При Этцеле-младшем фирма стала хиреть, приносила убытки, растеряла былую славу. Незадолго до первой мировой войны наследник Этцеля ликвидировал дела, уступив издательскому дому «Ашетт» привилегию на издание всех сочинений Жюля Верна.

...Потеря самых близких людей разверзла перед ним пустоту. А в промежутке, 9 марта, случилась печальная история, переломившая его жизнь надвое: до и после роковой даты.

Он возвращался в сумерках из читального зала Промышленного общества, когда из-за дерева у стены его дома вышел человек и выстрелил дважды в упор. Рука злоумышленника дрогнула: первая пуля задела плечо, вторая попала в бедро. Жюль Верн набросился на убийцу и выбил у него из руки револьвер.

Это был племянник Гастон, старший сын Поля Верна, одержимый, как выяснилось, маниакальным психозом. Дядя, объяснил он на следствии, недостаточно оценен и должен был понести наказание за то, что не захотел баллотироваться во Французскую академию. После смерти ему воздали бы заслуженные почести...

Гастона поместили в приют для умалишенных, и там он скоротал свои дни.

Глубокая рана в бедро приковала Жюля Верна к постели на полгода. Застрявшая в берцовой кости револьверная пуля, которую врачи не смогли извлечь, причиняла боль при ходьбе. Почти лишенный подвижности, он поневоле стал «амьенским затворником».

171

Ступал тяжело, опираясь на палку и припадая на левую ногу. Во время болезни пришло известие о смерти матери. На похороны Жюль Верн послал Онорину и в Нанте больше ни разу не был.

Возобновилась бессонница. Мучили головные боли. По ночам, чтобы отвлечься от грустных мыслей, он составлял кроссворды и логогрифы. Среди бумаг писателя было найдено свыше четырех тысяч подобных «сочинений», выполненных на профессиональном уровне.

Еще лежа в постели, он возобновил прерванный труд. Выправил корректуры «Севера против Юга». Закончил «Лотерейный билет». Взялся за исторический роман «Дорога во Францию». Продумал план «Перевернутого мира», названного позднее «Вверх дном».

В работе он искал забвения. Работа, главнейшая жизненная функция, стала для него единственным средством поддержания угасающих сил. Созидательный ум перебарывал телесные недуги. Сгущались сумерки, но творческий гений сумел преодолеть депрессию, отодвинуть наступление ночи еще на два десятилетия.

ФАБРИКА РОМАНОВ

юль Верн породил литературную школу. По следам основоположника шли подражатели, буквально наступая ему на пятки. В сфере своей деятельности он не был уже одиночкой и не мог с этим не считаться. «Научный роман» сделался модным жанром. На книжных прилавках стало тесно. 6 принадлежности к «школе Жюля Вер-

172

на» говорят даже названия многотомных приключенческих серий, вроде «Необыкновенных научных путешествий» Ле Фора и Графиньи, «Путешествий поневоле» Люсьена Биара, «Эксцентрических путешествий» Поля д'Ивуа и т. д. Не особенно затрудняя себя выбором новых тем, ученики и подражатели разменивали на мелкую монету творческие достижения и художественные находки Жюля Верна. Сам того не желая, он дирижировал огромным оркестром, был звездой, вокруг которой вращались десятки планет.

Жюлю Верну стало труднее работать — и не только потому, что проторенная им дорога превратилась в проезжий тракт и нужно было все время смотреть по сторонам, чтобы нечаянно не столкнуться с соседом. У писателя появились и другие заботы.

К середине восьмидесятых годов он выпустил уже тридцать романов, использовав все реальные и фантастические транспортные средства, употребил всю свою изобретательность, соединяя на разные лады географию с приключениями и науку с фантастикой, а между тем герои «Необыкновенных путешествий» не успели проделать и половины намеченных маршрутов.

Как часто ему приходилось ломать голову над тем, чтобы избежать шаблона и не повторять самого себя! Каких мучений стоило ему выискивать всякий раз какие-то новые композиционные приемы и обновлять принятую форму приключенческого повествования! Жюль Верн прославился как неистощимый выдумщик, но не так-то легко было вносить разнообразие, по сути дела, в одну и ту же географическую тему!

В его письмах к издателю все чаще слышатся жалобы на трудности, каких он не испытывал в молодые годы: иссякли необычные сюжеты, вроде приключений на воздушном шаре или под водой, приходится идти на ухищрения, придумывать «комбинирован-

ные сюжеты», поступаться научной стороной замысла ради занимательности.

«То ли меня толкает к этому инстинкт драматурга, то ли желание захватить публику, — писал он 3 декабря 1883 года по поводу романов «Матиас Шандор» и «Архипелаг в огне», — но я стараюсь, насколько возможно, усложнить интригу. Да и что мне еще остается и какими другими средствами может обогатить меня воображение в той ограниченной среде, в какой я теперь вынужден действовать?»

Горькое признание!

Лучшие годы и лучшие книги были позади.

В наследии Жюля Верна «Матиас Шандор» — первый приключенческий роман, как сказали бы мы сейчас, «с элементами научной фантастики». Держится он на усложненной и очень занимательной интриге, а всевозможные технические новшества, которыми располагает герой, и его исключительные способности к гипнозу помогают мотивировать как раз наименее правдоподобные события.

И «Архипелаг в огне» — тоже роман с «комбинированным сюжетом». Только география соединяется здесь не с технической выдумкой, а с историей. На этот раз писатель приковывает внимание к революционно-освободительной борьбе греческого народа против турецкого ига. Добросовестное изложение подлинных исторических фактов удачно «комбинируется» с романтическим вымыслом.

Теперь его привлекают все чаще реальные или вымышленные эпизоды из истории справедливых войн, национальных движений в угнетенных странах, революционных мятежей и заговоров. В обстановке антидемократического режима, установленного на развалинах Парижской коммуны заправилами Третьей республики, он пишет историко-приключенческие романы, пронизанные свободолюбивыми настроениями.

174

Все громче начинает звучать в его творчестве тема политической и социальной борьбы. Достаточно упомянуть события, с которыми непосредственно связаны дела и судьбы героев.

Победа французской революционной армии над австро-прусскими интервентами в битве при Вальми в 1792 году («Дорога во Францию»).

Греческое восстание 1820-х годов и война за независимость («Архипелаг в огне»).

Восстание сипаев в Индии («Паровой дом»).

Движение аболиционистов и гражданская война в Соединенных Штатах («Север против Юга»).

Борьба венгерских патриотов с австрийским владычеством. Антимонархический заговор («Матиас Шандор»).

Освободительные войны в Болгарии. Участие болгарских патриотов в русско-турецкой войне 1878 года («Дунайский лоцман»).

Национальные и классовые противоречия в Прибалтике в семидесятых годах прошлого века. Участие русских народовольцев в движении латышей и эстонцев против остзейских баронов («Драма в Лифляндии»).

В эпилоге к роману «Семья без имени» (здесь изображен неудачный мятеж французского населения Канады против английской колониальной администрации в 1837 году) мы находим многозначительные слова, выражающие отношение автора к освободительным народным движениям: «Хотя восстания были неудачны, они все же пустили здоровые ростки, и эти ростки должны были принести плоды. Повстанцы недаром проливали кровь, домогаясь своих прав».

Нельзя сбрасывать со счетов эти значительные произведения. И все-таки лучшие книги уже были написаны...

Решительно переломить себя и выбрать какой-то