Мортимер Браун с отвращением взглянул на шедшего рядом верзилу. С тех пор как они покинули Кент, он только и слышал, что жалобы. Его, однако, предупреждали об этом.

— Вам не пришлось бы идти пешком, если бы вы взяли с собой другую лошадь, как я и предлагал.

— Ты слышишь, Цезарь, как тебя оскорбляют? — обратился Девлин к коню.

Мортимер мрачно взглянул на жеребца, которого вел под уздцы Девлин, — ему показалось, что тот всхрапнул в знак согласия, но решил все же придерживаться голых фактов.

— Путешествовать ночью, как мы делали до сих пор, — это одно, мистер Джеффриз. Ночью нас никто не видит. А вот ехать на такой отличной лошади днем такому мужлану, как вы, — это значит привлекать к себе ненужное внимание и вызывать ненужные вопросы. Вы же здесь не для того, чтобы привлекать внимание, а для того, чтобы исчезнуть.

— Вы хотите, наверное, извести меня до смерти, — ответил Девлин. — Но разве вы не видите — деревни еще даже не видно, а на дороге ни души.

— Не было ни души, но теперь она появилась. Или вы слепы так же, как и глупы.

Девлин не обратил внимания на экипаж, который появился на подъеме, но бросил на Мортимера один из своих устрашающих взглядов. Подобный взгляд, исходящий от крепкого мужчины ростом шесть футов три дюйма, мог напугать кого угодно, но не Мортимера. Именно поэтому его и избрали в сопровождающие этому молодому человеку. Кроме того, приказ он получил от человека, которому Девлин никак не станет возражать. Поэтому Мортимер чувствовал себя спокойно. По крайней мере, пока.

— Нам объяснили, что владения сквайра где-то совсем близко отсюда, — объяснил Мортимер. — Когда мы доберемся до места, вы оседлаете этого великолепного жеребца. До той же поры запомните хорошенько, вы не более, чем конюх.

— Производитель, мистер Браун, — оборвал его Девлин. — Кроме того, тренер этих прекрасных лошадей.

— Но вы же ничего не смыслите в том, как надо спаривать лошадей.

— Именно поэтому вы и едете со мной, чтобы я не опростоволосился.

— Не поэтому…

— Именно поэтому я согласился на ваше малоприятное общество. Если уж мне придется жить в конюшне, то главным там буду я, иначе вся наша идея провалится.

Мортимер открыл рот, чтобы спорить, но понял, что сейчас спорить не имеет смысла. Он кивнул, потом повторил:

— Экипаж приближается, натяните шляпу на глаза — в экипаже наверняка кто-то из местных…

— Браун, пожалуйста, бросьте болтать глупости. Мы здесь на краю света. Если кто-то из этих сельских простаков узнает меня, я съем эти отвратительные ботинки, которые вы заставили меня надеть.

— Может быть, вы хотя бы немного пригнетесь?

— Нет! — И это «нет» было окончательным. — Я иду пешком. Пешком! Бог тому свидетель. На мне куртка, проеденная молью, сбитые башмаки, которые впору раздавать нищим на паперти. Я вспотел, мистер Браун. Вспотел! Никаких иных уступок я делать не намерен. Ни одной.

— Вспотел в белой батистовой сорочке, — едва слышно пробормотал Мортимер. — Это уже говорит о благородстве происхождения…

— Что вы говорите?

— Ничего, мистер Джеффриз, абсолютно ничего. Но уж если мы провалим свое предприятие, то будем знать, по чьей именно вине это случится.

— Да, мы будем знать.

Ответ звучал весьма малоутешительно.

По дороге из Тидэйла люди частенько ездили верхом, а иногда и вели лошадей под уздцы. Необычными на этот раз были сами лошади.

Меган заметила лошадей гораздо раньше, чем Тайлер. Но вот молодой человек воскликнул:

— Боже мой, ты когда-нибудь видела таких чистопородных жеребцов?

Тифани и Меган обменялись улыбками. Если бы Тайлер не был так изумлен, слово «жеребец» не соскользнуло бы с его языка в присутствии леди. Но кони были совсем рядом, и их очертания, элегантные и благородные, говорили сами за себя. Никто из троих никогда не видел такого великолепного животного.

Меган, тоже любившая лошадей, была поражена еще больше, чем Тайлер. До сих пор она считала, что у нее самая красивая лошадь в приходе, а следовательно, и во всем Девоншире. Но не сэру Эмброзу было тягаться с этими чистокровными жеребцами! Они были слишком уж красивы! Девушка представила их на скаку… Несправедливо, что леди неприлично ездить верхом на жеребцах. Одного из этих Меган бы с удовольствием купила для себя. Она уже начала размышлять, как бы уговорить отца купить ей именно этого жеребца. Он всегда покупал ей то, что она хотела, не споря. Но Меган отказалась от затеи, сразу поняв, что владелец не расстанется с таким красавцем ни за какие деньги. Сама она ни за что на свете не рассталась бы.

Меган даже не поняла, что Тайлер остановил экипаж, а конь стоял прямо перед ней, и она могла в полной мере восхититься его красотой. Девушка даже приподнялась, но услышала шепот и тихий смех Тифани:

— Не забывайся!

Да, конечно, леди не могла позволить себе просто так подойти к лошади и начать ее рассматривать. Вероятно, этого не стоило делать и с разрешения владельца. Меган все же решила попросить разрешения у владельца и повернулась к нему — в тот же момент она забыла о коне.

Перед ней стоял потный и грязный мужлан, но Меган сразу поняла, что это самый красивый мужчина, которого она когда-либо видела. Не заботясь о том впечатлении, которое она произведет, Меган смотрела на мужчину тем же взглядом, которым только что смотрела на жеребца. Парень был высок, широк в плечах, отлично сложен, к тому же чисто выбрит, и черты его высокомерного загорелого лица были хорошо видны. Ей показалась красивой и рука, которая поднялась, чтобы сдвинуть шляпу, и лежавшие в беспорядке, черные, как смола, волосы. Девушка встретила взгляд голубых глаз и вдруг поняла, что они смотрели прямо на нее.

Взгляд был как удар — и Меган сразу же осознала, что ведет себя не совсем прилично. Девушка поспешила опустить глаза и была рада, что под широкими полями шляпы никто из окружающих не заметил ее унижения. Так уставиться на мужчину! Меган даже не верила, что это именно она так себя вела всего мгновение назад. Единственное, что ее оправдывало — она сначала восхищалась жеребцом, потом перевела взгляд и увидела мужчину, от одного вида которого у нее перехватило дыхание. Ей, однако, не было никакого прощения за то, что она так уставилась на совершенно незнакомого человека. Девушка и на знакомых мужчин так не смотрела, как на этого незнакомца.

Присмотревшись внимательнее, девушка заметила, что парень был плохо одет, манеры его были медлительны, на шее даже не было платка, а без шейного платка ни один джентльмен не выйдет из дома. Он явно не принадлежал к благородному сословию — и слава Богу! А раз так, ее невообразимое поведение не станет известным в кругу знакомых. Может быть, лишь в нескольких тавернах обсудят ее — да и забудут. Да разве она могла бы хоть на минуту представить себя наедине с этим мужланом? Боже, что это на нее нашло?

К счастью, Тифани ничего не заметила, и Тайлер тоже. Молодой человек как раз задал вопрос о породистости жеребца и внимательно слушал ответ. Меган плохо представляла, о чем именно еще шел разговор, ей хотелось побыстрее уехать. Она никогда в жизни больше не хотела видеть этого парня. Ведь он-то знал о ее недостойном поведении!

— …как будто у меня хватит смелости быть его владельцем! — Низкий голос звучал достаточно грубо.

— Кто же тогда владелец коня? — настойчиво спросил Тайлер.

— Счастливый владелец Пенуорзи.

Меган повернула голову, но вновь так была поражена красотой мужчины, что, к своему ужасу, забыла о странном заявлении. Она была вся поглощена взглядом голубых глаз.

Секунд через пять девушка сказала;

— Не может быть, мой отец обязательно сообщил бы мне.

— А кто ваш отец, что он вам сообщил бы об этом?

— Сквайр Пенуорзи, конечно.

Теперь ее собеседник замолчал, потом поджал нижнюю губу.

— А, вот в чем дело. Но я не знал, что решение о создании фермы по разведению чистокровных лошадей каким-то образом должно вас касаться.

Решения отца на самом деле мало ее касались. Но здесь дело шло о лошадях, а отец знал, что это слабая струнка Меган. И что, конечно, она проявит самый острый интерес к приобретению чистопородных жеребцов. Он бы обязательно ей сказал, может быть, в деликатной форме. Конечно, отец употребил бы иные слова. Мужлану же, стоящему напротив, доставляло удовольствие произносить слово «жеребец». Даже Тайлер почувствовал себя неуютно, услышав это запрещенное слово, забыв, правда, что он сам только что употребил его.