Флэндри улыбнулся краешком губ.
— И я когда-то был кадетом. — Он посерьезнел. — Ну хорошо. Нет никакого сомнения, что ваше ополчение выполняет многие гражданские функции и в социальной области, и в экономике. Например, оно наверняка осуществляет полицейский надзор во многих сферах жизни, ответственно за различные общественные работы и так далее. Роспуск ополчения приведет к крушению многих жизней как на практическом, так и на эмоциональном уровне. Его величество, по всей видимости, плохо осведомлен об этом. На Германии живут иначе, и, хотя Хансу доводилось видеть много других обществ, его всегда подводил недостаток воображения.
Тем не менее повторюсь: путь переговоров пока не закрыт. Чем бы они ни закончились, думаю, вы не станете отрицать, что императором движут благие намерения. На это вам хватит воображения. Откуда же тогда взялась ненависть? Сколько деннициан ненавидят Империю?
— Не знаю, — ответила Козара. — Я говорю только за себя. После того, что ваши люди сделали с теми, кого я люблю, и лично со мной...
— Попробуйте все же описать ваши воспоминания, — перебил ее Флэндри. Она ответила негодующим взглядом. — Понимаете, даже если я не узнаю ничего нового, мне, может быть, удастся выяснить и доказать начальству, что те ослы, что вас допрашивали, заслужили наказания за вопиющую глупость.
Он взял со стола стопку бумаг и помахал ею в воздухе.
«Этот рапорт, должно быть, содержит такие подробности, о которых я и сама не знаю, — внезапно осознала она. — Ну ладно, попытаюсь рассказать то немногое, что смогу вспомнить».
{Пещера в горах недалеко от Салменброка. Здесь хранилось то немногое снаряжение, благодаря которому она и ее товарищи оставались в живых. Все они стояли над обрывом перед входом в пещеру, но ни один не имел теперь, в ее воспоминаниях, ни лица, ни имени. Только облик Тродвира сохранился более-менее ясно. Вокруг нависали мрачные скалы. В пурпурном небе сияло красноватое солнце. Его лучи окрашивали в розовый цвет то шишковатую ветку, то ком снега. Дул постоянный, сильный, ледяной ветер. У него был не только запах, но и вкус металла. Чуть в стороне, на расстоянии полукилометра, громко ревел бело-зеленый водопад. Закутанная в парку, Козара чувствовала, что Диомеда придавливает ее к земле гораздо сильней, чем Денница. Новая планета добавляла к каждому центнеру почти двадцать килограммов.
В ее памяти довольно отчетливо возник образ Эонана из Ланнаха. С желтыми горящими глазами, с расправленными перед взлетом крыльями, он своим резким голосом произнес на ломаном англике:
– Понимаешь теперь, что эти вещи грозят жизни моего народа. Они разрушают весь наш мир. Мы думали, что войны между Флотом и Стаей давно ушли в прошлое. Но сейчас все начинается сначала...}
{Взошли две почти полные луны. Обе медного цвета, размером с два Месяца (так на Деннице называют луну). Одна еле двигалась, другая быстро пересекала небо, на котором горело всего несколько звезд, да и те из разных созвездий. Холодало. Трещал и рассыпал искры костер. Его свет выхватывал из темноты фигуру Тродвира. Тот сидел у входа в пещеру и жарил мясо — скудный дневной рацион. Дым разносил острый запах. Тродвир сказал Козаре и ее друзьям-людям:
— Не дело старого змая давать советы. Ваши умные головы сами знают, как управиться с кучкой ксеносов. Я всего лишь слуга и телохранитель своей госпожи. Но если вы хотите сохранить мир среди туземцев, почему бы не привести к ним несколько ифриан? Пусть они объяснят, что Ифри не желает поддерживать мятежные группировки.
Стив Джонсон — нет! Стефан Иванович. — Проклятье, почему она подумала о нем как о Стиве Джонсоне? — лицо которого она никак не могла вспомнить, сказал:
— Такой шаг должен быть утвержден на официальном уровне. Резидент не может взять ответственность на себя. Он обязан связаться с губернатором сектора. А я не уверен, что губернатор позволит, чтобы на Ифри или Терре узнали, как плохи дела на Диомеде.
— Кроме того, — добавил другой человек-тень, — невозможно предсказать последствия. А они будут очень серьезными. Мы имеем дело с полномасштабным культурным кризисом. К тому же среди негуманоидов.
— Тем не менее, — сказал еще один мужчина (или женщина? Действительно ли у него/нее был приплюснутый нос, раскосые глаза и смуглая кожа?), — вне зависимости от того, какие они имеют обычаи и инстинкты, мы не вправе считать их — многих из них — лишенными здравого смысла. Однако нам крайне необходимо найти хотя бы частичное решение проблем Стаи. Иначе внезапное исчезновение надежды на ифриан помощь толкнет их к... самым непредсказуемым поступкам. (Если те черты не являются обманом раздробленной памяти, они могут принадлежать неденницианину, которого нанял дядя Бодин или кто-то из его агентов.)
— Да, — заговорила Козара, — фокус состоит в том, чтобы постоянно держаться на гребне событий.
Кажется, этот разговор происходил в ту ночь, когда на них обрушился имперский десант.}
{Или то была другая ночь? Тродвир закричал:
– Прочь от моей госпожи!
Во мраке блеснул его нож. Разряд электродубинки — и, зашатавшись на краю пропасти, мерсеец рухнул на землю. Через минуту лейтенант морской пехоты аккуратно выпустил ему в живот слабый заряд бластера.
Козара не помнила, как убивали ее товарищей. Она смотрела только на Тродвира, который снова пришел в себя и зашевелился.
Из-под ребер торчали запекшиеся внутренности. Она вырвалась из лап преследователей, упала на колени возле дорогого тела и почувствовала омерзительный запах.
— Тродвир, драган!
Он закашлялся и не ответил. Видимо, ослепленный болью, он уже не узнавал ее. Она прижала к себе его голову. Острые зубцы гребня впивались ей в грудь.
— Двинафор, двинафор, одхал тив, — словно безумная хрипела она.
Десантник потащил ее прочь:
— Поднимайся.
Девушка повернулась, шипя от ненависти, и напрягла пальцы для приема каратэ. Второй солдат набросился сзади. Первый несколько раз ударил пленницу по лицу, пока у той все не поплыло перед глазами.
— Столько шума из-за жалкого ксеноса, — пожаловался он и пнул Тродвира ногой. Вряд ли ихан почувствовал удар. Его тело дернулось, словно безжизненный манекен.}
{Маленький, тесный кабинет. Спертый воздух. Офицер разведки орет:
— Никто не будет с тобой церемониться, Вимезал! Измена — слишком тяжелое преступление. Предателям не делают поблажек.
— Я не...
— Это мы скоро узнаем. Заберите ее, О’Брайен, и подготовьте к гипнозондированию.}
{Падение в водовороте криков, грохота, вспышек боли и еще раз боли. Вниз, к пустоте... но нет... ей никогда не удастся достичь блаженного прохладного небытия. Она в плену у вечности.
Золотое лицо, глаза цвета киновари, синие перья над ними. Мягкий голос:
— Усни, Козара. Спи. Забудь.
Больше ничего.}
{Когда военно-полевой трибунал приговаривал ее к пожизненному рабству, она по-прежнему оставалась в забытьи.}
Флэндри просматривал бумаги на столе. Несколько сухих слов девушки, по всей видимости, не вызвали в нем сочувствия. Ровным, бесцветным тоном он произнес:
– Благодарю. Не много же вам удалось вспомнить. У нас по-прежнему нет объяснения вашей ненависти к Империи.
— Как нет объяснения? — взорвалась она. — После всего, что я рассказала?
— Пожалуйста, успокойтесь. Вы умная, образованная, достаточно беспристрастная женщина. Рассудите сами. Допустим, ваши воспоминания — отражение реально происходивших событий, а не плод болезненного бреда. В таком случае нельзя исключать возможности, что вы и ваши товарищи имели несчастье столкнуться с группой бессердечных тупиц, которые встречаются теперь повсюду. Почему бы не прибегнуть к законным мерам и попытаться опознать этих мерзавцев, найти их и подвергнуть наказанию? Вы же, напротив, считаете этот эпизод вполне типичным. По вашему мнению, он является лишним подтверждением того, что вам и раньше было известно.