазах монаха резко расширились, сделав белые линии настолько тонким, что их практически не было. Стижиана затрясло, по-настоящему затрясло. Млинес никогда бы не могла подумать, что этот человек, начавший видать самые ужасные виды в том возрасте, когда ещё даже на девочек не начинают засматриваться, может за кого-то так волноваться.

Это было не просто волнение, это был страх, но не за свою жизнь, и не за свою душу, а за душу того, ради кого Стижиан был готов пойти на многое. А возможно, и на всё.

За свою душу монах так не боялся.

Через минуту, когда Млинес показалось, что первая волна, походящая на волну отрицания, спала, она предприняла ещё одну попытку дотронуться до него. Монах не отпрянул: его глаза впились в лицо медиума так сильно, словно бы это по её вине Амит... находился в коме.

- Знаю этот взгляд. - Она опустила руку и ухмыльнулась. - Тебе понадобится время, чтобы смириться с этим, Во-Сен Ветру. Я похоронила стольких друзей, что даже не могу дать тебе совет как проще пережить утрату. Слишком уж привычно это стало.

Млинес снова опустила руку на лоб Амита и прикрыла глаза, став словно бы перепроверять его состояние и правильность своих заключений и высказываний.

- Позволь спросить... Стижиан, ты же не боишься огня, не так ли?

Монах в ответ промолчал.

- Не боишься, значит. Хотя, что я спрашиваю. Наверное, искренности захотелось.

И снова, уже ненавистная Стижианом, ухмылка мелькнула на лице мастера.

- Твой изумрудный феникс, если мне не изменяет память, может выдерживать температуры много выше простого инквизиторского огня. - Вторую руку она опустила на рану Амита. - Мне интересно, как это им удалось тебя сжечь?

- Почему все так любят расспрашивать меня об этом событии? - Тот сполз по стенке и очутился на полу. - Не самые теплые воспоминания...

- Стижиан...

- Оставьте меня в покое, слышите? Я не хочу отвечать ни на какие вопросы. Оставьте меня.

- Я жду ответа. - Млинес по-прежнему пыталась услышать что-то в теле медиума, на которого Стижиан старался не смотреть.

- Там были негаторы, мастер, а точнее - два. Но неимоверно мощные. От первого из них, я помню, чуть сознание не потерял. - Он безразлично уставила на какую-то точку на чистом белом потолке, и процедил эти слова сквозь зубы.

- Негаторы, да? Я не представляю, сколь могущественен должен быть негатор, чтобы заглушить твой-то сосуд... - Мастер убрала руки от тела Амита, убедившись, что самого Амита там нет. - И позволь спросить последнее, Во-Сен. Знаешь ли ты, что это за пятна у тебя на левой руке?

Стижиан зло посмотрел на неё, как бы спрашивая: "ты что, до самоубийства меня довести хочешь?".

Рука болела. Вернее, не сама рука, а пятна, оставшиеся на ней после Грана. Монах пытался их отмыть, отскрести, вылечить, но все тщетно. Эта краснота проедала поверхность кожи, на которой оказалась, и жгла подобно концентрированной кислоте, почему-то несмывающейся. Этот вечный зуд и неугасаемая боль, заставляющие порой разбивать руки о землю, только бы как-то заглушить её, не сходили с того самого дня, как Стижиан встретил то, что осталось от старших детей дома Лоури.

- Эта метка никогда не сойдет. - Сказала Млинес. - Ведь ты пролил кровь, оборвал чью то жизнь, Ветру. Эта боль - плата, за нарушение данной тобой клятвы, скрепленной магическими узами. И она никогда не угаснет.

Боль сейчас волновала Стижиана в последнюю очередь, ведь эта боль - его, и она заслуженна. А чем Амит заслужил произошедшее с ним?

- Люди умирают, Стижиан, это естественно. А Амит - такой же человек, как и все остальные. Да, он монах, его тело сильнее, и его сосуд был связан с великим и сильным духом, но...

- Я не хочу слушать это.

Млинес осеклась и ещё раз, словно бы заново, взглянула на одного из своих учеников. Сейчас, в нём не осталось и следа того сильнейшего в истории монаха, который рассматривал все в мире жизни как равноценные. Перед ней был обыкновенный мужчина, до смерти перепуганный и готовый в любой момент сорваться и начать резать себе руки.