Илья повертел фотографии в руках, просмотрел анкетные данные. Он знал немало историй, когда избивали задержанных в полиции, когда осуждали невиновных, когда отпускали на свободу заведомо виновных. Многое знал и не только он один.

Первым непонятным образом исчез следователь. Ушел утром на работу и не появился больше нигде. Как всегда в такой ситуации в полиции выжидали — загулял, выпил, подруга сладкая попалась, да мало ли что там случилось, подождать надо денек, другой. Следующим утром пропал прокурор, а за ним и судья. Тут уже жареный петух клюнул всех, всполошились и разрабатывали версии одну за другой. Жили эти трое пропавших в разных районах города и пока в областном центре еще не успели объединить розыскные дела в одно. Искали каждого по отдельности на районных уровнях.

А в одном из подвалов пригорода разыгрывалась совершенно иная картина. Следователь, прикованный цепью к стене, изнемогал от голода, неудобного положения и усталости. Он давно уже сидел на бетонном полу и успел обгадиться, в туалет его, естественно, никто не водил. Сутки он провел у этой стены, а на вторые привезли прокурора и тоже пристегнули к цепи. Следователю дали напиться воды.

Оставшись одни, они кричали, звали на помощь, обсуждали ситуацию, выдвигали версии, но ни разу истины так и не коснулись. Они продолжали считать до последнего, что их похитили из-за денег. Преступник не скрывает своего лица, а это означало одно — родственники заплатят и их убьют. Неужели жены пойдут на условия похитителя и не заявят в полицию? Только этот вопрос сейчас волновал обоих. Если обратятся жены или дети в полицию, то есть шанс спастись.

На третий день утром привезли судью и пристегнули к той же цепи. Чуть позже выводили по одному и укладывали на большой целлофан в багажнике автомобиля прямо друг на друга. Глаз не завязывали, но рты заклеили, чтоб не кричали. Комфортности никто не обещал, уложив двоих на пол, а третьего прямо сверху на живые тела. Они ехали, тряслись, матерились мысленно, следователю удалось сорвать наклейку со рта о пуговицу судьи, и он начал плевать во все стороны. Его положили сверху на судью и прокурора, плевки попадали не только на целлофан, но и на них. Судья с прокурором мычали заклеенными ртами то ли желая обругать следователя, то ли пожаловаться на судьбу. А он пояснял коллегам:

— Не на вас плюю, не переживайте — надо, чтобы в машине остались наши биологические следы. Пусть кто-нибудь из вас обоссытся внизу, а то мне на вас неудобно сверху.

Машина остановилась через полтора часа, сразу же открылся багажник, проветривая вонь обгадившихся. Их вывалили прямо на чистый лесной снег, потом поднимали по одному и уводили в глубину леса, пристегивая наручниками к соснам.

— Вот и вся компания в сборе, — проговорил Илья, срывая наклейки со ртов. — Итак, ваши мысли, господа, по поводу нахождения в этом месте. Первое слово вам, гражданин следователь.

Судья начал активно возмущаться и кричать на весь лес, что всех посадит пожизненно, требовал немедленного освобождения и что он неприкосновенен. Илья ударил его в солнечное сплетение и произнес со злостью:

— Считайте, что это зал судебного заседания, и вы здесь все подсудимые. Еще одно слово без разрешения и я удалю вас из зала суда… на тот свет, естественно. Провидение не считает нужным освободить вас, никто не ищет вас в лесу и оправдательного приговора не будет. Еще раз вякнешь и пойдешь в ад в муках, а не сразу. Слушаю тебя, — он посмотрел на следователя.

— Вам нужны деньги. Если жена не верит, то я могу убедить ее по телефону или написать письмо.

Следователь решил тянуть время до последнего, их наверняка ищут и время сейчас является главным, основным фактором их освобождения.

— Придурок, — гневно бросил Илья, — даже сейчас думаешь только о деньгах.

Он глянул на прокурора и тот тоже заговорил о деньгах. Судья предложил выкуп в миллион рублей, а потом сразу в три.

— Вас привезли сюда не из-за выкупа, а вспомнить все сфабрикованные уголовные дела, все необоснованно вынесенные приговоры. Вспоминайте, рассказывайте на видео и умрете быстро. Иначе я стану вас по одной косточке рвать, по одной жилке тянуть, по одному лоскутку живого мяса сдирать.

— Не-е-е-е-т, — закричали-завыли они практически враз, — мы заплатим, много заплатим, мы никого зря не садили.

Громов смотрел на этих жалких людишек, которые настолько привыкли нарушать закон, что даже не осознавали содеянного. Не помнят, как расследовали уголовное дело в отношении Безрукова по убийству, не помнят, как осудили его без единой прямой улики? Нет, скорее всего подобных дел было не мало, и они не знают с чего начинать рассказывать.

— Какие же вы все-таки гниды, — с издевкой произнес Илья, — даже сейчас деньги затмевают вам глаза. Пятнадцать лет назад следователь возбудил уголовное дело по убийству, прокурор поддержал обвинение, а судья влепил невиновному пятнадцать лет. Нет, не пытайтесь вспомнить то дело, глядя на мое лицо. Безруков Яков Вениаминович тогда обнаружил тело и вызвал милицию. Но зачем искать настоящего убийцу, которого можно и не найти совсем? Не проще ли повесить все на того лоха, который обнаружил тело и вызвал милицию. Так следователь и поступил. Прокурор утвердил, а судья рассмотрел. Вы же прекрасно видели, что в уголовном деле нет ни одной прямой улики, даже косвенных улик нет — одни домыслы следователя. Как же вы решились осудить невиновного, господин судья? Или вам показатели важнее человеческой судьбы?

Судья пришел в себя и решил показать настоящую власть:

— Немедленно отпускаете всех, и я даю вам слово, что сядете только на пять лет — там по статье до двенадцати. Слышите меня — немедленно или я засажу вас… на всю катушку. Пожизненно сядешь, раком станешь всю жизнь ходить. Я тебя, суку, за изнасилование малолетних посажу, — распалялся судья, — там тебя опустят и все дно в красках покажут. Снимай наручники, сволочь, и проси прощения, если не хочешь петухом стать. Быстро снимай.

— Придурок, — цинично бросил прокурор, понимая, что судья вредит не только себе.

Илья усмехнулся, ответил не спеша:

— Конечно, я всех отпущу, но вас, судья, последним. Даже мучать никого не стану, находиться с вами рядом противно.

Он подошел к следователю со спины, со стороны дерева. Взмах, блеск стали и кровь фонтаном брызнула из перерезанного горла. Илья расстегнул наручники и тело свалилось на бок, продолжая агонировать.

— Первый, — произнес Илья, — окропил снежок кровушкой, одного отпустил к дьяволу, господин судья, вы это только что видели собственными глазами. Черти уже наверняка встречают его с раскаленной сковородой в аду.

Судья с прокурором враз поняли все и запричитали наперебой:

— Мужчина, миленький, как вас там, не надо нас убивать, не надо. Это все следователь натворил, он все сделал, мы все исправим, все исправим. Денег вам дадим. Много денег, сколько хотите…

Прокурор замолчал, хлюпая фонтаном крови из горла, за ним затих и судья. Громов не стал долго возиться с этими нелюдями, которым до настоящих людей не было дела. Он вытер снегом кровь с ножа, прополоскал его и руки привезенной с собой перекисью водорода — теперь ни одна экспертиза не определит ни капельки крови.

Тишина в лесу и даже казалось умолкли птицы. А снег все шел и шел, засыпая красные пятна и три тела, лежащие на снегу.

Безруков просмотрел видеозапись, потом произнес тихо:

— Теперь я смогу умереть спокойно. Я заявлю в полиции, что лично перерезал им горло и покажу место, надеюсь — найду по вашему описанию. Посадить меня не успеют, я раньше умру, но пусть все знают, что эти сволочи сдохли не просто так, а за дело. Пусть меня хоть мертвого реабилитируют, живым все равно не успеют. Врачи говорят, что месяц мне жить, не больше.

Безруков до полиции не дошел, его увезли на скорой. Яков Вениаминович умер через неделю, успев рассказать все следователям под протокол. Тела оперативники отыскали сами по описанию местонахождения. Уголовное дело закрыли за смертью обвиняемого. Его реабилитацией так никто и не стал заниматься. Надо было искать настоящего убийцу по уголовному делу пятнадцатилетней давности. А кому это надо? Разве одно дело лежало в долгих ящиках следственных столов?