Ребята изумленно переглянулись: они понятия не имели, чем сегодняшний день отличается от всех предыдущих.

— Старейшему учителю нашей школы, — все так же торжественно продолжала Евгения Ивановна, — Марку Самсоновичу Лисовскому присвоено высокое звание заслуженного учителя республики. Сегодня в 4 часа Марк Самсонович ожидает у себя дома корреспондента из газеты, который будет писать о нем очерк. Естественно, это будет очерк не только о нем, но и обо всей нашей школе. Педагогический совет решил выделить группу учеников… Красиков, пересядь, пожалуйста, на первую парту…

— Я больше не буду, — заученно сказал Юра.

— Выделить группу наиболее достойных, — как ни в чем не бывало, продолжала Евгения Ивановна, — лучших учеников Марка Самсоновича, которые примут участие в этой встрече. Мы долго думали, кому из вас оказать это высокое доверие. И решили…

Евгения Ивановна сделала эффектную паузу, после которой стала торжественно оглашать фамилии избранных:

— В беседе с представителем печати примут участие ученики 6-го «В» класса: Саша Парфенов…

Сашуня встал. И он сам и все ученики 6-го «В» класса ни на секунду не сомневались, что уж кто-кто, но он-то безусловно окажется в числе избранников.

— Лена П ы л ь н и к о в а…

Встала за своей партой благонравная Лена Пыльникова. Она тоже ничуть не была удивлена тем, что именно на нее пал высокий жребий.

Другая такая же благонравная девочка, наперед зная, что сейчас будет названа ее фамилия, старательно изобразила на своем лице приличествующие случаю равнодушие и безропотную готовность служить обществу. Но ее ожидало жестокое разочарование.

— И Юра Красиков! — неожиданно для всех закончила перечень избранников Евгения Ивановна.

Юра испуганно вскочил. На лице его отразилась растерянность, смешанная с подозрением: а нет ли во всем этом какого-то подвоха?

Класс принял известие о включении Красикова в число достойнейших как величайшую сенсацию века. На него оборачивались, корчили ему комические рожи. Он тоже не оставался в долгу.

— Вам троим, — уже непосредственно к избранникам обратилась Евгения Ивановна, — выпала великая честь представлять всю школу! Я уверена, что каждый из вас, — она пристально посмотрела на Юру; он мгновенно перестал комиковать и застыл под ледяным взглядом, — будет достоин доверия, которое мы ему оказали…

«Верните мне моего Леню!..»

Марк Самсонович Лисовский был один из тех, о ком говорят: «Широко известен в узких кругах». На протяжении вот уже двух десятков лет его имя мелькало то в «Учительской газете», то в журнале «Литература в школе», то в журнале «Семья и школа», а порою даже в журнале «Дошкольное воспитание».

Статьи и заметки, сочиненные Марком Самсоновичем, подписаны были всегда скромно: «М. Лисовский, учитель». В статьях и заметках, в которых речь шла о Марке Самсоновиче (а таких тоже было немало), имя его поминалось обычно так: «Известный московский учитель М. Лисовский…» или так: «Как сообщил в беседе с нами педагог-энтузиаст М. Лисовский…»

Марк Самсонович и в самом деле был педагог-энтузиаст. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в его квартиру, что мы с вами как раз и собираемся сделать, тем более, что трое «достойнейших» — Сашуня Парфенов, Лена Пыльникова и Юра Красиков, — поднявшись по лестнице старого московского дома, уже остановились перед дверью этой квартиры и тихо переругиваются, поощряя друг друга нажать кнопку звонка.

Марк Самсонович — худенький человек с восторженными глазами и пышной седой шевелюрой — открыл им дверь и сделал широкий приглашающий жест:

— Милости прошу!

Друзья прошли узкий коридор, который казался еще уже, чем он был на самом деле, так как по обеим его сторонам до самого потолка громоздились полки, на которых вместо книг стояли и лежали стопками в неимоверном количестве пожелтевшие от времени, исписанные школьные тетради.

Пройдя коридор, Сашуня, Лена и Юра очутились в довольно просторной, светлой комнате, которая тоже казалась гораздо более тесной, чем в действительности, из-за поистине невиданного количества разместившихся в ней книг.

Вдоль каждой стены до самого потолка, как и в коридоре, громоздились книжные полки из простых, некрашеных сосновых досок. На этих полках стояли уже не тетради, а самые настоящие книги. Огромные, толстенные и совсем тоненькие, почти брошюрки… Они стояли не по росту, в кажущемся беспорядке. Ни одна из них не была похожа на другую. Впрочем, была у всех этих книг при всем их несходстве одна общая черта: все они были без переплетов, в ветхих бумажных обложках. И почти из каждой торчали какие-то закладки. Чувствовалось, что каждую из этих книг хозяин любовно знает «в лицо», помнит мельчайшие складочки и щербинки на ее обложке, все пометки и подчеркивания на каждой ее странице.

У единственного кусочка стены, свободного от книжных полок, стояла кушетка, на которой тоже в беспорядке были разбросаны груды ветхих, старых книг. У окна разместился старинный, потускневшего красного дерева, очень дряхлый письменный стол. На нем среди множества книг и тетрадей дремал облезлый, худой кот.

Кот слегка шевельнул левым ухом, приоткрыл разбойничьи чингисханьи глаза, оглядел вошедших презрительно и опять погрузился в дремоту.

— Корреспондент явится с минуты на минуту, — суетился Марк Самсонович. — Но я надеюсь, мы с вами успеем привести все это в более или менее божеский вид…

— Успеем! — уверенно сказал Юра.

— Только вот как быть с Леней? — задумчиво спросил Марк Самсонович. И, поколебавшись немного, фальшивым заискивающим голосом позвал: — Танюра! Будь добра! Прогони Леню… Или возьми его к себе!..

Вошла худенькая девочка лет четырнадцати, холодно кивнула, взяла на руки кота и унесла.

— Марк Самсоныч, — заинтересованно спросила Лена Пыльникова. — А почему вы сами не могли его прогнать?

— А зачем мне портить с ним отношения? — резонно возразил на это Марк Самсонович. И, услышав звонок, тотчас сорвался с места. — Корреспондент!

— Ну вот! Дождались! Корреспондент уже идет, а здесь такое творится. Прямо стыдно даже! — сказала Лена. — Давайте хоть немного приберем…

— Засохни! — величественно оборвал ее Юра. — Сейчас будет полный порядок.

Лена брезгливо провела пальцем по некрашеным сосновым полкам, по старому, разваливающемуся письменному столу, по кушетке, по потертому кожаному вольтеровскому креслу. Скользнула взглядом по ветхим, жалким, растрепанным книгам.

— Я прямо удивляюсь, — сказала она. — Заслуженный учитель республики, и такая мебель! Неужели Марк Самсоныч Не в состоянии приобрести какой-нибудь приличный гарнитур? И книги все такие грязные, обтрепанные… Прямо неудобно перед корреспондентом!

— Я сказал: засохни! — снова оборвал ее Юра.

Он беззвучно пошевелил губами, глядя поочередно то на стол, то на кушетку, то на полки с книгами. И под его взглядом комната преобразилась.

Вместо дряхлого старинного письменного стола появился новенький, полированный, в стиле «модерн», с портретом Бриж-жит Бардо под стеклом; вместо некрашеных сосновых полок — роскошные застекленные стеллажи из полированного ореха; вместо старых, растрепанных книг — ровные, аккуратные тома подписных изданий (Большая Советская Энциклопедия, полное собрание сочинений Вальтера Скотта, Библиотека приключений, Библиотека научной фантастики); вместо старого вольтеровского кресла — два изящных современных креслица на тонких металлических ножках и журнальный столик, на котором раскрыт журнал «Огонек»; вместо старой кушетки — современная тахта, покрытая пледом, телевизор на ножках, плоский, с огромным экраном.

Лена Пыльникова застыла, раскрыв рот, потрясенная всем этим великолепием.

— Ой! Юрик! Это все гипноз? Да? Гипноз?

— Ясно, гипноз! — сказал молчавший до сей поры Сашуня.

— Ха-ха! Как же! Гипноз! — саркастически ответил Юра. — Можете проверить, все настоящее!