— О Господи, я о компе!

— Так бы сразу и сказала. Сейчас наладим.

Он пощелкал клавишами, произвел какие-то манипуляции, и компьютер, словно нехотя, заработал. Так, еще немножко, еще чуть-чуть!

Чтобы хоть как-то прийти в себя, я решила заглянуть в отдел информации. У них заморочки всегда были на порядок круче наших, так что, пообщавшись с коллегами, я понимала, что еще хорошо живу. Не успела я закрыть за собой дверь, как откуда-то из глубины комнаты послышался вопль:

— Сколько раз можно повторять! Что же это такое? Кто во мне сидит? Кто меня использует?!

Оказалось, что кто-то всего-навсего занял чужой компьютер. Как потом выяснилось, отличилась моя подруга Маша Геллер. Поболтав с ней минут пять, я вернулась к себе.

Димка попытался призвать меня к ответственности и добиться того, чтобы все тексты были сданы в срок. По этому поводу мы еще пару раз устраивали перебранки, но неожиданно нашу «схватку» прервал телефонный звонок.

— Привет! Это Рита. Выручай. В понедельник верстка, а у меня «четвертуха» висит. Странички на три сваяй что-нибудь.

— Как же мне надоел ваш «чиподейлизм»! Вчера нельзя было сказать?

— Ну ты ведь у нас экстремалка. Что я — не знаю, к кому в таких ситуациях обращаться? У тебя же куча готовых материалов в закромах.

— А почему ты решила, что я все брошу и буду тебе тексты писать? Ты мне еще приплачивать должна. За срочность.

— Я волшебное слово знаю: «пожалуйста». С меня пирожок.

— Ладно. Есть у меня один текст. Если твое руководство его за заказной материал не сочтет — скину. Звякни мне вечером после часа домой.

— Вечером?

— Ну да.

— Нормальные люди в это время десятый сон видят.

— Поскольку для меня это самое продуктивное время, язык как-то не поворачивается сказать «ночью».

— Вечером — так вечером.

— Можно пойти на компромисс: ночером.

— Это как?

— Это для кого как. Главное — позвони.

— Обязательно! За мной не заржавеет!

— Смотри, у меня все ходы записаны.

— Совсем забыла. Ты читала в последнем «Журнале» материал про Антона Быкова?

— Я его писала.

— Вот так всегда. А я хотела тебе приятное сделать. Вижу — твой персонаж.

— Спасибо, ты сделала мне приятное. Раз материал вышел, значит, я за него деньги получу. А это всегда кстати.

В редакции перед концом рабочего дня стоял жуткий гам. А если учесть, что сегодня пятница, конец недели, — это было что-то невообразимое. Казалось, вот-вот от клавиатур пойдет дым, а принтеры в итоге захлебнутся от натужного скрипа. Время от времени у кого-то что-то не проходило, зависало и заклинивало. Естественно, все это сопровождалось далеко не литературными комментариями. И кто-то еще в этом дурдоме, несмотря ни на что, пытался работать! Отчаянные люди. Просто герои. Корректор Татьяна Николаевна вычитывала кроссворд. Она пыталась отследить правильное написание слов, чтобы все буквы по вертикали-горизонтали совпали. Непонятно, как эта тихая, интеллигентная женщина работала в нашей сумасшедшей редакции. Окончив аспирантуру филфака МГУ, она изъяснялась только на литературном высокохудожественном русском языке. Безусловно, ее коробили вульгаризмы типа «ситуёвина». А услышав как-то «не физдипи» и «обсявкался», она чуть не лишилась дара речи. Надо ли говорить, что Татьяна Николаевна постоянно нас одергивала и поправляла.

— Не может быть в этом слове «б» на конце, — обратилась она к ответственному секретарю. Хотя со стороны это выглядело так, будто она разговаривала сама с собой.

— Она всегда на конце, — отозвался Мишка Недогонов. Он сначала говорил, а уж потом думал, из-за чего у него постоянно возникали проблемы.

— Миша! Как вы выражаетесь?! — Татьяна Николаевна была на грани обморока.

— Разве я не прав?

И весь отдел зашелся от хохота.

Закончив наконец работу, я посмотрела на часы. Ну конечно, как всегда, опаздываю. Хотя, если честно, из редакции еще никто никогда вовремя не уходил. Во всяком случае, я такого не знаю. Быстро закинув в сумку склерозник и пейджер, я на ходу попрощалась с Димкой и Максом и выбежала из редакции.

Наши с Димкой отношения всегда были несколько сложными и для посторонних людей непонятными и запутанными.

Когда на заре своей карьеры я пришла в редакцию, Димка уже работал там почти два года и считался одним из лучших журналистов. Он был старше меня всего на три года, но вел себя как матерый журналист с новичком-стажером. Я же осваивала профессию даже не с нуля, это были отрицательные числа. Осваивала «методом научного тыка», набивая по ходу дела шишки. И вот настал день, когда опубликовали мой первый материал. Стоит ли описывать эмоции, переполнявшие меня тогда? А на планерке, когда обсуждался вышедший номер, Димка мой материал раскритиковал. При всех. Я молча выслушала, а потом выступила с ответной речью. Словно специально, корректор пропустила несколько опечаток в Димкином тексте. В общем, не замечая никого, мы сцепились не на шутку. Через пятнадцать минут главный редактор не выдержал, попытался разрулить ситуацию и еле нас унял. Я еще долго дулась на Димку, а он отпускал шпильки по поводу и без повода. Иногда полредакции собиралось посмотреть на это шоу.

Однажды нам пришлось делать совместный материал. Тут уж было не до шуток и личных амбиций. Мы были молоды, наивны и верили, что делаем общее дело. Все, вся редакция.

Благодаря этому материалу мы сдружились. Димка учил меня писать, учил налаживать связи, добывать материал. Ему нравилась роль покровителя. Теперь он уже не давал спуску моим обидчикам. Я набирала свои и его тексты, поскольку печатала довольно быстро. Потом, освоившись, стала редактировать. Когда текст долго мусолился, мы давали читать друг другу, чтобы свежим взглядом выловить стилистические неточности и опечатки.

Тот совместный материал о еще только формировавшемся шоу-бизнесе был признан после публикации одним из лучших. Даже выписали премию. Нам пришлось над ним изрядно повозиться. Прежде всего понять, кто есть кто, было непросто. А уж добраться до акул-продюсеров и собрать информацию — еще сложнее. Но мы сделали это! Потом долго думали, как поступить с собранным материалом и как его подать. Баталии были нешуточные. Но теперь мы гордились собой.

Отметить это событие пошли в ближайшее кафе. После этих посиделок мы стали по-настоящему близкими людьми. Тогда, наверное, впервые мы говорили не о работе, а о любимых книгах, фильмах, музыке, рассказывали о своих друзьях. В общем, чудный был вечер. В редакции стали шептаться о нашем служебном романе, но его как раз и не случилось. Я в шутку делала Димке намеки, он подыгрывал. Потом мы оба вдруг стали серьезными и чуть ли не хором сказали: «Извини, ты не в моем вкусе». Смеялись долго и громко. Но по крайней мере были расставлены все точки над «ё». Димка сказал, что у него есть девушка, а я и не расстроилась.

Меня за вулканический, по его словам, темперамент и рыжие волосы Димка прозвал Шаровой Молнией. Я не обижаюсь. Он часто по-дружески ворчит, что я села ему на шею, а он пашет за двоих, потому что добрый и плюшевый. Я зову его Плюшем.

Ничего в нем вроде нет выдающегося. Средний рост, серо-зеленые глаза, непослушные вихры русых волос. Обычный парень. Чуть полноватые губы, чуть великоватый для его лица нос, чуть надтреснутый голос. Но именно это «чуть» делало его Димкой, непохожим на других.

В общем, у меня появился друг, про которого говорят, что он лучше двух подруг. Не то чтобы я разуверилась в женской дружбе, нет. Димка занимает особое место. За него я могу загрызть любого. Теперь я авторитетно заявляю приятельницам-занудам, что мужчина и женщина могут дружить. Просто дружить. Без посягательства на секс. Как говорится, проверено на себе. Очень многие удивляются и не верят, поскольку мне двадцать восемь лет, ему чуть больше. В этом возрасте случай просто уникальный.

Но нам удобно и комфортно именно так. А если удобно, зачем что-то менять?