Первым нужно помнить дорогу к норке недолго. За восемь-десять вылетов на охоту они наполняют «законсервированной» провизией все свои кладовые.

Вторые все время, пока личинки растут и развиваются, должны не забывать о месте их нахождения.

Есть и такие наездники, которые выкармливают потомство сразу в нескольких норках, вырытых далеко друг от друга.

Норки невелики и едва заметны, а некоторые осы, улетая за добычей, прикрывают вход в них камешками и песчинками. И улетают далеко — за десятки и сотни метров. Исключительная память этих насекомых представляет, как видно, редчайший феномен.

Пчелиным волком назвали осу-наездника. Наездник роет норки на песчаных пустошах, на дюнах под соснами, на обочинах пыльных дорог.

Вот норка готова — волк полетел за добычей. Он знает, где пчелы собирают мед. Летит туда. Настигает пчелу и несет жертву к своей норке. Но тут ждет его некоторая перемена декораций. Пока он рыл норку, мы окружили его кольцом из сосновых шишек. Простых сосновых шишек, которых много валяется вокруг. А когда он охотился на пчел, перенесли эти шишки немножко в сторону. И расставили тоже кольцом, но так, что норка оказалась за пределами кольца.

Волк без колебаний опускается с пчелой внутрь кольца: ведь он, улетая за добычей, запомнил, что норка окружена шишками. Пчелу положил, а сам ищет гнездо. Долго ищет, внутри кольца, не выбегает из него.

Передвинем шишки на новое место, и он полетит за ними и сядет в центре, лишь только мы уберем руки. Передвинем еще, опять повторится то же.

Опыт этот доказывает, что оса находит норку, запоминая расположение разных предметов вокруг нее.

Именно расположение предметов, а не сами предметы. Если шишки заменить кусками подходящего по цвету дерева, а сами шишки сложить невдалеке в кучу, она полетит не к шишкам, а в кольцо из щепок.

Если же расположить шишки в форме Большой Медведицы, оса полетит в ту часть «созвездия», которая напоминает ковш, ведь ковш хоть отдаленно, но похож на кольцо, а «ручку» оставит без внимания.

Теперь еще вопрос, — когда оса запоминает ориентиры: с земли, пока роет норку, или с воздуха, когда летит за добычей?

Прежде чем улететь, многие наездники минуту или две обычно кружатся над гнездом. Можно подумать, что, облетая окрестности, они запоминают их. Но следующий эксперимент убеждает нас в том, что основные представления об ориентирах оса получает все-таки с земли.

Если поставить перед норкой два деревянных прямоугольных бруска одинаковой формы и размера, но один на расстоянии вдвое большем, чем первый, то оса будет ориентироваться в основном по ближайшему к норке. Заменим дальний брус новым. Он во всем похож на прежний, стоит на его же месте, только вдвое выше его. Оса, ориентируясь, ни одному из этих брусьев не отдаст явного предпочтения.

Происходит это потому, что вершины обоих брусков, — и дальнего и ближнего — оса видит с земли под одним и тем же углом зрения, и поэтому ей кажется, что отдаленный ориентир расположен так же близко к норе, как и ближайший, вдвое меньший его.

Из-за оптического обмана она не замечает между деревяшками никакой разницы.

Это — если смотреть на них с земли. При обозрении с воздуха разница между брусьями видна сразу.

Итак, ближайшие к норке приметы оса запоминает, когда роет норку. Но зачем ей нужен в таком случае ориентировочный осмотр местности с воздуха перед полетом на охоту?

Нужен он ей для того, чтобы изучить более удаленные окрестности, наметить, так сказать, основные вехи на пути к гнезду. Ведь мелкие предметы у норки издали не заметны. Поэтому дорогу обратно трудно будет найти без более крупных и удаленных указателей.

Обращают внимание осы в первую очередь на деревья. Они предпочитают улетать на охоту вдоль какой-нибудь хорошо заметной издали аллеи или естественной гряды деревьев, чтобы, следуя вдоль нее обратно, легче найти свой дом.

Для некоторых ос проблема ориентировки осложняется тем, что, убивая слишком крупную добычу, они не могут поднять ее и волокут по земле. Дорогу запоминают с воздуха, а возвращаются домой по земле! Задача нелегкая, но оса с ней превосходно справляется. Она тащит тяжелую гусеницу так уверенно и дорогой столь прямой, что сразу видно — отлично знает маршрут. Иногда, впрочем, у нее возникают «сомнения», и тогда оса бросает тяжелую ношу и, трепеща крыльями, лезет на дерево, чтобы взглянуть на местность с высоты птичьего полета. Осмотрится, спускается вниз, хватает гусеницу и тащит дальше.

Можете не сомневаться: детишки ее голодать не будут, оса обязательно найдет дорогу домой.

Люди давно знакомы с пчелами. Еще троглодиты скрашивали несладкую жизнь свою медом диких пчел. Но многие тайны этих удивительных насекомых не были нам ведомы до самых последних дней.

Тем, что мы знаем теперь о вкусах и чувствах пчел, о методах их навигации и средствах общения друг с другом, о хореографическом языке маленьких граждан большой общины, мы обязаны трудолюбию и изобретательности одного австрийского исследователя. Имя его Карл Фриш.

Более пятидесяти лет жизни посвятил он изучению медоносной пчелы. И результаты упорного труда превзошли все ожидания.

Сначала, когда Карл Фриш опубликовал свои открытия, никто в них не поверил. Журналисты, да и зоологи потешались, высмеивая «балеты на сотах». Но неожиданно опыты, поставленные преимущественно с целью опровержения пчелиной хореографии, вдруг подтвердили, что пчелы действительно странными телодвижениями и круговыми «па» своих танцев оповещают собратьев по улью о месторасположении запасов нектара и примерном расстоянии до него.

Карл Фриш начал свои опыты над пчелами более пятидесяти лет назад. Сначала исследовал органы чувств пчелы: зрение и обоняние.

Людей всегда поражала загадочная жизнь улья. Очень сложное у пчел «хозяйство». Здесь тысячи рабочих: сборщиков, носильщиков, строителей, нянек, сторожей и водоносов — и все отлично знают свое дело. Никто ничего не забывает, не ленится, не мешкает, не мешает другому. И каждая пчела, как равная, пользуется плодами общего труда.

Кто столь разумно руководит большой общиной маленьких насекомых?

Древние полагали, что это делают трутни-аристократы. Так писали Платон и Аристотель. А Плиний даже видел диадему — «блестящее пятнышко» — на голове царя пчел.

Средневековые комментаторы Аристотеля, в соответствии с традициями своей эпохи, полагали, что пчелы-руководители получают необходимую им информацию от самого, конечно, бога. Они лишь высокочувствительные «приемники», воспринимающие волю божию и заставляющие толпу своих тупых собратьев ей подчиниться.

И в наши дни сказки о пчелах-руководителях нередко фигурируют на страницах книг, претендующих называться научными. В Америке известный исследователь пчел Аллен Латгам рассказывает о каких-то «контрольных пчелах», которые будто бы управляют жизнью улья.

«А недавно, — пишет И. Халифман в своей книге „Пчелы“, — английский пчеловод С. Г. Батлер добросовестно изложил еще одну из самоновейших выдумок некоего Ф. Д. Троллопа-Белью, утверждавшего, что жизнью пчел в улье руководят всего три-четыре пчелы». Сами они, конечно, не работают, а только координируют деятельность обыкновенных пчел.

В своей книге И. Халифман рассказывает о многих нелепых домыслах, сочиненных людьми о пчелах.

Ниже вы увидите, что факты, добытые учеными, отрицают господство в улье каких-либо «контрольных» пчел-руководителей и тем более всякое вмешательство сил потусторонних в деятельность пчелиной семьи. Даже столь сложную информацию, как указание направления и расстояния до богатых медоносов, все пчелы в улье передают одинаково успешно и одинаково успешно ориентируются, получив соответствующие указания от пчелы-разведчицы.