Окна погасли. Кундонондини долго еще смотрела на них, а затем встала, вытерла слезы и пошла. Пошла куда глаза глядят...

«Куда идешь?» — скрежетал гигантский тамариск.

«Куда идешь?» — скрипела пальма.

«Куда идешь?» — кричал филин.

«Иди, иди, мы больше не покажем тебе Ногендро», — словно говорили окна.

А Кундонондини, глупенькая Кундонондини, все еще оглядывалась на них!

Кундо шла, шла и шла. По небу бежали тучи. Вот они затянули его, вспыхнула молния, рассмеялась! Загрохотал гром, взревел ветер!

Кундо! Куда же ты?!

Буря! Пронесся ветер, поднял пыль, сорвал листья с деревьев. Хлынул дождь — закапал, зазвенел, застучал...

Кундо! Куда же ты?!

При свете молнии Кундо увидела у дороги маленький домик. Со всех сторон его окружала глиняная стена с небольшим навесом. Кундонондини присела под ним у самых дверей. Она нечаянно прислонилась к двери, и та чуть слышно скрипнула. Хозяйка не спала, и, услышав скрип, подумала, что это ветер. Но лежавшая у порога собака вскочила и залаяла. Хозяйка испугалась, приоткрыла дверь и увидела одинокую женщину.

— Кто ты, женщина? — спросила она. Кундо молчала.

— Кто ты? — снова повторила хозяйка.

— Я прячусь от дождя, — ответила Кундо.

— Что, что? Что ты сказала? — нетерпеливо переспросила хозяйка.

— Прячусь от дождя, — повторила Кундо.

— Знакомый голос, — удивилась хозяйка. — Войди-ка в дом.

Она ввела Кундо в комнату, зажгла огонь, и Кундо увидела, что это Хира.

— Понятно, выгнали, значит. Ничего. Я никому не скажу. Оставайся здесь, — сказала она.

Дом Хиры со всех сторон обнесен стеной. В доме две комнаты с земляным полом. Стены разрисованы: дорога, птицы, боги. Двор выстлан сухим коровьим пометом, в углу огород, к нему примыкает сад с кустами жасмина и роз. Господский садовник собственноручно принес семена и посадил здесь цветы — так хотела Хира. Стоило ей захотеть, и он перенес бы сюда не только сад, но и весь дом. Он сделал бы это, ведь Хира сама готовила ему табак! С черными браслетами на руках, она подносила ему кальян, и садовник, вернувшись домой, долгими ночами думал об этом.

В домике жили только Хира и ее бабушка. Одна комната принадлежала Хире, другая — бабушке. Хира привела Кундо в свою комнату и уложила в постель. Кундо легла, но уснуть не могла.

— Оставайся еще дня на два, — сказала Хира на следующий день. — Если все не уладится, пойдешь куда хочешь.

Кундо согласилась. Днем Хира по настоянию Кундо прятала ее от посторонних глаз. Дверь своей комнаты она запирала на ключ, чтобы бабушка ничего не узнала, а сама уходила в господский дом помогать по хозяйству. В полдень, когда бабушка отправлялась купаться, Хира возвращалась, кормила Кундо и снова запирала. Вечером, вернувшись домой, она отпирала дверь, и они вдвоем устраивались на ночлег.

«Дзинь-дзинь-дзон» — мягко звякнула дверная цепочка. Хира насторожилась. Только один человек звенел ночью цепочкой. Это был господский сторож. Он обходил ночью усадьбу и гремел цепью, но в его руках она звучала не так мягко. «Дин-дон, дин-дон, прочь гони сон! Грум-грум, гром-гром, береги господский дом!»

Сейчас цепочка звенела иначе. Она словно пела: «Дзинь-дзинь-дзинь-ка, наша Хиранька! Дзон-дзон-дзой, Хира, цветик мой! Дзира-дзира-дзира, выходи, родная Хира!» Хира поднялась, выглянула за дверь и увидела женщину. Сначала она не узнала ее.

— О Гонгаджол[35]! — удивилась Хира, признав в женщине знакомую молочницу по имени Малоти. — Какими судьбами!

Малоти жила в Дебипуре, недалеко от усадьбы Дебендро. Это была смешливая женщина лет тридцати — тридцати двух с ярко-красными от бетеля губами, одетая в сари, с браслетами на руках. Лицо у Малоти было почти белое с легким загаром, носик вздернут, на подбородке темнела ямочка. Малоти не служила у Дебендро и не являлась приживалкой, но была очень предана ему и устраивала многие его дела, которые никто, кроме нее, устроить не мог.

Увидев Малоти, догадливая Хира воскликнула:

— О милая Гонгаджол! Я уж думала, что так и умру, не повидавшись с тобой. Что же привело тебя ко мне?

— Дебендро-бабу послал за тобой, — прошептала Малоти.

— Что же ты получишь за это? — с лукавой усмешкой спросила Хира.

— Беда с тобой, да и только! Всегда у тебя что-нибудь такое на уме! Пошли!

Хира только этого и ждала.

— За мной прислали, мне надо идти в господский дом. Что там случилось, не знаю, — соврала она Кундо.

Затем погасила свечу, в темноте ловко принарядилась и вышла к Малоти. С улицы донеслось их пение:

Так они и шли с песней.

В комнату Дебендро Хира вошла одна. Дебендро опять совершал богослужение, но на этот раз оно оказалось кратким. Он был слегка навеселе.

Встреча с Хирой выглядела на сей раз иначе. Дебендро повел серьезный разговор:

— Хира, в прошлый раз я был пьян и потому не понял, что ты говорила. Сейчас я послал за тобой, чтобы узнать, зачем ты приходила.

— Только затем, чтобы видеть вас, — отвечала Хира.

Дебендро рассмеялся.

— Ты умна. Ногендро-бабу посчастливилось, что ему досталась такая служанка. Я понимаю, ты приходила, чтобы выяснить, кто такая вишнуитка Хоридаши, и узнать, зачем я облачаюсь в одежду вишнуитки, зачем хожу в дом Дотто? Тебе это отчасти удалось. Я не буду от тебя ничего скрывать и, если ты окажешь мне услугу, награжу тебя не хуже, чем наградил хозяин за ту услугу, которую ты ему оказала.

Да, трудно объяснить поступки тех, кто способен на низость! Соблазняя Хиру большими деньгами, Дебендро стал уговаривать ее продать ему Кундо.

Огромные глаза Хиры налились кровью, ноздри раздувались; она выпрямилась и гневно произнесла:

— Господин! Вы говорите со мной так, потому что я служанка и не могу вам ответить. Но я передам ваши слова своему господину, и он постарается сделать это за меня. — И она быстро вышла.

Несколько мгновений Дебендро сидел молча, обескураженный и подавленный. Затем выпил два стакана бренди для поднятия духа и, потянувшись, тихонько запел:

Рано утром Хира ушла на службу. Два дня в доме Дотто царил переполох: искали Кундо. Все в доме знали, что она обиделась и куда-то ушла, в деревне же об этом знали не все. Ногендро сообщили, что Кундо покинула дом, но почему — никто ничего не сказал. И он решил, что Кундо сочла невозможным жить в его доме после того, что он ей говорил. Но если так, почему она не уехала с Комолой?

Ногендро ходил мрачный как туча. Никто не решался приблизиться к нему. Он не знал, в чем виновата Шурджомукхи, но прекратил с ней всякие разговоры. На поиски Кундонондини он снарядил гонцов.

Что бы ни говорила Шурджомукхи под влиянием злобы и ревности, весть о бегстве Кундонондини привела ее в отчаяние. Особенно после того, как Комола убедила ее в том, что словам Дебендро доверять нельзя. Нельзя находиться в тайной связи с Дебендро так, чтобы об этом никто не знал. У Кундо не такой характер, чтобы пойти на это. Дебендро — пьяница и просто нахвастал спьяну.

Шурджомукхи согласилась с ее доводами, и от этого ей стало еще тяжелее. К тому же все это время она мучительно переживала охлаждение к ней Ногендро. Она бранила Кундо, еще больше ругала себя и тоже во все концы разослала людей на поиски беглянки.

Комола отложила свой отъезд в Калькутту. Она никого не бранила и даже ни разу ни в чем не упрекнула Шурджомукхи. Только с ее шеи исчезла нить жемчуга.

— Кто найдет Кундо, получит это ожерелье, — сказала она слугам.