— Тьфу!.. Я ж не забыл! Смешаю ряды, как вы и приказали, тьфу, тьфу! Справа от меня будет церковная гвардия Багдбора… слева щенки сатрапа… Рыцари Чоза у реки… Так условились на совещании у сатрапа… Когда сыграют атаку, наша конница двинется наперерез полкам Багдбора. Мы смешаемся с церковниками на всю глубину их рядов, и расстроим их порядки, замедлив их атаку. Одновременно мы откроем под ваш удар левый фланг войск сатрапа, и при этом, как велено вами, никуда не двинемся в поля Хотта… Говорят, людей сатрапа поведет в бой Боевая Баба! Чтоб ее удар хватил! — Он отдулся, вытер пот и опрокинул еще полкубка. — Пешие ополченцы моего войска в это время начнут отступать, оголяя фланг этой бабы еще сильнее. Тьфу!

Я сложил два и два. Предатель не знает о предателе. Войска двух фракций не пойдут в атаку, смешают ряды… А если предположить, что предателем является также Фаерано и его храмовники? Он, как и остальные предатели, не знающие о том, что есть еще предатели, не пойдет в атаку, а его войска постараются смешать ряды других партий, и на поле Хотта воцарится хаос… Аркония использует предателей втемную, как марионеток… В груди похолодело. Кажется, Престол задумал что-то страшное. Страшное до безумия.

— Вы не отказываетесь от своих слов? Вы дадите нам пограбить Синьорию, мессир? Ведь мои люди в городе только и ждут сигнала к началу битвы, чтобы открыть вам ворота! Их там четыре сотни…

Великая Торба!

Мои руки мимо воли дернулись к горлу барона, но в последний момент я остановился, сделал неопределенный жест.

Ситуация усложнилась еще больше. Значит, люди барона в столице. Как только начнется битва, они пустятся во все тяжкие, это ясней ясного… Пойдут на Синьорию, в которой с гулькин нос охраны, ибо все, кто способен держать оружие — на поле Хотта. Будут грабить, насиловать, убивать… Ну а фундаменталисты решили не даровать милости никому — они вырежут на поле Хотта всех предателей, и не предателей тоже, всех, кто имеет касательство к власти во Фрайторе… И, наверное, даже горожан не пощадят — ведь столица это главный рассадник ереси, по их суждениям. Тут больше всего храмов и клира, а значит — больше всего еретиков. Проклятие!

Спокойно, Фатик, спокойно!

Решай — и решай быстро. Ты идешь с гномами в Сэлиджию ради двух эльфов… Или — зная теперь, как обстоят дела! — все-таки попытаешься остановить войну, а лучше — выиграть ее, чтобы спасти несчастную страну, властители которой увязли в предательстве?

По моему виску скатилась капля пота. Я постараюсь сделать и то, и это. Помогу Рондине и сатрапу выиграть войну — и одновременно выручу Виджи, чтобы никто не сказал потом: Фатик предпочел спасти свою женщину и бросил на растерзание целую страну. Да, так и будет. Значит, вывожу Кракелюра на чистую воду, иду к Рондине, а после — бросаюсь в Синьорию вместе с гномами.

Кракелюр сказал, глядя на меня с тревогой:

— Сатрап пустит в атаку элефантерию… Кроутеры вряд ли справятся с ней… И еще эти гномы с дымовальной машиной… Я слышал, это оружие престрашное и опасное…

— Элефанты не твоя забота. А гномы… Гномы — наши тайные союзники, мой дорогой Кракелюр. Верь Престолу.

— Ох… вот как…

— Именно так и никак иначе, барон.

— Сатрап чокнутый, он точно чокнутый! Он готовил заговор против наших свобод. А Боевая Баба запытала всех магов!

— Тем лучше для нас. И проще.

— Мессир, я могу сказать своим людям, что Синьория…

Мразь!

Оскал, помимо воли исказивший мое лицо, я вовремя преобразил в свирепую улыбку. Если я дам запрет на грабежи, он меня заподозрит… Гритт! Мне придется…

— Конечно и безусловно! Но только на сутки!

— О, мессир! — Вот тут он решил чмокнуть мою руку от чистого сердца, но я брезгливо отдернулся и покачал пальцем:

— Учти, Кракелюр, ты у нас на особом счету! Не оступись в решительный час!

— Мессир!

Я провернул трюк с двумя списками и спрятал их за пазуху. Вот и новые доказательства для Рондины…

— Теперь самое важное, барон. Нам нужно, чтобы ты вывел свою армию в поле, а затем с десятью своими ближайшими сподвижниками прибыл в шатер сатрапа и оставался там до самого начала общей атаки.

Кракелюр отшатнулся:

— Зачем?

— Не задавай вопросов. Делай, что велят. Верь Престолу. Учти, ни один волос не упадет с твоей головы! Там везде наши люди!

— Ваши…

— Наши. Когда сатрапа будут убивать… — Я в упор посмотрел на него. — У нас большие планы насчет тебя, барон. Очень, очень большие, — примерно как задница элефанта, мог бы я добавить. — Ты вознесешься высоко и быстро. А может быть даже… наденешь корону герцога!

Он содрогнулся, в глазах засверкали рубиновые огни:

— Корону…

— До Престола дошли слухи о твоих новшествах, о том, что ты творишь на лоне природы, э-э, — я пощелкал пальцами, — твои инновации! Престол впечатлен! Клеймление крестьян, например! Мы-то их только порем…

Гадючий сын оживился:

— Да-да, это же скот, быдло! Каждый сверчок знай свой шесток! А мы — элита… Рождены, чтобы править скотами!

— Именно, барон! Отрезание ушей беглецам нам также очень понравилось…

— На моих землях дети работают с семи лет! — Он произнес это с гордостью. — А если дети плохо работают, мы отсекаем им пальцы.

Вот этот барон, подумал я, сдерживая ярость, его ведь даже не царапает совесть, он живет в своей скорлупе, которая сияет святостью — в его глазах. Для себя он чист и свят, он все делает как надо, и даже заведомо подлые поступки оправдывает необходимостью, и — самое страшное — тем, что ему можно их совершать, ибо он стоит выше большинства смертных, которые недостойны даже носить подол его мантии, стоит выше уже по факту благородства своей крови. Он дворянин, он велик и почти всевластен! Исправить подобных людей невозможно: если умные правители хотят изменить жизнь в своей стране в лучшую сторону, они просто рубят таким людям головы.

— Ну вот же, вот! — кивнул я. — Чудесные инновации, за-ме-ча-те-ль-ны-е! Ты именно тот управленец для обширных земель Фрайтора, что нужен Престолу… А теперь — пусть нам дадут лошадей и выведут из лагеря. Престол хочет навестить гномов. Да, сын мой, у нас везде дела…

Он кивнул — молча, потрясенный. В своих фантазиях он уже примерял герцогскую корону.

Вместе с подопечными я подъехал к ставке сатрапа и предался в его руки.

Легче сидеть на тлеющих углях голым задом, чем пролеживать бока со связанными конечностями и заткнутым ртом между армиями, которые вот-вот пойдут в атаку.

Какая-то мелкая тварь заползла мне за шиворот и деловито спускалась по груди.

— Ы-ы-ы… — прогудела Крессинда, сдвигаясь ближе ко мне. Она без всяких усилий тянула за собой Монго, который — вот же черт! — приходил в себя на глазах. Грэмби дал ему хорошее лекарство: физиономия нашего наследника имела вид недоспелого помидора — нечто бледно-красное с быстро спадающей прозеленью, да и веки подрагивают, вот-вот очнется.

Рондина велела скрутить нас спина к спине, каждому в рот насовать тряпок и обвязать их веревками, чтобы даже перемолвиться словечком не могли. Месть оскорбленной женщины, блюдо, охлажденное до невозможности. Я, знаете, тоже ее связал, когда драпал от ее притязаний, а было это… ох, как давно это было: семь лет назад. Ну, иначе бы она меня остановила — чтобы женить. Головокружительный роман и скоропостижный брак в финале — нет, спасибо, я лучше убегу. Я еще подумал тогда — почему именно сильные женщины пытаются навязать мне свою волю? Неужели я настолько слаб? Или настолько правилен? Но Рондина не выглядела дамочкой, которой нужен мужик-мямля (кем я, разумеется, и не был), тем не менее она хотела повязать меня путами брака, так сказать, лишить воли и соединить с собой навек в земной… как ее там, забыл… Ну, примерно как графиня дар Конти.

Что же они во мне нашли?

Черт их разберет, этих баб… А уж если баба Боевая — то и вовсе мрак, немнота (помесь темноты и немоты) и неизвестность.