"Е. Ярославский подверг резкой критике коммунистов, не желавших порвать с религиозными предрассудками". Ленин переслал эту статью в редакцию "Правды" с такой резолюцией: "Печатать обязательно. А таких коммунистов гнать из партии"[42].

Предстояло решить вторую, более сложную часть тактической задачи. Слишком много было дано обещаний. Невозможно было отказаться от либеральной фразеологии сразу.

Диалог с самим собой.

Действующие лица:

1. Дама с грубым голосом

2. Пеночкин

Путь к эшафоту, как розами, усеян фразами, декларациями и лозунгами.

1902 год: "Неограниченная свобода совести"[43].

1903 год: "Каждый должен иметь право не только держаться какой угодно веры, но и распространять любую веру"[44].

1918 год: "Каждый гражданин может исповедовать какую угодно религию"[45].

1918 год: "Свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за каждым"[46].

Мягко стелит Ленин. Каково‑то будет спать!

Дама

— Мы должны бороться с религиозным дурманом идейным и только идейным оружием: нашей прессой, нашим словом[47]. Пеночкин

Дама

— Борьбу с религией нельзя ограничивать абстрактно–идеологической проповедью[48].

— Ни в коем случае нельзя допускать оскорбления религиозных чувств, закрепляющего фанатизм[49].

Пеночкин

— Нужно верующих пробудить от религиозного сна, встряхнуть с самых различных сторон, самыми различными способами и тому подобное.[50]

Дама

— Внося остроту в религиозную борьбу, мы можем озлобить массы[51].

Пеночкин

— Массы сумеют, когда придет время, претворить открытый боевой клич социалистов в революционное действие[52].

Эти "Беатриче" с "Вергилием" проведут нас через шестидесятилетие. Тени сгущаются.

Первое в мире пролетарское государство еще не имело опыта. Приходилось идти на ощупь. Колеблющееся пламя свечи вырывало лишь пятнышко света. Горизонты застилал мрак. Если религия — только опиум, следовало оторвать духовенство от дармового пирога и доказать трудовым перевоспитанием, что "бытие" определяет "сознание". "Неисправимых" уничтожить. Эксперимент оправдался наполовину, показав, что без "бытия" нет "сознания". Впрочем, это было известно "apriori". "Неисправимых" оказалось слишком много.

Патриарх Московский и всея Руси Тихон (Белавин)

"Тяжкое время переживает ныне Святая Православная Церковь Христова в Русской земле… Ежедневно доходят до нас известия об ужасных и зверских избиениях ни в чем неповинных и даже на одре болезни лежащих людей. И все то совершается не только под покровом ночной темноты, но и въявь, при дневном свете с… беспощадной жестокостью, без всякого суда и с попранием всякого права и законности, совершается в наши дни почти во всех городах и весях нашей Отчизны: и в столицах, и на отдельных окраинах… Гонение жесточайшее воздвигнуто на Церковь Христову. Святые храмы подвергаются или разрушению через расстрел из смертоносных орудий, или ограблению и кощунственному оскорблению… Власть, обещавшая водворить на Руси право и правду, проявляет повсюду только самое разнузданное своеволие и сплошное насилие над всеми и в частности над святой Церковью православной"[53].

Сквозь ад расстрелов, тюрем, лагерей русское духовенство прошло "в духе и силе" первомучеников. Воины Христовы мужественно умирали за свою веру. "Кровь обильным потоком льется по всему обширному пространству Русской земли. Много уже архипастырей, пастырей и просто клириков сделались жертвами кровавой политической борьбы"[54].

Немногие исповедники пережили эту эпоху и догорают в уголках родной земли редкими огоньками. Цвет русской духовной культуры был вырублен под корень. Подчеркнем: открытое физическое насилие совершалось, несмотря на заявления святейших патриархов Тихона и Сергия о лояльности Церкви к государству. Довоенные гонения привели к полному закрытию церквей. В 1940 году на всю Сибирь осталась церковь в Иркутске. На всю Среднюю Азию — церковь на ташкентском кладбище. Безбожники уже потирали руки. Грянула война. Отворились храмы. Хлынул православный народ, показав, что довоенное свертывание религиозной жизни было искусственным процессом.

После войны взялись за православный народ. Исходили из предположения: народ перестанет ходить в церковь — остатки духовенства переквалифицируются. Методом давления избрали административное и моральное насилие.

Физическое уничтожение заменила "чистка". Каждому верующему нетрудно вспомнить, как его преследовали за религиозные убеждения еще в школе. Вызывали к директору, разбирали на собраниях, устраивали публичный "диспут", на котором ученику приходилось отстаивать свои убеждения перед коллективом преподавателей.

Наконец, исключали за религиозные убеждения из школы. В 1954 году мне предложили уйти из средней школы "по собственному желанию" за то, что читал и пел в церкви. Директор считал, что эти факты мешают атеистической работе в школе. Пришлось уйти. Взрослым было еще тяжелее. Исключали из высших учебных заведений. Приходилось скрывать свои убеждения на работе из страха перед унизительной процедурой "перевоспитания".

Собирали собрание. Сообщали присутствующим, что N ходит в церковь, имеет дома иконы.

По знаку парторга, комсорга прогрессивная общественность выражала негодование, порицание. Принимали меры: переубеждали, обязывали ходить на индивидуальные беседы, неисправимых увольняли. И не смущаясь, цитировали Конституцию о свободе совести в СССР. Совесть советского администратора должна быть свободна от моральной ограниченности. Не стоит загромождать повествование примерами. Все это слишком свежо в нашей памяти.

Впрочем, приведу пример из личной жизни. В 1959 году в селе Гайворон Черниговской области семинарист зарегистрировал свой брак с сельской девушкой Верой. Венчаться решили в ее родном селе. 13 июля 1959 года невеста, жених, его мать и три товарища приехали в Гайворон. Было около семи часов утра. Село пробуждалось. Путешественники весело плескались у колодца, смывая дорожную пыль. В калитку постучал "выконавец" (укр. посыльный).

— Вам повестка. Всем прибывшим срочно явиться в сельсовет. Распишитесь.

"Всякая душа да будет покорна высшим властям" (Рим 13:1). Собрались и пошли в сельсовет. Председатель всех пригласил в свой кабинет. Беседа не клеилась.

— С какой целью приехали?

— Здесь живут родители моей невесты. Мы у Вас зарегистрировали брак и приехали повенчаться.

— У нас здесь много лет никто не венчался. Это событие бросит тень на постановку научно–атеистической работы в нашем селе. Вы бы ехали в другое место.