Быть может, Алим мог подслушать его мысли. Но, быть может, прочел по лицу своего «освободителя» как в открытой книге.
— Не стоит, друг мой… Не стоит так сильно беспокоиться о друге твоего отца. Ему ничто не грозит.
— Увы, Алим, боюсь, что грозит. Но не удар ножом от полночного вора, а удар словом в самое сердце.
Дорога из желтого камня оказалась неожиданно короткой. Возможно, расстояние в заповедной стране Мероэ измерялось как-то иначе, а возможно, гостеприимные хозяева дарили желанным гостям неисчерпаемые силы… Однако весьма скоро Мераб уже входил в прохладную тень «обители знаний». Высокие колонны в два ряда скрывали своими стройными телами внутренний дворик. В глубине его увидел юноша еще одни двери, распахнутые настежь, за ними — еще одни…
— Так выглядит коридор, который можно выстроить из зеркал…
— Мудрый юноша… — Голос, оказывается, был вовсе не бестелесным: прямо рядом с Мерабом из воздуха вышел (не появился, а именно вышел, как люди выходят из дверей) почтенный человек. Седые его волосы были зачесаны назад, лицо, лишенное усов и бороды, было изрезано морщинами.
— Почтеннейший… — Юноша низко поклонился этому человеку.
— Здравствуй, Мераб, сын визиря. И тебя, бестелесный маг, я рад видеть в нашей прекрасной стране. — Незнакомец поклонился в ответ, с трудом выпрямился и пробормотал: — Нет, сие обличье не подходит. Оно, конечно, вызывает доверие, но годы начинают приносить ощутимые неудобства…
Человек еще говорил, но облик его уже менялся: теперь перед Мерабом стоял воин, чем-то неуловимо похожий на Максимуса. Морщины стали менее глубокими, руки выдавали многолетнее знакомство с тяжелым мечом, а шрам, появившийся вдоль шеи, — знакомство с чьим-то оружием, причем, знакомство не из приятных.
Перемена облика, было видно, не составила никакого труда для говорившего. Мераб почувствовал некоторое отвращение.
— Не стоит, юный наш гость, быть столь впечатлительным. Ты успеешь еще многое увидеть и многому научиться.
— И такому превращению? — совсем по-детски спросил Мераб.
— Быть может, не только ему. Всем, кто с удовольствием принимает наше гостеприимство, распахнуты сундуки знаний и ларцы умений… Все, что знаем и умеем мы, может изучить и любой из наших гостей, достаточно для этого одного его желания.
— Так просто?
— Нет, юноша, это вовсе не так просто. Однако чистая правда: достаточно лишь пожелать…
— Но значит ли это, достойный хозяин, так и не назвавший своего имени, — проговорил Алим, — что я могу научиться быть видимым? Обрести не только голову, но и тело?
Хозяин, и в самом деле никак не назвавшийся, в ответ лишь улыбнулся:
— Для тебя, невидимый маг, все еще проще. Тебе достаточно лишь пожелать…
— Пожелать? — переспросил Алим. — И что? В воздухе появится говорящая голова, не приставленная ни к какому телу, парящая, словно крошечная птичка из далекой страны?
— Нет, сначала тебе придется отрастить тело… Пожелать отрастить тело… А уж потом, когда ты почувствуешь, как двигаются твои невидимые руки, как дышит грудь, когда услышишь, как стучит сердце, тебе нужно будет научиться выходить в мир примерно так же, как вышел только что я. Ибо невидимость, согласись, преотличная штука.
Незримый Алим отчетливо хмыкнул.
— Да, неизвестный хозяин, ты прав. Невидимость весьма и весьма удобна…
— Так, быть может, ты сначала прикинешь, взвесишь, стоит ли тебе появляться в видимом обличье? Или лучше оставить все как есть: невидимым духом носиться над сушей и водами, не зная никаких препятствий?
Алим молчал, слова хозяина заставляли задуматься. Молчал и Мераб, ибо вопросов было не просто много, а… Собственно, в голове теснились одни только вопросы. Ответов же не было.
— Ну что ж, гости нашей страны… Вижу, что вы еще не готовы к беседе, не готовы к принятию решений. А потому вам предоставляется возможность отдохнуть. Утром мы вернемся к этому разговору.
— Прости, уважаемый, что перебиваю тебя. — Наконец Мераб понял, какой вопрос следует задать первым и с какой первой просьбой обратиться к гостеприимному незнакомцу. — Меня беспокоит судьба достойного Максимуса, ведь это я притащил его сюда.
— И вновь, юноша, ты проявил себя мудро и достойно, взяв на свои плечи заботу о других. Скажу честно: ты можешь не беспокоиться, ибо Максимус обижен не будет. Нам ведомо, что он отправился в странствие не для того, чтобы насытить собственную кровавую жажду, не для того, чтобы, вволю намахавшись мечом, назвать какую-нибудь деревушку своим вассальным владением.
Мераб молча кивнул.
— Более того, сам уважаемый Максимус, друг твоего отца, давно уже понял, что лишь неверно понимаемая верность клятвам погнала его в этот поход. Поэтому достойному твоему спутнику мы предложим остаться в нашей стране навсегда. Сможет он и покинуть нашу страну, однако память о ней будет стерта, и вновь он будет вынужден странствовать, дабы насытить жажду своего неумного повелителя.
— Но что же он выберет?
— Увы, это мне пока неведомо. Подождем, время на нашей стороне.
Мераб понял, что следует изложить свою просьбу, пока есть решимость сделать это.
— И еще, уважаемый… — Юноша помедлил. Нужно было тщательно подобрать слова для просьбы, но при этом не выглядеть сопливым мальчишкой, каким, о Аллах всесильный, конечно, не может быть настоящий путешественник.
Безымянный хозяин все так же улыбался. Однако по его лицу юноша не мог понять ровным счетом ничего. «Это словно маска, которая призвана надежно спрятать истинные намерения здешних обитателей». Увы, страх перед неизвестным всегда был самым первым и сильным чувством человека.
— Прошу вашего дозволения, почтенный, сообщать родителям о себе. Ибо у нас в семье заведено: сколь бы долгим ни было странствие, при каждой удобной возможности подавать весточку.
— Более чем уважаемая традиция, мой мальчик. Но почему ты спрашиваешь разрешения? Разве кто-то в силах запретить любить родителей и уважать традиции?
— Но страна ваша открыта лишь достойным… Вряд ли почтовое сообщение с внешним миром поощряется вашим правителем.
Многоликий хозяин расхохотался.
— Воистину, свежесть чувств, присущая нашим гостям, есть величайшая награда для любого из нас, жителей страны Мероэ!
Видя недоумение юноши, хозяин пояснил:
— Мальчик мой, тебе будет предоставлена возможность каждый день, да хоть каждый час, отправлять весточку родителям. Все эти весточки будут твоим родителям доставлены со скоростью, какую тебе даже трудно представить. Быть может, они опередят и письмо, которое ты отправил, едва высадившись на Либийский Рог… Но не в этом дело. Пойми же, юный наш гость, что ты и сам не решишься написать, что вошел в ворота страны Мероэ и был признан нами равным любому из нас, ибо ваш мир твердо знает, что страна Мероэ исчезла в песках пустыни тысячи лет назад.
— И что? Теперь они будут знать, что это всего лишь легенда…
— Нет, уважаемый, твоя матушка всерьез забеспокоится о твоем душевном здоровье. Более того, подобное письмо может утвердить ее в самых страшных подозрениях: ее мальчик надорвал здоровье в тяжком походе и теперь, терзаемый неизлечимой душевной хворобой, приткнулся к какому-то грязному порогу, принимая его за светлый облик страны, ушедшей в пески прошлого…
Мераб был вынужден признать правоту слов хозяина: матушке могло прийти в голову что угодно, несмотря на все ее здравомыслие.
— …А потому, — тем временем продолжал хозяин, — ты, полагаю, напишешь, что цель странствий по-прежнему далека, гостеприимный правитель городка, где вы остановились для пополнения запасов, позволил тебе воспользоваться почтовой станцией, дабы не беспокоились матушка и отец о здоровье их Мераба.
— В твоих словах есть истина, — опустил голову юноша.
— Скорее, в моих словах лишь простой здравый смысл. Теперь же отдохните, путники. Ибо с сего мига вы не гости, а хозяева-новички прекрасной нашей страны. Утро подарит тебе, юный Мераб, возможность увидеть и познать весь мир. Тебе же, незримый Алим, сначала придется решить, нужно ли тебе тяжелое и неповоротливое тело. Хотя, полагаю, независимо от решения, ты все так же будешь сопутствовать пытливому юноше — своему освободителю.