Такой же важной является способность государственного деятеля почувствовать и использовать судьбоносный, счастливый момент, то, что греки называли kairos. Когда Бисмарк однажды сказал, что государственный деятель должен только выжидать, пока Бог не пройдет мимо, и тогда вскакивать и хвататься за его мантию, он на христианский лад образно выразил не что иное, как известную и не единожды доказанную веру Цезаря в удачу, в Тюхе, непредсказуемую богиню случая, которая из каприза и прихоти низвергает и возвышает, и на нее Цезарь полностью рассчитывал, но не как игрок, а в понимании Гете, сказавшего, что «гений и удача неразрывно связаны».

Цезарь стоит в ряду великих политических деятелей, являющихся политиками по своей сущности, а не только по желанию. Мир, в котором он живет, объем его деятельности нельзя разложить на две половины — духовную и материальную, на идею и реальность. Этот способ разделять целостность жизни на созерцательную и деятельную форму, на теоретический и практический «bios» был широко распространен во времена Цезаря. Эта концепция вела свое происхождение от греческой философии, особенно от софистов V в. до н. э. Она все больше овладевала умами и в Риме времен Цезаря была едва ли не единственной общепризнанной философией.

Склонный к уединению и медитациям поэт Лукреций, лирик Катулл и его друзья, удалившиеся от грубой действительности на блаженный остров «искусства для искусства», историк Саллюстий, глушивший свое отчаяние при виде упадка государства и гибели, которая, по его мнению, за этим следовала, поисками гармонии стиля, «искусства выражения», политик, оратор и мыслитель Цицерон, все творчество которого состоит из напряженного внутреннего конфликта между идеалом, созданным им для себя, и сознанием невозможности претворить его в жизнь, если не считать редких, приводящих в трепет от счастья моментов, — все они являются примерами этого деления жизни на жизнь духа и жизнь действия. Этот дуализм в будущем продолжится у Сенеки, который вел борьбу за существование средствами духа, у Марка Аврелия, одного из самых благородных и чистых воплощений на императорском троне этой внутренней раздвоенности, а с победой христианства дуализм почти на полтора тысячелетия станет вообще единственной формой мировоззрения западноевропейского человечества.

На фоне этого развития Цезарь был последним великим античным воплощением целостности жизни. Его величие не является плодом, как у Фридриха Великого, конфликта между духовной жизнью и самоотдачей делу, напряжения, которое преодолевается героическим исполнением долга, но оно основано, как, например, у Гете, на полной гармонии всех без исключения проявлений жизни, исходящих из одного важного центра. Этот центр у Цезаря — момент, когда он незаконно захватил власть над Римской империей, чтобы по-новому обустроить мир, приходящий в упадок. И ввиду цельности личности Цезаря невозможно различить, хотел ли он этой власти, или она была послана ему судьбой. В ней оправдывается существование Цезаря. Путь к этой власти кажется таким осмысленным, потому что все отдельные действия Цезаря исходят из этого центра, являются выражением его властного характера, врожденного величия и достоинства, составляющих сущность природы этого выдающегося человека, о чем сообщают бесчисленные рассказы. Когда Цезарь был квестором[6] в Испании, он, стоя перед изображением Александра Великого, сетовал, что в его возрасте тот покорил мир, а он еще ничего не совершил. Проезжая через маленькую альпийскую деревушку, он сказал, что предпочитает быть первым в этом захолустье, чем вторым в Риме. По свидетельству Цицерона, он любил цитировать переведенные им два греческих стиха из «Финикиянок» Еврипида, гласящих, что если уж нужно совершить неправое дело, то только ради власти, в остальном же следует оставаться верным и законопослушным.

Из этих истоков происходят врожденное стремление к совершенству, требовательность, которая возникает только из знания, что такое совершенство. Сюда относится граничащая с щегольством элегантность внешнего облика Цезаря; ни один физический недостаток он не воспринимал так болезненно, как лысину, и постановление сената, разрешающее ему постоянно носить лавровый венок триумфатора, доставило Цезарю поэтому огромную радость. Новую виллу у реки Немеза, которая не удовлетворяла его вкусам, Цезарь приказал снести и построить заново, хотя его финансовое положение тогда было отнюдь не блестящим; самым трогательным образом это стремление к совершенному достоинству обнаружилось в час смерти. Когда смертельно раненный Цезарь падал на землю, он позаботился, чтобы одежда прикрыла наготу. Даже в смерти он не хотел иметь отталкивающий вид.

Власть Цезаря делится на три стадии. Первая, которая длится до консульства (59 г. до н. э.), имеет чисто внутриполитический аспект. Цезарь, имя которого стоит в ряду величайших полководцев истории, начинал не как солдат. Подобно Периклу и Кромвелю, он начал как политикан, хотя еще молодым человеком служил в армии, солдатом и полководцем Цезарь стал по политической необходимости. Для него война была продолжением политики, и никогда военный не возобладал над ним как над политиком, но всегда государственный деятель руководил полководцем. Итак, первые полтора десятилетия своей политической деятельности Цезарь только средствами внутренней политики стремился добиться положения, которое позволило бы ему влиять на судьбы государства.

Внешнее течение жизни Цезаря было в общих чертах следующим. После военного трибуната (73 г. до н. э.) мы много лет почти ничего о нем не слышим. Во внешней политике основным событием было тогда продолжение войны с Митридатом. Военными действиями руководил Лукулл, способнейший представитель оптиматов, оттеснивший Митридата до самой Армении. В Испании шла война с Серторием, последним приверженцем Мария, который на Иберийском полуострове образовал империю в противовес оптиматскому Риму, опираясь на свободолюбие местных жителей. Там с 77 г. до н. э. военными операциями руководил Гай Помпей, получивший от Суллы звание «Великого»: когда Сулла вернулся в Италию, Помпей привел ему войско, набранное по собственному почину. Диктатор устроил ему триумф и приветствовал как императора.

Эти ранние успехи развили в Помпее большую самоуверенность. Он добился чрезвычайной военной власти в Испании, что поставило его наравне с действующим там проконсулом. Война с Серторием затянулась на годы и закончилась только тогда, когда в 72 г. до н. э. Помпей пал жертвой заговора своих приверженцев. В провинции наконец наступил мир. Популярность Помпея в Испании и его многочисленные сторонники остались еще от тех времен.

Сенат, не считая нескольких незначительных поручений, предоставил такую же командную власть Публию Лицинию Крассу, который происходил из всаднического сословия и благодаря ловким финансовым операциям стал одним из богатейших людей Рима. Эта командная власть была дана для подавления восстания рабов в Италии, взбунтовавшихся под руководством Спартака против своих хозяев. Красс победил их, но так как оставшиеся в живых попали в руки возвращающемуся из Испании Помпею, тот потребовал для себя почестей и за эту победу. Однако, несмотря на это, оба объединились и, опираясь на войско, добились консульской власти.

Год их полномочий (70 г. до н. э.) принес отмену многих сулланских законов. Отныне народный трибунат снова стал важнейшим трамплином для политиков партии популяров, к которой теперь присоединились Помпей и Красс. Цезарь, всегда принадлежавший к популярам, приветствовал это развитие, но о его активном участии мы ничего не слышим. Только в 68 г. до н. э. Цезарь снова появляется на политической арене; в этом году он был квестором. Это были римские финансовые магистраты в метрополии и в провинциях. Цезаря прикомандировали к наместнику Южной Испании. Через два года (65 г. до н. э.) он получил должность курульного эдила. Эдилы осуществляли в Риме полицейский надзор, а также занимались общественными играми и рынками. Его коллегой по должности был ярый оптимат Марк Бибул.