— Я решу, когда услышу ваш рассказ.

Эраннат изучающе посмотрел на нее. Наконец он сказал:

— Хорошо. Полагаюсь на вашу справедливость. — Он помолчал. — Вся жизнь тинеранов вращается вокруг того существа, которое они называют «удача». Мы называем их «крадущиеся в ночи».

— Ой, — вырвалось у Айвара, — откуда ты знаешь?

— Ифрианцы встречали этих трехглазых тварей на многих планетах. — Эраннат не сделал попытки скрыть смертельную ненависть, его перья встали дыбом. — У нас дома их нет. Бог избавил нас от этого наказания. Но в некоторых мирах, похожих на Эней, которые мы, естественно, исследовали более тщательно, чем люди, мы их встречали. И всегда «крадущиеся в ночи» связаны с руинами какой-то древней цивилизации, как на Энее. Мы подозреваем, что представители этой цивилизации и создали их то ли намеренно, то ли случайно. Некоторые из нас считают, что «крадущиеся в ночи» виноваты в гибели этой культуры.

— Погоди-ка, — запротестовал Айвар, — тогда почему же мы, люди, ничего о них не знаем?

— Вы знаете — здесь, на Энее, — ответил Эраннат. — Может быть, вы случайно встречали их и где-нибудь еще. Сведения погребены в банках данных, поскольку вы обычно интересуетесь более крупными и более влажными планетами. Что же до нас, то у ифрианцев не было особых причин сообщать об этом людям. Мы узнали о «крадущихся в ночи» давно, в начале межзвездных полетов, тогда мы редко встречались с людьми, а потом враждовали с ними. Мы научались бороться с этим злом. «Крадущиеся в ночи» уже давно не представляют собой угрозы в Сфере, и несомненно, теперь уже не многие ифрианцы даже слышали о них.

«Слишком много информации. Вселенная слишком велика», — подумал Айвар.

— Кроме того, — продолжал Эраннат, — похоже, что люди более восприимчивы к воздействию «крадущихся в ночи», чем мы, ифрианцы. Наш мозг иначе организован, и мозгу «удачи» легче войти в резонанс с человеческими нервными структурами.

— Резонанс? — нахмурилась капитан Рио.

— Нервная система «крадущихся в ночи» — необыкновенно хорошо развитый телепатический передатчик. Не для мыслей — мы на самом деле не знаем, каков уровень сознания этих проклятых тварей. Да мы этим и не интересуемся, как могли бы заинтересоваться ученые Терры. Как только мы поняли, что эти гадины делают, нашим единственным желанием стало уничтожить их. Они вторгаются в самые глубины личности. По сути, они воспринимают эмоции и транслируют их обратно: они действуют как усилители. — На Эранната было страшно смотреть: он сгорбился и излучал ненависть. Его четкие фразы звучали, как удары. — Может быть, те разумные существа, которых вы называете Строителями, создали их как домашних любимцев, источник удовольствия. Строители могли иметь более холодный ум, чем мы или вы. А может быть, под влиянием «крадущихся в ночи» они деградировали и вымерли.

Я сказав, что резонанс с мозгом ифрианца у них относительно слаб. Но тем не менее мы обнаружили, что исследователи и колонисты на некоторых планетах стали проявлять отвратительные черты. Начиналось все обычно с кошмаров, затем они становились вспыльчивы и агрессивны, похотливы… Достаточно. Мы выявили причину и уничтожили ее.

Как мне кажется, вы, люди, более подвержены воздействию «крадущихся в ночи». Ваше счастье, что эти твари предпочитают пустыню. Иначе все энейцы могли бы стать зависимыми, как наркоманы.

Да, зависимыми. Тинераны этого не осознают, они думают, будто держат этих домашних любимцев просто по традиции, но ведь они превратились в нацию зависимых. Любая эмоция, которую они испытывают, воспринимается и передается им обратно усиленная, снова воспринимается и усиливается, и так до пределов возможностей организма. Что ж тут удивляться, что они ведут себя как психопаты от рождения? Почему они не прикасаются к наркотикам, пока они в таборе, но сразу начинают их принимать, стоит им отлучиться, и не живут долго, будучи оторванными от каравана? К тому же они должны были приспособиться, шел, вероятно, естественный отбор. Они стали алчны и изворотливы, как та женщина, что завладела твоим имуществом, Рольф Маринер. Не удивлюсь, если теперь уже дети рождаются с зависимостью от этой отравы.

— Впрочем, ты должен ее поблагодарить за то, что она избавилась от тебя так быстро.

Айвар закрыл лицо руками:

— О Боже, нет!

— Мне нужно чистое небо и богатые дичью места, чтобы поохотиться, — проскрежетал Эраннат. — Я вернусь к завтрашнему утру.

Он улетел, а Айвар остался плакать на груди Меа. Она прижала его к себе, гладила по голове и бормотала ласковые слова:

— Ты поправишься, бедняжка, мы тебя вылечим. Река течет, течет, течет… Здесь покой.

Наконец она уложила его, уставшего от слез и обессиленного, на койку своего мужа. Лившийся сквозь окна свет стал золотисто-красным. Капитан переоделась в мантию и вышла на палубу, чтобы присоединиться к команде и священнику в проводах солнца на ночной отдых.

К югу от Колдлэндинга местность сделалась гористой и пустынной, пики Киммерийского хребта призраками поднялись на горизонте. Дальше течение реки становилось слишком стремительным, чтобы пасти стада речных свиней. Но сначала Флоун разливался по долине, образуя похожую на озеро широкую заводь — Гринбоул, — где команды судов, направлявшихся дальше к югу, оставляли свои стада под присмотром пастухов: животные здесь нагуливали жир на обильных кормах — водорослях и моллюсках.

Айвар в своем каяке греб так неуклюже, что это вызывало веселый смех его молодых спутников. Их собственные суденышки сновали по поверхности со стремительностью водомерок. Иногда, нырнув в воду, речной народ гонялся за длинными перепончатолапыми уселами, которые выполняли функции пастушеских собак; Айвар же в воде был более неповоротлив, чем толстые ленивые носатые чухо — речные свиньи.

Это его не огорчало. Никто не может все делать одинаково хорошо, а его умение грести и плавать заметно улучшилось за последнее время.

Маленькие волны сверкали под лиловыми небесами, шептали, кружились хороводом, помогая ему гнать вперед каяк. Это была живая реальность — в отличие от застывших каменистых берегов и пыльно-зеленых кустов на дальних холмах. От воды поднималась прохлада, смягчавшая безветренную жару. Воздух был полон множеством влажных запахов. Впереди «Нефритовые Ворота» поднимались над Айваром, как ярко раскрашенный замок, за ним двигалось другое судно. Траулеры и баржи достигли Колддэндинга раньше них. Совсем рядом с каяком чухо лениво жевали водяной кресс-салат. Время от времени, по команде пастуха, усел бросался вдогонку за отбившимся животным и заворачивал его к стаду. Пасти водяных свиней на Флоуне — идеальное занятие, подумал Айвар. Постоянная активность и необходимость быть начеку давали ощущение полноты жизни, при этом позволяя погрузиться в покой, красоту, величие реки.

Конечно, он был здесь всего лишь зрителем, молодежь пригласила его присоединиться из симпатии. Это тоже его не огорчало.

Яо подогнала свой каяк поближе.

— Все хорошо? — спросила она. — У тебя здорово получается, Рольф. — Она покраснела, опустила глаза и застенчиво добавила: — Едва ли я сумела бы так же хорошо справляться с работой на суше, в твоих краях. Но когда-нибудь мне хотелось бы попробовать.

— Когда-нибудь… Я хотел бы взять тебя с собой, — ответил Айвар.

Отправляясь пасти чухо в летнее время, речной народ не носил одежды — в любой момент могла возникнуть необходимость нырнуть. Кожа Айвара была слишком чувствительной к палящим лучам, и он был в легкой блузе и штанах, которые ему соорудил Эраннат. Яо была слишком юна для тех мыслей, которые вызывала у Айвара ее нагота; и она не из его народа, и… Нет, все это неважно, главное — она милая, и доверчивая, и…

Ох, проклятье, не должен же я стыдиться того, что замечаю ее женственность. Ведь дальше мыслей дело не зайдет. Это просто мера того, насколько мне удалось вернуть себе душевное здоровье.

Церемонная жизнерадостность на борту корабля: маленькие городки, где они останавливались для обмена товарами; долгие дни на зеленой реке в промежутках; суровая мудрость Эранната, светлая мудрость монаха Ян Вея, прагматическая мудрость капитана Рио Меа, ее советы; дружелюбие ее мужа и других ровесников Айвара; и — да — эта девочка, ее дочь, всегда рядом; и река, могучая, как время, дни и ночи, дни и ночи, длившиеся дольше, чем на самом деле, как предвкушение вечности, — все это вылечило Айвара.