Утром Сергеич, дождавшись коллег и сдав смену, повел их к новому больному. При повторном, более детальном, осмотре выяснилось, что чуть выше запястья не трещина, а перелом.

— В принципе ничего страшного нет. Голова цела. Сотрясения нет. В гипс — и домой.

— Как ты себе это представляешь? Его машина осталась у театра. Поймать машину сейчас проблематично — народ в основном на работу едет.

— Хорошо, я вас довезу. Куда?

— Ко мне, разумеется.

По дороге мы заехали к Морозову, чтобы забрать необходимые вещи. Он сначала хотел остаться, но я объяснила, что жить на два дома мне будет сложно. А в своей квартире я быстрее поставлю его на ноги. Он, подумав, согласился. Так Морозов поселился у меня.

По дороге Сергеич выговаривал нам за ночное происшествие. Морозов молчал, так что отбиваться пришлось мне.

— Медсестры все утро шептались, что Морозов полностью оправдывает свое почетное звание ловеласа — даже на больничной койке его застали с женщиной. Деревня у нас маленькая, все мигом становится известно. Конечно, ни для кого из персонала не было секретом, кого положили в одноместную. А потом и пациенты прознали. Пришлось бдить, чтобы не допустить их вторжения.

— Премного благодарны.

— Но вы тоже хороши, нашли время и место. Это называется нарушением дисциплины, за это без разговоров выписывают.

— Но мы же режим не нарушали.

— Какой режим?

— Постельный.

— Да уж.

Шумский уверенно вел машину. Может, молчание слишком тяготило, а может, на нервной почве, но меня прорвало — говорила не умолкая. Потом сама себе удивлялась. Морозов по-прежнему молчал. Он не привык быть слабым и тем более не хотел быть им в глазах других.

Сергеич припарковался у моего дома, взял из багажника баул Морозова, подождал, пока мы выйдем из машины, и, закрыв дверь, поставил автомобиль на сигнализацию.

Мы поднялись, я привычным движением открыла входную дверь.

— Проходите.

Сергеич разделся, поставил в прихожей баул и пошел на кухню. Я скинула дубленку, помогла Морозову. Он постоянно шикал на меня: «Я сам», но я на его выпады не поддавалась.

Прихрамывая, он пошел на кухню, я за ним. Сергеич листал вчерашнюю газету.

— А вот и мы. Чай, кофе или чего покрепче?

— Не суетись.

— Как же, такие люди в гостях. В кои-то веки.

Я достала вино. Изучив содержимое холодильника, выудила из его недр сыр, мясную нарезку и фрукты. На приготовление овощей и котлет-полуфабрикатов в микроволновке ушло еще десять минут.

— Хлеба, как всегда, нет? — спросил Морозов.

— Всегда про него забываю.

— Ничего, обойдемся, — успокоил Шумский. — За нашу встречу и ваше скорейшее выздоровление.

Подняли бокалы, чокнулись.

— Спасибо. Спасибо вам за все. — Морозов пристально посмотрел на Сергеича.

— Не за что.

Сергеич был в ударе. Количество баек и анекдотов превысило все нормы. Морозов потихоньку оттаял и тоже не отставал.

— Хватит! Иначе Сергеич скоро констатирует: «Умерли со смеху».

Через час Шумский уехал. С Морозовым они расстались друзьями.

Сначала было нелегко. Я моталась, как раненая рысь. В редакции ничего никому не говорила, ссылаясь на то, что свалились проблемы личного плана и их надо срочно решать. Из Агентства я со временем ушла, поскольку тащить еще и этот воз было просто не под силу. Лариса к этому моменту вернулась, и я спокойно сделала всем ручкой.

Правда, без приключений у меня, как всегда, не обошлось. Настал момент, когда я поняла, что если мне не взять двух-трех выходных, то с головой я распрощаюсь навсегда. И моральные, и физические нагрузки были почти за гранью моих возможностей. Я попыталась объяснить это Алине. Она пойти навстречу не захотела. Или мы с ней разминулись. Единственным спасением был больничный. Я уже плохо помнила, когда я последний раз была в поликлинике. Чтобы общаться с нашими врачами, надо иметь железное здоровье, поэтому дорогу в это заведение я давно забыла. Как выглядит больничный, я тем более не помнила. Но теперь мне предстояло все это восстановить в реальной жизни. Единственное, что еще сохранила моя память, — больничный дают сразу, без разговоров, при температуре и неполадках с давлением. Температура у меня практически никогда не поднималась, а что такое давление, я знала очень приблизительно. Пришлось проконсультироваться со знающими людьми, после чего я совершила отчаянный шаг. В «закромах родины» нашла банку с вареньем из черноплодной рябины. Через не могу съела полбанки. И, проигнорировав утренний кофе, пошла в поликлинику, слегка пошатываясь. Было ощущение, что я нахожусь в невесомости. Когда суровая тетка из-за кипы бумаг глянула на меня, вся затея мне показалась обреченной.

— На что жалуетесь?

— На здоровье.

— А конкретнее?

— На его отсутствие.

Я объяснила ситуацию. Как я и предполагала, она сначала протянула мне градусник.

— Ну и что вы мне голову морочите? Все у вас в порядке.

— Может, это давление?

— Милочка, какое в вашем возрасте может быть давление?

— В том-то и дело, что практически никакого. — Мои слова ее насторожили, она все-таки взяла тонометр. Еще чуть-чуть, и стрелка тонометра показывала бы отрицательные числа. Из-за рябины мое изначально низкое давление упало до предела. Врачиха не поверила своим глазам! Может, мне просто пару дней отлежаться? Погода устаканится, и все пройдет. Она без разговоров выписала больничный на неделю. Как еще в больницу не упекла. Придя домой, я выпила сразу три чашки крепчайшего кофе, и все встало на свои места. Зато теперь у меня была целая неделя, которую я посвятила себе!

Морозову тоже приходилось не сладко. Он не привык сидеть без дела. Я не смогла больше смотреть на его мучения и усадила за компьютер, показав все прелести Интернета. На свою голову.

Через неделю выяснилось, что Морозов написал сценарий и хочет сам снимать фильм. А на следующий день заявил, что нашел сайт, на котором можно сделать свою страничку, чем он в ближайшее время и займется. Во всяком случае, подготовит тексты. Я была только рада за него. Человек нашел себе дело.

А я поначалу пыталась вспомнить, как лечить подобного рода травмы. Нужен кальций. Это понятно. Но где его взять? Вспомнились школьный курс анатомии и какая-то популярная литература. Когда-то я собиралась поступать в медицинский. Но это было давно, слишком давно.

Сергеич рассказал, что помогут молочные продукты, сыр, мясо. Желательно холодец. Я представила себе эту картину. Я не то что никогда его не готовила — я просто смутно представляла, как он делается. В конце концов посмотрела кулинарные книги, имеющиеся дома. Пошарила в Интернете. Выбрав для первого раза рецепт попроще, я отправилась на кухню. Но вовремя сообразила, что у меня нет подходящей посуды. Заняла у соседки, сказав: так надо. И, пытаясь ничего не напутать со временем и пропорциями, приступила к делу.

Морозов потихоньку оживал. Первые дни вынужденного безделья давались непросто. Он постоянно прокручивал историю с Андреевым, пытаясь докопаться до сути, до первопричины. Потом, в самом расцвете карьеры, такой удар — сломанная рука и растяжение. Я как могла отвлекала его от невеселых мыслей. Хотя понимала, что он из тех людей, которые не успокоятся, пока не докопаются до причины своих неудач. Первое время просто не могла на него смотреть. Я привыкла видеть его уверенным в себе человеком с пластикой хищника. Как-то мы столкнулись с ним в коридоре. Он шел походкой раненого бронтозавра. В тот момент я поняла: надо что-то делать. Тогда-то и был найден спасительный ход — я посадила его за компьютер.

Впервые за долгое время Морозову наконец удалось выспаться по-человечески. Как-то он признался, что не привык спать больше пяти-шести часов. А тут — дорвался. Исчезли круги под глазами. Лицо стало нормального естественного цвета. Да и раздражительность исчезла. Меня эти перемены в нем, безусловно, радовали.

Однажды, вернувшись домой, я увидела Морозова, искрящего и светящегося. Его номинировали на одну из театральных премий. Как раз из тех немногочисленных, к которым Морозов относился с уважением.