Мороки хватило с этой глупышкой на все время, пока отсутствовал Каники. Его не было два месяца, и мы его заждались. Филомено всегда, приходя в паленке, останавливался у нас, а теперь и вовсе все сорвиголовы собрались под одной крышей, и мне это было почему-то очень приятно. Даже заморыш Неса легко вошла в нашу компанию. Глупышка твердо следовала правилу: "Молчи, дурак, за умного сойдешь", и хлопотала себе у очага молчаливой уютной тенью. Мне кажется, она даже гордилась тем, что принадлежала к нашей семье - ведь мы были семья, а куманек Каники входил в нее на правах брата - любимого брата.

Глава четвертая

Он появился под вечер, в такую страшную грозу, что, казалось, над ухом стреляют пушки, а молнии по затейливости напоминали королевские фейерверки, и ливень гудел, сшибая листву и ломая мелкие ветви. Как всегда, вылетел куму под ноги Серый. При виде Каники мой приемыш терял всю свою суровость, становясь ласковым щенком.

- Анха, друзья! - приветствовал он нас с порога. - Хорошо стали жить, завели такие хоромы! Меня, может, пускать не захотите уже?

- Отсохни твой язык за такие слова, брат, - сказал Факундо, вставая ему навстречу, и по сверкнувшим глазам было заметно, до чего мой муж рад видеть куманька. Помог ему стащить с плеч котомку, снять одежду, с которой текло ручьем, а я приготовила одеяло и раздула огонь в очаге.

- Мы глаза проглядели, ожидая тебя - нет и нет. Видно, там, где ты был, тебя хорошо встретили!

- Не говори, дружище: так, что если плохо приветишь, подумаю, да и вернусь, - отвечал Филомено, обнимая всех по очереди, улыбаясь широко, сверкая глазами и зубами. Был он весь как-то по-особому напружинен и всегдашнюю задумчивость прятал в уголках приподнятых к вискам глаз.

Он расспрашивал о наших делах, подшучивая над Идахом ("старый кот молодую мышку ловит?" - "Не все тебе одному", - огрызнулся дядюшка.) Он не сразу выложил сногсшибательную новость.

- Слушай, кума, видел я твоего старого приятеля, капитана Федерико Суареса.

Дотошный этот человек не поленился приехать в Тринидад, а затем в инхенио Марисели близ Касильды, чтоб расспросить ее кое о чем.

Он нагрянул нежданно-негаданно, наутро после той ночи, как Каники сам пришел в Агуа Дульсе - так называлось имение ниньи, и не успел даже выспаться. Марисели, сделав утренние распоряжения по хозяйству, вернулась в спальню, где в ее постели отдыхал ее бывший раб. И тут же без стука вошла Ма Ирене и объявила:

- Внизу ждет какой-то военный.

Марисели побледнела. Но ее возлюбленного испугать оказалось не так просто.

- Их много? - спросил Каники, торопливо одеваясь.

- Один, - ответила старуха. - Говорит, что ночевал в Тринидаде и приехал сюда поговорить с сеньоритой.

- Точно, что один?

- Не считая кучера-губошлепа, - я говорила с ним.

- Анха!

Теперь Каники точно знал, что гость один. Если бы устраивали охоту на него - офицер непременно заменил бы негра-кучера на солдата, обязательно. Об этом он сообщил обомлевшей нинье, добавив к тому же, что он в усадьбе лишь со вчерашнего вечера, и никто, кроме бабушки, не видел его даже из своих негров. Значит, нечего поднимать панику - надо поговорить с ним и вежливо проводить.

Его уверенность успокоила перепуганную девушку. Она наскоро поправила помятое платье и поспешила вниз, а Филомено по галерее шмыгнул на заднюю лестницу, спустился вниз и прислушался к разговору в гостиной.

Человек в мундире представился как капитан жандармерии Федерико Суарес.

- Сеньорита Марисели Сагел де ла Луна, полагаю? Могу узнать, донья Марисели, чем вас так встревожил мой визит?

Сердце екнуло у негра, - но он держал себя в руках, он весь напрягся, и дух перевел только тогда, когда услышал прерывистый от волнения голос?

- Скажите, с моим батюшкой действительно ничего не случилось?

- Он в полном благополучии, я видел его не далее как вчера в городе. Впрочем, мне известно, что вы не в слишком хороших отношения с отцом, сеньорита. Меня удивляет и трогает ваша дочерняя почтительность.

- Сеньор, я покривила бы душой, если бы сказала, что мы в отличных отношениях. Но мой отец, он единственное, что осталось от моей семьи, и я приписала ваш визит на счет того, что с ним могло случиться какое-либо несчастье. Разве не мне бы поспешили сказать, если - не дай бог - его постигнет что-либо?

Каники пропустил мимо ушей все комплименты дочерней почтительности. Он их навострил, только когда разговор зашел о нем самом. Что же интересовало капитана Суареса?

- ...весьма, весьма опасный и дерзкий преступник. Пожалуй, самый дерзкий из всех, о ком мне приходилось слышать за все время моей службы. Я хотел бы узнать о нем кое-что, что могло бы облегчить его поимку.

- Боюсь, мало чем могу помочь вам, сеньор, - спокойствия не было в ее голосе, зато начало мелькать раздражение. - Меня уже расспрашивали о нем раз двадцать, все, что я рассказывала, записывали на бумагу. Вряд ли я что нового могу добавить или вспомнить о негре, которого не видела невесть сколько времени.

- Вас расспрашивали олухи, сеньорита. Я заранее прошу прощения за их глупость - они не могли составить представления о том, кого должны ловить.

Итак, беседа принимала затяжной оборот. Нинья велела принести кофе - нельзя же, право, показаться невежливой.

В маленьком двухэтажном доме было тихо. В этот утренний час все негры находились при своих делах: на плантации, на мельнице, на сахароварне. Тишина стояла ясная и звонкая, каждое слово беседующих слышалось отчетливо.

Капитана интересовало многое. Чем занимался нынешний разбойник в доме? Не подвергали ли его чрезмерно строгим наказаниям? Кто остался в доме из его близких?

Марисели не была словоохотлива. Да, был тайто при ее покойном брате, царство небесное мальчику. Потом стал плотником. Отлынивал от работы, не раз сбегал. Да, ему за это попадало, отец любил порядок. Несколько лет назад мать - мир ее праху - отдала его на корабль. Да, пыталась вытребовать его обратно. Зачем? В хозяйстве нужен был плотник, старик Анастасио еле ноги таскает, а другого нет до сих пор. Родня, или подружка, - словом, к кому захотелось бы прийти? Древняя старуха бабка, больше никого. Нет, никто не замечал. Видно, не очень-то ему нужна старуха. Нет, никуда не ходит - очень уж стара. Что за человек он был? Капитан, простите, но какое дело сеньорите до того, что любил и чего не любил сбежавший раб?

Раздражение в голосе ниньи нарастало, и капитан его почувствовал. Что делать? Он был вынужден откланяться, что и сделал весьма сухо. Так сухо, что хозяйке, как бы извиняясь за нелюбезность, пришлось проговорить наконец:

- Прошу меня простить великодушно: я так устала от этих разговоров про Каники. Меня мучают ими несколько месяцев подряд, словно я в чем-то виновата сама.

Она, должно быть, покраснела при этих словах. Сам Каники ее уже не слушал. Прихватив по дороге какую-то метлу, выскочил в боковую калитку и, зайдя справа от дома со стороны кухни, делая вид, что занят работой, поглядывал на коляску, запряженную парой гнедых с дремлющем на облучке кучером. Он внимательно рассмотрел визитера, искусно мелькая из-за угла и взглядывая искоса. Даже Марисели, провожая гостя, не заметила ничего. Он проследил за тем, как коляска отъехала, и после этого поднялся в спальню, где обнаружил нинью в слезах, на коленях перед распятием. Девушка с изумлением смотрела, как он, стянув рубаху через голову и ногами сковырнув альпарагаты, снова растянулся на кровати.

- Как, ты не ушел? - прошептала она.

- Зачем? - спросил он, нащупывая на коробке сигару. - Сеньор приехал и уехал; он сюда больше не явится. Иди ко мне и отдохни, ты ведь сегодня не выспалась.

Нинья закончила все же благодарственную молитву со множеством поклонов. Но потом они долго разговаривали, и Марисели начала с того, что показала другу одну газету. Каники принес ее нам, изрядно подпорченную дождем. Бумага намокла, но не расползлась, и отчетливо видна была сумма награды - баснословная сумма под тремя рисунками мужских лиц (впрочем, сходство было довольно отдаленное). Женского лица не было. Да, видно, сеньор Суарес меня не забыл.