Хотелось сжаться в клубок, сделаться маленькой, едва заметной. А еще лучше — невидимой. Я радовалась тому, что завтра приедет Морозов, но, вспоминая разговор с Димкой, съеживалась. От Юльки я ожидала понимания и участия, но не получила их. Юлька всегда была более спокойной и рассудительной. Я не исключаю, что захватившие ее врасплох чувства и страсть способны изменить ее. Но как бы там ни было, она строила свою жизнь, все взвесив и спланировав, почти не допуская экспромтов. «Стабильность» — вот ее ключевое слово. Возможно, поэтому она не до конца поняла меня, пытаясь найти во всем причину и следствие.

Эти мысли, заполнившие все извилины, становились невыносимыми. Дома я металась из угла в угол, не находя себе места. Я вспомнила, как перед тем интервью торопила время. Мне казалось, что следующий день никогда не наступит. Так было и в этот раз. Ничего, завтра приедет Андрей. Все будет по-прежнему. Все будет по-другому. Я увижу его глаза, услышу его шаги, и жизнь снова заиграет всеми красками. Господи, как же невозможно долго длится этот день!

Я ехала домой на автопилоте. Эмоции захлестывали, не давая сосредоточиться и выстроить дальнейший план действий. А ситуация, мягко говоря, запутанная. Пойти на поводу у Димки? Тогда придется «развернуть» Морозова: извини, дорогой, наша встреча была ошибкой. Как в плохом кино, честное слово. Или, оставшись с Морозовым, сказать Димке все как есть? Но я в общем-то так и сделала. И что дальше? А дальше либо он все поймет и оставит как есть, либо «холодная война», доводить до которой не хотелось бы. Но я, к сожалению, не дипломат. Так что возможны всякие варианты.

Придя домой, я оставила сумку в прихожей, разулась и, войдя в комнату, безвольно упала в кресло. Было такое ощущение, что кто-то разом выкачал все силы, нажал на какую-то неведомую кнопку, и я «выключилась». Как любил повторять Макс: «Кто не работает, тот поломался». Я не знаю, сколько так просидела: пять минут или сорок пять. Звонок телефона встряхнул и вывел из желеобразного состояния.

— Привет! Это Лариса.

— Привет.

— Сможешь завтра приехать в Агентство? Надо поговорить о работе. И начальство в тебе заинтересовано.

— Хорошо. Во сколько?

— Подъезжай к двум. Паспорт не забудь. Я выпишу тебе пропуск.

— Хорошо. До завтра.

— Пока. Удачи!

Но этот звонок не отвлек, как случалось прежде. Раньше рабочие проблемы перекрывали остальные и все решалось само собой.

Как же все было хорошо! Димка, Димка, ну кто тебя за язык тянул? И жалко мне тебя, и без Морозова я не могу. Два близких мне человека, пожалуй, самых близких. Потерять одного из них ради другого — значит отказаться отчасти себя. Да, я понимала, что за счастье надо бороться, и сама говорила об этом не раз. Но кто же знал, что борьба будет так жестока, а жертва так велика? Слишком дорого обойдется мне моя любовь.

Солнечное утро заставило встать раньше и собраться быстрее. Я немного успокоилась, но все равно было не по себе. Выяснилось, что во время прошлого визита я оставила у Морозова дискету и распечатку плана на следующий номер. Наверное, вытряхнула, когда прихорашивалась утром на кухне. В общем, надо было заехать забрать. Ключи-то есть. Квартира встретила меня тишиной, изредка нарушаемой звонками. За те двадцать минут, что я там была, звонили трижды. И, не застав хозяина, оставили информацию на автоответчик. Что-то было не так. Что-то тревожило и раздражало. Но что? Стоп! У телефона лежала косметичка. Не моя! Мир сразу съежился, стал маленьким и плоским, как суси. Все рухнуло в одночасье. Да что же это?! Господи, неужели Димка был прав?!! Я еле заставила себя встать. Машинально закрыла дверь. В метро суетились, спешили люди, но я их не замечала. Я не знала, как мне пережить это. Что я скажу Морозову и как смогу теперь общаться с Димкой?

В переходе музыканты играли Верди «Времена года. Зима». Мелодия была настолько щемящей, что хотелось бежать. Быстрее. Не важно куда. Лишь бы не слышать звуков, от которых становилось невыносимо тоскливо и тревожно, от которых внутри все съеживалось и холодело.

Переход был позади. Но легче не стало. Не покидало ощущение, что ты — микрочастица, оставшаяся один на один с Космосом, и не знаешь, чего ждать от этой пугающей бесконечности. Хмурые лица сограждан тоже не вселяли оптимизма и уверенности.

Мысли были только об одном: как пройдет вечер? Безусловно, разговор с Морозовым предстоит тяжелый. Чем все это закончится?

Сегодня явно не мой день. От Морозова до Агентства было ехать всего минут двадцать, но я добиралась почти час. То поезд чуть ли не ежеминутно останавливался в тоннеле метро, то был закрыт переход, и я сделала крюк, то выяснилось, что подземный переход перед Агентством ремонтируют, и пришлось шагать до следующего почти три квартала. Потом я долго не могла найти декадный пропуск и уже испугалась, что я оставила его у Морозова в квартире и придется возвращаться. Злополучная бумажка оказалась на самом дне сумки в самом дальнем углу, хотя я всегда клала пропуск вместе со всеми документами.

Лариса встретила меня, как всегда, приветливо. Сначала мы обговорили с ней условия работы.

— Что ж, теперь пойдем к начальству. — Она поднялась и жестом пригласила меня идти за ней.

Мы вошли в небольшой, уютный кабинет. Его хозяйка, привлекательная брюнетка, держалась свободно. В ее взгляде и движениях было что-то от хищницы, разомлевшей после трапезы, но в любой момент готовой к прыжку. Лариса представила меня. «Хищница» улыбнулась. Ухо резануло твердое, слегка шероховатое имя — Ирэн. Сразу было видно: эта дамочка — крепкий орешек, за хрупкой внешностью скрывается вулкан. В кабинете не было ничего лишнего, все лаконично, по-деловому. Никаких фотографий-игрушек-сувениров на рабочем столе, чем так грешат дамы. Мебель удобная, по без пафосных наворотов. Видно, что хозяйка приходит сюда работать, а не выпячивать везде и во всем свое «я». На столе — идеальный порядок. На журнальном столике — нехитрое, но свежее угощение и чистая посуда. Очень часто в редакциях невозможно найти чистой чашки, а печенье, на которое «положишь глаз», оказывается трехмесячной давности и давным-давно засохло, Ирэн следила за всем. Руководитель и хозяйка, она замечала и учитывала каждую мелочь, но при этом отнюдь не была занудой и педантом.

Она что-то говорила мне. С чем-то я соглашалась, что-то уточняла. Все происходило словно без моего участия, на автопилоте. Минут через десять был составлен договор. Мы расстались, как мне показалось, довольные друг другом. Но не это сейчас было для меня важным.

— Поздравляю. С понедельника приступай к работе. Я буду после трех, — напутствовала Лариса.

— Да, хорошо.

— Что-то не так?

— Все нормально.

— Я тебя не узнаю. Что с тобой случилось? Какие-то проблемы?

— А у кого их нет? Думаю, вечером все решится.

— Ну, хорошо.

— Я пойду.

— Да, конечно.

Меня не радовали ни погода, ни подписанный договор, ни предстоящая презентация. Я прокручивала разговор с Морозовым. Как же он мог?! Каждый раз, когда я думаю, что счастье — вот оно, рядом, оно ускользает. Вместо радости — боль и слезы. Словно я пытаюсь пробить стену, а рядом открыта дверь. Как ее увидеть? Как войти?

Надо было ехать к Морозову. Как мне этого не хотелось! Вычеркнуть. Забыть. Исчезнуть. Но я поехала, чтобы поставить точку в этой истории. На многоточие я не надеялась.

Он приехал уставший, слегка раздраженный. Но, как всегда, был учтив и галантен. И как всегда, с цветами. Хотя было видно, что он почти падает от усталости. Но вида, естественно, не показывал. Хотел быть на высоте. Он не спеша снял куртку, оставил в прихожей дорожную сумку, разулся и прошел за мной на кухню. Все те же неизменные джинсы и на этот раз черный свитер. Двухдневная небритость покрывала щеки, грозя вот-вот стать полноценной бородой. Такого я еще не видела, обычно он был гладко выбрит. Я не стала озвучивать свои наблюдения. Мне вообще сейчас меньше всего хотелось говорить, и тем более с ним.