Уже в темноте, порядком покружив, добрались до места. Толстуха облегченно вздохнула, впустив нас ночевать в конюшню. Негритянка принесла поесть - кусок не лез в горло. Опять я была в проклятом ожидании. Сын тоже - не меньше моего. Но крепился и лишь один раз спросил:

- Скажи, точно Гром оттуда выберется?

- Я надеюсь, сынок. По крайней мере, мы сделали все, что могли - все мы.

Помолчал еще немного и спросил опять:

- А может, он уже едет в пещеру?

- Может быть. Может, даже и едет.

Он еще не ехал. Он как раз в это время разговаривал с Федерико Суаресом.

Капитан жандармов едва успел приехать в контору - уже в полной темноте. Он сам ищейкой метался по городу и окрестностям в поисках пропавших сеньорит. Он нашел карету далеко за городом, он пустил собак по следу. След ушел в реку Сагуа-ла-Гранде, а река ушла под землю.

Собаки обрыскали оба берега - без пользы. И вот капитан, едва живой от усталости, уже догадавшись, что это может означать, возвращается в канцелярию, а тут его ждет письмо на столе.

Капитан просто остервенился. Он велел позвать дворника, и тот, в простоте душевной, доложил: да, приходил мальчишка, и говорил, что какая-то дама велела передать.

- Шерше ля фам, - сказал капитан. И, внутренне успокоившись, стал расспрашивать, что это за мальчишка. Ну, отвечал негр, лет восемь-девять, шустрый такой, очень черный, кажется, лукуми.

- Почему лукуми? - спросил он, а негр объяснил, что заметил татуировку на запястьях, какую обычно носят лукуми босаль. Капитан запомнил такую же на моих руках, поэтому выругался замысловато; не стал негру бить рожу и пошел прямиком в тюрьму.

Факундо спал на своей соломе, - в полном неведении относительно того, что творилось в городе.

- Ну, что, - спросил капитан, - не передумал?

- Нет, - отвечал Гром, - не передумал.

- Ах, каналья! Или ты с самого начала знал, что так будет?

- А что случилось? - поинтересовался Гром.

- Ты в самом деле не знаешь?

- О чем я могу знать в этом клоповнике?

- О том, какую свинью подложила мне твоя чертовка с приятелями. Ну-ну, не отпирайся. Зная вашу компанию и в особенности эту даму, я не удивлюсь, что у вас было заранее что-то придумано на случай, если кто-то вляпается.

Тот покачал головой.

- Нет, сеньор капитан. Если они что-то придумали, значит, сообразили по ходу дела.

Тут-то капитан заметил, что бывший конюший и бывший невольник, который мальчишкой рос в его доме, обращается к нему на "ты". Мало кто из негров мог справиться с обращением на "Вы", и сейчас еще многие путаются, даже креолы. Но Факундо, ведший торговые дела и умевший обходиться с любой публикой, знал все тонкости обхождения: когда сказать "Usted", когда "Ustedes", а когда "Vuestra mersed", и вертел глаголами в соответствии со всеми правилами. Испанский у него, в отличие от лукуми, был чистый и правильный. А тут запростецкое "ты", как у мачетеро.

- Мог бы быть повежливее, - сказал капитан, едва не поддавшись искушению дать нахалу в зубы.

- А ни к чему, - объяснил тот. - Ты меня - одно из двух - или повесишь, или отпустишь. Но что так, что этак, я не буду от тебя зависеть. Зачем же мне быть слишком вежливым? Я и так, кажется, не грублю.

- Это от меня зависит, вздернуть тебя или нет.

- Скажи сначала, что за свинью тебе подложили, а там видно будет, повесишь ты меня или нет.

- Ты читать не разучился? Солдат, вторую свечку! На, прочти.

Факундо прочел, вернул письмо и сказал, почесывая за ухом с самым серьезным видом:

- Да, капитан, повесить меня будет не просто.

- Вот возьму и повешу, наплевать мне на двух дур и одну старую курицу.

- На них - да, а вот на себя - нет. Губернатор этого даром не спустит, и на надгробие карьеры можно ставить крест шире конской задницы.

- К сожалению, любезный, ты прав... Хотя и так вы мне нагадили порядком. Сегодня утром - среди бела дня! - у лавки Бернальдеса твоя чертовка и еще какой-то лукуми с расписной рожей...

- Идах.

- Идах или дьявол, как ни назови - она села в карету, а он на козлы, и карета испарилась. А днем приходит твой сын и приносит это письмо, - "с уважением" и так далее.

- А где сейчас мальчишка?

- Хотел бы я знать! Я приехал полчаса назад. Еще я хотел бы знать, что делал в это время твой дружок Каники. Как-никак хлопотали за тебя - если можно так выразиться - твоя жена, твой сын и дядя. А он?

- Рожа у него слишком приметная соваться в город. Наверно, ждал с лошадьми, путал следы.

- Логично... Следы-то путать он мастер.

- Стало быть, не нашли, - заключил Факундо. - Ну, что ж из всего этого, дон Федерико?

Капитан прикурил сигару от свечки, долго стоял, затягиваясь. Заговорил наконец тихо и почти грустно.

- Ах вы, прохвосты и сукины дети... Нет, мне, право, жаль, что все так вышло. Не хотел говорить, но теперь скажу. Знаешь, англичане-то приехали за ней, недели не прошло после того, как вы удрали. Бодрая такая старушка, миссис Александрина, и мистер Уинфред, ее сын. Слов нет сказать, как они были расстроены.

- Чего уж там расстраиваться, - устало вздохнул Факундо. - Эта тетка твоя, черти б ее на том свете... А про беленького мальчишку ничего не слыхали?

- Нет. По правде говоря, его никто не искал. Я даже не знаю, куда она хотела его отправить - в приют, в монастырские дармоеды или на воспитание кому-нибудь.

- Жаль. Очень Сандра по нему плакала.

- Похоже, ей есть, кем утешиться. Тот сорванец, что приносил письмо...

- А почему ты думаешь, что это именно он приносил письмо?

Капитан протянул сложенный вдвое листок:

- Посмотри приписку на обороте.

Факундо посмотрел, вернул обратно:

- Похоже, это вправду был наш Пипо.

Дон Федерико кивнул:

- Больше некому. Что за семейка сорвиголов! Я восхищен. Нет, я просто в восторге. Вы обремизили жандармское управление, вы поставили шах и мат. Можешь передать Кассандре, что я ей мысленно аплодирую, - а придумала она, голову даю на отсечение, что она. У кого еще хватило бы фантазии на такое? Каники дерзок до безумия, но он практикует обычные выходки симарронов, - правда, в хорошем исполнении. Но додуматься взять заложников... Смелый план, безошибочный расчет, виртуозная работа.

Ладно, хватит комплиментов... Я сейчас еду к губернатору - вряд ли в его доме сегодня спят. Тебя, конечно, придется отпустить, - если не прямо сейчас, то завтра. Сидеть на лошади сможешь?

- Уж как-нибудь, - ухмыльнулся Гром.

- Как-нибудь усидишь. Я не думаю, что тебе хочется оставаться тут до тех пор, пока твоя черная задница заживет. Жди! Я велю собрать твое барахло.

И исчез за тяжелой дверью.

Вернулся не скоро - усталый, расстроенный, подавленный настолько, что даже шутил.

- Никогда не думал, что так случится: хотел вздернуть, а пришлось, наоборот, заботиться. Губернатор хотел дать тебе плетей на дорогу, а я намекнул, что его дочек тоже могут вздуть, там, в горах. Губернаторша ему едва в глаза не вцепилась, и вот, в результате, мне приказано тебя сопровождать - а то, не дай бог, не доедешь до места, свалишься по дороге. Как тебе это? Смейся, негр, над дураками смеяться сам бог велел. Мне не смешно: мне устроили разнос такой, что чертям тошно. Хоть он и остолоп распоследний, губернатор Вилья-Клары, но что еще он доложит генерал-губернатору... Сейчас снимут цепи, и поедем.

Факундо вернули нож и арбалет со стрелами. Дон Федерико долго и с интересом вертел в руках оружие.

- Хотел бы я знать, откуда у вас игрушки эти. Но все равно ведь не скажешь?

- Почему нет? Собственноручная работа Каники.

Капитан гладил полированное дерево ложа.

- Каналья, какой мастер! Право, жаль. Он что, и с железом умеет обращаться?

- Нет, это делал один беглый лукуми, кузнец.

- У вас что, и кузница есть?

- Так, на африканский манер: камень вместо наковальни и каменные молотки. Он перековал на наконечники свои цепи.