Это был как бы «малый фронт», на котором самоотверженно действовала грозная армия под началом Станислава Васильевича Вершинина. В состав армии входили врачи, зоологи, химики, интенданты, даже строители. Левый берег Дона стал своеобразным плацдармом. Здесь проводились газовые атаки на полевых мышей. В землянках и блиндажах, в окопах и траншеях первой линии против мышей применялись ядовитые приманки. Ремонтировались, очищались и хлорировались колодцы, а на продскладах и пунктах питания устанавливались герметически закрывающиеся ящики и лари, обитые жестью. Специальные команды тщательно очищали территорию, сжигали ненужный хлам и мусор. Сжигали также подстилочную солому и неубранный хлеб. Тучи дыма медленно поднимались к небу. Трудно было определить, день стоит или уже сумерки спустились на землю… Не зря в гитлеровских штабах заволновались: какую акцию затевают русские под прикрытием непроницаемой дымовой завесы?

Профессора Вершинина срочно вызвали в Москву. Это явилось для него неожиданностью. В чем дело? Самый разгар упорных боев на «малом фронте»!.. Разве мог он покинуть сейчас свою небольшую и с такой тщательностью подготовленную армию? Но вызов не подлежал обсуждению.

Возложив руководство на безотказного, неутомимого Игоря Лаврова, Станислав Васильевич в тот же день вылетел в Центр.

К удивлению Вершинина, самолет приземлился не в Шереметьеве, как обычно, а на незнакомом ему небольшом летном поле, где-то на дальних подступах к столице. Встретивший его человек, с легкой сединой на висках, был в штатском, что еще более удивило профессора. Вершинин в нерешительности остановился, поставив у ног чемоданчик.

Только в кабинете у генерала, грудь которого была украшена почетным знаком чекиста, вызов разъяснился.

— Понимаю ваше недоумение, профессор, — сказал генерал. — Но… еще чуточку терпения! — И улыбнулся словно старому знакомому. — Не хотите ли чайку?

— Не до чайку! — хмуро бросил Вершинин, сердито шевеля бровями. — Меня вызывало мое Управление… Откуда вам известно мое имя?

— Такая уж наша служба, — с той же располагающей улыбкой ответил генерал. — Теперь посмотрите, Станислав Васильевич, внимательно. — Достав из ящика стола простую канцелярскую папку, генерал протянул Вершинину фотографию. — Вам знакома эта личность?

Все еще хмурясь и сердясь, что его заставляют разгадывать какие-то шарады, Вершинин повертел фотографию.

— Не знаю. Судя по регалиям, какая-то важная фашистская шишка…

Генерал утвердительно кивнул.

— И все же постарайтесь припомнить. Он действительно шишка, причем колючая. В некотором роде ваш коллега…

— Коллега? — Вершинин озадаченно поглядел на генерала. — В каком смысле? — Он снова повертел в руках фотографию. И вдруг — словно внезапное озарение! Вглядываясь в фотографию, Вершинин вспомнил: Женева… Недвижная светлая гладь озера, и воздух будто вливается в легкие приятным бальзамом… Да, да! Когда же это было?.. Но он почти не похож на карточке: не был таким худощавым. — Блюменталь? — спросил Вершинин, кладя фотографию на стол.

Генерал утвердительно наклонил голову и с какой-то даже веселостью ответил:

— Жив, жив еще курилка на нашу голову!

— Не понимаю, простите… — Вершинин потеребил бородку. — Мы с ним познакомились на симпозиуме по микробиологии. Блюменталь произвел на меня хорошее впечатление, он талантлив, в нем чувствовалась энергия мысли, пытливость исследователя. Но… какая связь?

Вместо ответа генерал опустил руку на рычажок селектора и попросил:

— Пригласите Туманова!

Когда через минуту в кабинет вошел военврач третьего ранга, генерал медленно поднялся из-за стола:

— Позвольте представить: Ганс Штаркер, ассистент профессора Блюменталя.

Вершинин с недоумением рассматривал вошедшего: приглашали какого-то Туманова, а явился Штаркер… Чертовщина какая-то!

Станислав Васильевич ощутил даже некоторую неловкость: этот красивый молодой военврач рассматривал его с какой-то жадностью.

Генерал указал Штаркеру на кресло и, подойдя к сейфу, достал маленький цилиндр.

— Эта штучка, несомненно, заинтересует вас…

Вершинин осторожно повертел в руках цилиндр, отвинтил крышку, извлек ампулу и посмотрел на свет. Ампула была заполнена мутноватой жидкостью.

— Что здесь?

— Вот уж это — по вашей части, Станислав Васильевич. Для того вас и вызвали, — сказал генерал и попросил Штаркера:

— Поясните!

— Господин профессор… Это чумной микроб штамма РС, выращенный в лаборатории Блюменталя…

За окнами, плотно прикрытыми шторами, лежала беспокойная ночь, когда Ганс Штаркер закончил свою историю.

— Вы русский? — спросил Вершинин.

Штаркер чуть заметно улыбнулся. В кабинете теперь они были одни, генерала куда-то вызвали.

— Немец. Но родился в России…

— Значит, Блюменталь вместе с вами неоднократно проводил пассирование микроба штамма РС? — задумчиво проговорил Вершинин. — И вирулентность повысилась в десятки миллионов раз для морских свинок и белых мышей? Колоссально!

— У Блюменталя появился сейчас другой помощник — профессор Гейман. Опасный человек!

— Гейман? О таком не слышал… Но полагаю, что Блюменталь не станет держать при себе дураков…

Штаркер улыбнулся:

— Гейман — крупный специалист…

В кабинет вошел генерал:

— Вас ждет машина, профессор… А мы ждем результатов экспертизы…

Вершинин кивнул.

— А с вами, — обратился генерал к Штаркеру, — мы продолжим беседу…

Первая радиограмма

Прежде всего Вершинин дал своим сотрудникам новое и весьма секретное задание — установить вирулентность штамма РС, доставленного бывшим сотрудником Блюменталя. Не забыл Вершинин и отправить на место эпизоотической вспышки противотуляремийную вакцину Эльберта-Гайского — надежное средство, давшее при испытаниях в Сибири и Казахстане поразительные результаты: никто из подвергнутых вакцинации ни разу не заболел…

В это же время Ганс Штаркер, тщательно проинструктированный в Управлении контрразведки, получил задание проинформировать своего далекого шефа об этой чудо-вакцине. Нужно было как можно быстрее вызвать замешательство среди фашистских бактериологов. Ведь Блюменталь и его присные ни на минуту не сомневались в близком и окончательном торжестве своей страшной идеи… Получив же от осведомителя весть о готовности советских медицинских сил отразить бактериологическую атаку, рейхсарцтефюрер, несомненно, постарается убедить Геринга в преждевременности такой атаки…

Последние указания генерала контрразведки Вершинин и Штаркер получили в день отлета.

— Игра началась, — напутствовал их генерал. — Помните, Ганса Штаркера среди нас нет. Есть военврач третьего ранга Сергей Иванович Туманов. Это имя дали ему в гитлеровском абвере, оно и останется за ним до конца игры… О том, что военврач Туманов будет передавать время от времени кодированные радиограммы через линию фронта, будут знать лишь профессор Вершинин и солдат-санитар, специальный человек из нашего ведомства. Причем обставлять передачи в эфир следует таким образом, чтобы никто из наших людей не подозревал о них… Не исключена возможность, что агенты абвера могут тайно проконтролировать действия своего осведомителя. Надо действовать так, чтобы у них не возникло подозрения, что мы диктуем ему передачи. Порядок информации ясен? Отлично! Желаю успеха!

Как требовали правила игры, Штаркер ни на шаг не отходил от Вершинина, чувствуя себя на седьмом небе: ведь совершенно неожиданно осуществилась его давняя мечта! Он встретился, он работает с одним из самых выдающихся деятелей советской науки! Да и сам Станислав Васильевич все более проникался симпатией к молодому антифашисту. «Вот в чьих руках будущее подлинно народной Германии!» — думалось ему не раз.

Игорь Лавров буквально валился с ног от усталости, но терпеливо ожидал возвращения Вершинина. И очень обрадовался, увидев его. Появление нового врача-бактериолога было тоже как нельзя кстати, и Лавров обменялся сердечным рукопожатием с Сергеем Тумановым.