Девять часов… Эдик Домбровский всегда уже был здесь ранее — начинались занятия и он, обычно, не опаздывал. Математикой, физикой или химией он не интересовался, но часто бывал за границей, а потому языки изучал все-таки прилежно. Ольга вздрогнула, внезапно увидев подходящего Илью.

— Здравствуй, Оля, ты зря ждешь здесь кого-то. Плохо, что он не извинился, но вы больше не встретитесь. Жду после занятий — отпразднуем нашу маленькую победу. Я все сам куплю и приготовлю. Ты иди — занятия-то уже идут, не стоит опаздывать еще больше.

Он повернулся и ушел, а она даже не успела поздороваться. Странно — Эдика нет, победа какая-то… Он так и не появился даже к концу занятий. Прошел слушок, что Домбровского арестовали, и он уже сидит. Но как это возможно, у него вся полиция повязана? Наверняка поехал куда-нибудь развлекаться, решила она и успокоилась. Вернется — пойду на поклон.

После занятий подруги окружили Ольгу, выражая сочувствие. Они понимали, почему, от кого и за что она получила эти синяки на лице. Помня инцидент год назад с однокурсницей, даже боялись спросить о дальнейшем. Никто не обратил внимания, что Эдика нет на лекциях. Ольга молчала и подруги внутренне скорбели вместе с ней. А ей хотелось уйти побыстрее. Надеть очки, закутаться в шарф и бежать. Что будет, когда Эдик вернется? Думать об этом не хотелось сейчас совершенно. Бежать, бежать и бежать… Но куда?..

Ольга вспомнила, что ее после занятий ждет Илья, собирается праздновать какую-то победу. Он человек добрый, слов нет, но сейчас точно не до него и хочется побыть одной. Но придется идти — живу-то я у него, зачем же обижать хорошего человека своим невниманием. Каждый свое горе должен пережить и перенести сам.

Она шла в раздумьях по улице, словно на автопилоте… вошла в квартиру, чувствуя запах свежеприготовленной еды. Илья встретил ее, одеваясь.

— Я там приготовил тебе покушать, а то ты так совсем с голоду шататься начнешь. Да… и не беспокойся, ты не называла имен, но Эдик Домбровский уже сидит в тюрьме, пришлось все самому выяснять. Скоро начнутся аресты его друзей-подельников, полицейских оборотней. Отца вашей однокурсницы освободят из колонии, как незаконно осужденного, но это процесс не одного дня. Так что все твои проблемы, Оля, позади, как я и обещал. Кушай, отдыхай, набирайся сил и учись, а мне домой пора.

Он ушел, закрыв за собой дверь. Ольга еще не успела ничего понять и сообразить. Эдика посадили… как это возможно? Но его действительно сегодня не видел никто в университете.

Николай Абросимов после ужина прилег на койку и задумался. Уже почти год он думал только об одном — как отомстить? Следствие закончилось, он ознакомился с делом, его осудили на десять лет за хранение и сбыт наркотиков. Ладно бы за хранение, которого не было на самом деле, но и за сбыт. Нашли двух подставных лиц и впаяли десятку.

Адвокат обжаловал приговор, но и так было понятно, что никто и ничего не отменит. Задача сейчас одна — отсидеть большую часть срока, выйти условно-досрочно и там уже разобраться с ментами и следствием, но в первую очередь с Эдиком Домбровским. Именно он изнасиловал двух его дочерей и самого определил в тюрьму.

Он мысленно перебирал всевозможные пытки — медленное отрезание пальцев или крошение суставов пассатижами, зажимание яичек в тисках, поджаривание их на раскаленной плитке. Все-таки выбрал особенный вариант — поставить раком и связать, купить секс-машинку и пристроить ее, чтобы работала круглые сутки. А в это время сдавливать ему яйца и дробить суставы пальцев пассатижами. Пусть почувствует полное удовольствие. Приводить в себя после потери сознания и снова иметь по полной программе пока кишки в заднице не лопнут от осинового кола вместо искусственного резинового фаллоса. Нет справедливости на свете, менты и следователи куплены, значит действовать ему самому, а там будь что будет. Но бежать нельзя, придется сидеть, иначе не выследить Домбровского, не наказать полицейских и следователя, подставных свидетелей.

Словно что-то толкнуло Абросимова, и он открыл глаза. У дверей в камере стоял Эдик Домбровский. Николай не поверил, протер глаза, ущипнул себя за руку, но нет — никакого видения.

Эдик тоже словно очнулся и не понял куда попал — обстановка похожа на тюремную камеру. Толкнул несколько раз дверь сзади — закрыто.

— Что за херня, — произнес он, — вы кто такие, зэки что ли?

— Ты паренек какой-то невежливый, здесь я задаю вопросы, — раздался голос от противоположной стены.

— Кто это там вякает, что за козел? — угрожающе спросил Эдик, все еще не понимая, что на самом деле попал в камеру СИЗО и это не розыгрыш друзей, и не шутка.

— Извини, Рябой, — вмешался сразу же Абросимов, — отдай его мне. Это он моих девочек изнасиловал, одна совсем еще маленькая была, в школе училась. Отдай его мне, Рябой…

Рябой, старший по камере, долго не думал, дал команду помочь Абросимову.

На утренней поверке сотрудники СИЗО обнаружили в камере лишнего зэка, тихо лежащего у параши. Вроде бы дышит и пульс есть, на столе чистосердечное признание на трех листах.

Ажиотаж возник страшный, никто ничего не понимал. Дежурная смена напрочь отрицала, что кого-то впустила в камеру, все в один голос утверждали, что видит этого зэка впервые. Осужденные в камере все твердили одинаково и однозначно: «Дверь открылась, и он вошел, положил на стол исписанные листы, попросил передать их прокурору, потом прилег на пол и уснул — свободной койки у нас нет, вы это знаете».

Неизвестного поместили в санчасть — перевязанная еще с вечера мошонка уже начала отмирать. «Здесь требуется хирург, — пояснил доктор, — яйца уже не спасти и врут сокамерники, что он спал, они всю ночь его насиловали. Но, судя по его чистухе, он того заслужил. Я бы такого вообще удавил, а не только яйца перевязал накрепко».

Начальник СИЗО собрал у себя экстренное совещание. Главным сейчас был вопрос что делать, а не тот — как он сюда попал, почему и так далее. Просто так теперь этого сынка олигарха из СИЗО не выкинуть — слишком много людей его видело, слишком много читало его признание и вдобавок ему хирург требуется. После нескольких никчемных предложений и ответов полковник пожалел, что собрал своих людей у себя. Он объявил следующее:

— Режим у нас ни к черту, насильник несовершеннолетних оказывается в одной камере с отцом изнасилованных девушек. Наверное, это морально оправдано, но мы служим закону и допускать подобного не имеем права. Понятно, что будет внешняя проверка, которая каждому воздаст по заслугам и советую держать язык за зубами, не сплетничать с прессой и знакомыми. Все свободны.

Ни для кого не было секретом, что зэки иногда перемещаются по камерам без официальной воли администрации. Кому-то приводят девочек, кто-то выясняет отношения. Никто не удивился и не считал неправильным привод насильника в нужную камеру, где его опустили. Большинство сотрудников посчитало, что счет не сошелся по причине невозврата зэка в свою камеру. Именно этого и добивался начальник СИЗО. Он вызвал к себе начальника санчасти и позвонил в следственный комитет. Спросил у врача:

— Ты сможешь ему яйца отчикать сам, там ничего нельзя сделать, чтобы их сохранить?

— Слишком долго они были перевязаны, кровь к ним не поступала, а отрезать смогу, это не сложно, — ответил доктор.

— Иди и отрежь этой сволочи все, что надо, в больницу не повезем, скандал будет большой. Свободен.

Начальник СИЗО дождался полковника Красноярова Вадима Петровича из следственного комитета, которого знал давно и дружил с ним не первый год. Изложил свою версию произошедшего:

— «Золотая молодежь» решила повеселиться, немножко поэкстремалить, так сказать, — начал рассказывать он. — Провести пять минут в камере с зэками и вернуться обратно. Понятно, что за большие деньги провели одного в камеру. И никто не знал, что он обыкновенный насильник, а в камеру его привели к отцу изнасилованных дочерей. Понятно, что его всю ночь имели и к тому же перевязали мошонку, сейчас наш доктор ее отрезает. Это известный всему городу Эдик Домбровский, он оказался насильником, вымогателем и убийцей.