Положительной стороной разгрома КПСС и КГБ явилось то, что ощутимо повеяло ветерком свободы. Так сняли ограничения на выезд из страны, и потоки эмигрантов, в большинстве евреев, осадили посольства США, Германии и Израиля. Но главное — было покончено с обязательным прохождением парткомиссий, волокитой в КГБ, и получить загранпаспорта стало намного легче. Это стимулировало деловые поездки за рубеж, не говоря уже о туризме.

Давняя мечта Артёма Сергеевича и его жены повидать Париж стала вполне реальной. Правда, у них и раньше был шанс побывать в самой притягательной из мировых столиц, сделавшейся прибежищем русской эмиграции. Уезжая туда на пять лет, Аня обещала им прислать приглашение. Но то ли забыла, то ли муж был против, однако в гости они их так и не пригласили. А в последний год у Наумова с дочерью произошел окончательный разрыв.

Артём Сергеевич уже давно был внутренне подготовлен к этому тяжелому шагу, хотя и старался его избежать, памятуя, что худой мир лучше доброй ссоры. Начиная с первой свадьбы, где Аня прилюдно отреклась от родного отца, в его душу запала глубокая обида на дочь, и с годами она не утихла. А когда назвала своего первенца в честь отчима, боль достигла своего пика.

Искрой, вызвавшей взрыв, как ни странно, явился единственный подарок Ани, который она сделала отцу за все годы, что была за границей. После посещения Артёмом Сергеевичем их дачи, когда он привез внуку трехколесный велосипед, а ее не застал, дочь приехала к нему домой, чтобы поговорить о том, о чем там не успели.

— Встречайте добренького Санта-Клауса, — весело сказала она еще в дверях, протягивая ему объемистый пакет. — Это тебе, отче! Не очень я была щедра на подарки, но зато этот — шикарный. Он все окупает. Настоящий «Адидас»!

Варя, как всегда, позаботилась об угощении. Когда уселись за стол, редкая у них гостья предложила:

— Папуля! Может, сначала наденешь мой подарок? Ты еще не старый и подтянутый, как спортсмен. Тебе пойдет спортивный костюм известной фирмы. Мало кто здесь, — подчеркнула она с важным видом, — имеет такой же. Это — последняя мода!

Если бы Артём Сергеевич послушал дочь, то скорее всего они бы сразу же и поссорились. Но ему не захотелось идти переодеваться, когда уже сидели за столом, и он мягко возразил:

— У нас еще будет время. Приятно, что на сей раз обо мне не забыла. Все мы любим подарки, — добавил он, мысленно упрекнув Аню за то, что не привезла хоть какой-нибудь пустячок для Вари, но вслух этого не высказал.

Они так редко виделись, что отчитывать дочь за адюльтер и наставлять в семейных делах, о чем просила Надежда, Артём Сергеевич не стал. Завел разговор о парижской жизни, надеясь, что она сама откроет причину разлада с мужем. Но Аня не захотела касаться этой темы, и он вынужден был спросить:

— Что это за история с изменой Вадиму, о которой сказала мне твоя мать? Не скрывай от нас, дочка! Мы ведь тебе не чужие.

— Не знаю, чего она подняла такой звон, — ушла от откровенного разговора Аня. — Уж нельзя мне завести приятеля. Представляешь, папуля? Его вызвали в КГБ и пригрозили, что, если будет со мной встречаться, станет невыездным!

Артём Сергеевич, конечно, не признался в том, что вняли его совету, но счел нужным высказать на сей счет принципиальное мнение.

— Конечно, не мое это дело вмешиваться в вашу семейную жизнь. Только ты сама можешь решать, устраивает ли тебя муж. Но я против обмана и грязи в семейной жизни! Я тогда встретил на дороге твоего приятеля. Это ведь его «Волга» застряла в кювете? И у меня не осталось сомнений в характере ваших отношений.

— Так мне что же третий раз выходить замуж? — вспыхнула Аня. — Тем более что все говорят, что он — темный делец.

— А что, лучше жить с нелюбимым мужем? — неодобрительно глянул на дочь Артём Сергеевич. — Сейчас отношение к коммерсантам меняется.

— Но Вадима прочат послом в Чехословакию. Мама считает, что он далеко пойдет, — опустив глаза, сказала Аня. — И ребенку нужен отец.

— Да разве я за то, чтобы ты бросила мужа? — рассердился Артём Сергеевич. — Но нельзя жить с ним и наставлять ему рога. Это подло! — Чувствуя, что разговор не получился, он встал из-за стола: — Ладно, живи, как знаешь. Пожалуй, пойду примерю твой подарок.

Артём Сергеевич пошел в спальню и развернул шелестящий пакет. Спортивный костюм был очень красив, но когда он его надел и посмотрел на себя в зеркало, то обмер. Столь велик был размер, очевидно рассчитанный на гиганта. Захотелось немедленно снять с себя это безобразие, но возмущение так переполняло душу, что, путаясь в брюках, он все же прошел в гостиную. Его появление вызвало дружный смех.

— Это что, шутка? — отсмеявшись, спросила Варя. — Где ты его откопала? Такого огромного роста не встретишь даже у баскетболистов!

— И мне хотелось бы знать, как это случилось. — Артём Сергеевич был вне себя от обиды и огорчения. — Ты сама его покупала?

— Прости, я не думала, что он так велик, — еле сдерживая смех, сказала Аня. — Это Вадик подложил свинью, — быстро добавила она. — Не знаю, откуда у него этот костюм. Мама пыталась продать, но в комиссионке не взяли. Вот она и предложила подарить тебе.

— Ну спасибо, доченька, порадовала! Не пойму только, чего в тебе больше: скупости или бесстыдства? За все время ты сделала один подарок, и то такой, который никому не нужен. Неужто я не заслужил лучшего?

— А что, заслужил? — неожиданно обрушилась на него Аня. — Бросил меня ребенком и подарки делал только на праздники и дни рождения.

— Ну и ну!.. Тебе маленькой я бы еще простил. Но ты давно уже взрослая и должна отвечать за свои слова, — еле сдерживая гнев, сказал Артём Сергеевич. — Знаешь ведь, что я тебя не бросал и денег давал достаточно. И подарки делал. Все ты отлично знаешь, и за эту наглую ложь — Бог тебе судья!

— Ты еще пожалеешь, папа, о своих словах. Не увидишь больше ни меня, ни внука! — вспылила Аня, вставая. — Так и будет, пока не извинишься.

— Внука я потерял, когда ты назвала его чужим именем, — вскипел Артём Сергеевич. — И извиняться должна — ты! Иначе эту подлую клевету я тебе никогда не прощу!

Потрясенная Варя слушала, как они ссорятся, не в силах произнести ни слова. Так же молча она вышла в прихожую проводить Аню и закрыла за ней дверь, не сделав даже попытки к примирению, — столь сильно ее душа страдала от несправедливой обиды, нанесенной отцу дочерью.

Семейных огорчений добавила внезапная смерть Бандурского. Здоровье у Семена Ефимовича было слабое. Он давно страдал диабетом. Но регулярное лечение и забота любящей жены поддерживали его в работоспособном состоянии, несмотря на то, что ему шел уже восьмой десяток. Подкосили всеми уважаемого главного редактора столичной газеты развал Советского Союза и крах КПСС.

Наумов всегда испытывал к своему зятю глубокую симпатию. И дело было не только в его выдержке и тактичности, благодаря чему за долгие годы между ними не произошло ни ссор, ни даже существенных разногласий. Не говоря уже о безукоризненном отношении Бандурского к его старшей сестре. Больше всего Артёму Сергеевичу нравились в нем доброжелательность и внимание к людям, без различия их положения, что редко встречалось у партийных сановников высокого ранга и за что его любили сотрудники.

— Семен Ефимович был скромен и никогда не чванился своим положением, — поминали его добрым словом пришедшие на гражданскую панихиду коллеги. — Несмотря на занятость, всегда находил время, чтобы принять и выслушать человека, дать добрый совет.

— Он был на редкость честным партийцем и мудрым человеком, — сказал о Бандурском единственный из бывших членов горкома, присутствовавший на похоронах. — Никогда не участвовал в интригах. Доброжелательно слушал всех, но не примыкал ни к одной стороне. Власти менялись, а его никто не трогал. Ценили за порядочность и как профессионала.

Благополучно делавший карьеру при всех генсеках КПСС, Бандурский был награжден многими орденами и медалями за заслуги перед государством. Если бы не крах КПСС и развал Советского Союза, его похороны были бы пышными и многолюдными. Но теперь лишь немногие из известных журналистов осмелились почтить память бывшего члена горкома, а из разогнанного партийного руководства пришли проститься с ним единицы.