Шериф Джеф Маккертен крепко спал в кровати рядом со своей женой, на втором этаже тюремного здания в Эндрюджонсе, главном городе округа Джули, когда громкий стук в дверь разбудил его. Он спал как сурок и никогда не просыпался раньше утренней зари, разве только если уж очень сильно шумели или жена трясла его за плечо.

Шериф с женой жили на втором этаже красного кирпичного здания тюрьмы, в удобной квартире из четырех комнат, выходивших на улицу. В первом этаже, под ними, помещалась контора, а за ней — длинная, как амбар, арестантская, разделенная высокими, до потолка, решетками на отдельные камеры. На случай пожара контору от арестантской половины отделяла тяжелая, окованная железом дверь и вторая дверь из толстой стали. Закон требовал, чтобы шериф проживал в тюремном здании, так как, находясь при тюрьме неотлучно, ему легче было уследить за арестантами.

Шериф ничего не имел против этой квартиры: она была бесплатная, и летом в комнатах было прохладно, а зимой — тепло. Зато его жена Кора немножко совестилась того, что приходится жить под одной крышей с арестантами. Всякий раз, как она заводила об этом речь, шериф отвечал ей, что люди в тюрьме совершенно такие же, как на свободе, разница только в том, что их посадили. Обычно в тюрьме сидели два-три негра, пойманных с фальшивой монеткой в десять или двадцать центов, или такие, которым потехи ради захотелось пугнуть из ружья приходскую вечеринку, а иной раз и два-три охотника до чужого добра — белые или негры.

На минуту в дверь спальни перестали стучать, и шериф лежал, прислушиваясь, но не вставал, в надежде, что тот, кто стучал, скоро уйдет. Он был сердит, да и как тут не рассердиться, когда человека будят среди ночи. Немало он положил трудов, чтобы подобрать себе таких надежных помощников, которые и без него могли бы управиться, если что приключится ночью. К тому же в тюрьме сейчас сидел всего один человек — старый негр по имени Сэм Бринсон, которого задержали, как и всегда, за то, что он продал заложенный автомобиль. Подержанная машина стоила долларов восемь, самое большее — десять, и шериф собирался на днях выпустить Сэма на свободу.

Кора повернулась на бок и принялась трясти Джефа за плечи.

— Джеф, что-то случилось, — сказала она и, встав на колени, принялась за него, как за белье на стиральной доске. Кора была маленького роста и весила меньше ста фунтов. Язык у нее был бойкий, и шериф не в силах был ее переспорить, но она отлично знала, что, когда он спит, разговаривать с ним бесполезно — это значило тратить время попусту. Шериф Джеф был внушительный мужчина, высокого роста, грузный, широкоплечий. Весил он около трехсот фунтов, а зимой ел больше и к весне прибавлял еще фунтов пятнадцать — двадцать. Кора крепко ухватила его за плечо и шею и принялась за него, словно за стирку комбинезона. — Проснись, Джеф! Проснись сию минуту! Что-то неладно, Джеф!

— Что там еще? — спросил он сонным голосом. — Который теперь час?

— Не все ли равно который. Проснись, говорят тебе!

— Имеет же человек право выспаться вволю, какую бы должность он ни занимал!

Она еще раз встряхнула его.

— Проснись, Джеф, — сказала она. — Проснись, тебе говорят!

Он протянул руку и зажег свет. Часы лежали на столе под лампой, и он видел их, не поднимая головы. Было четверть первого.

— Если это Сэм Бринсон убежал из тюрьмы и мои помощники разбудили меня среди ночи только ради того, чтобы сказать мне об этом, я им сейчас…

— Замолчи, Джеф, перестань брюзжать, — сказала Кора, выпуская плечо Джефа и присаживаясь на корточки. — Сейчас не время ссориться с помощниками или с кем-нибудь вообще. Мало ли что могло случиться. Среди ночи все может стрястись.

В дверь опять застучали, еще громче прежнего, изо всех сил. Было похоже, что на этот раз в дверь лупят ногой. Мухи на потолке проснулись и слетели на постель.

— Это ты, Берт? — пронзительным голосом спросила Кора. Она встала на колени, запахнув розовую шелковую рубашку на костлявой груди. — Что там такое?

— Это я, мэм, — сказал Берт. — Не хотелось мне будить шерифа Джефа, да ничего не поделаешь, приходится.

Шериф прихлопнул назойливую муху, щекотавшую ему лоб. После этого сон у него почти прошел. Он повернулся и сел на краю постели. Ворочался он медленно, и под тяжестью его тела звенели пружины и деревянная кровать скрипела, точно вот-вот развалится.

— Что это тебе приспичило в такое время, Берт? — заорал он, окончательно проснувшись. — Чего ради ты поднял шум и гром среди ночи? Не понимаешь разве, что мне нужно выспаться? Разве я могу проснуться утром со свежей головой, если ночью мне не дают покоя? — Он сердито прихлопнул еще одну муху. — В чем дело?

Кора перебежала через комнату маленькими, коротенькими шажками. Сняв желтый цветастый халат с гвоздя за дверью, она накинула его на плечи.

— Чего тебе нужно от мистера Маккертена, Берт? — спросила она, вернувшись к постели, и опять села на нее, плотно закутавшись в халат.

— Скажите мужу, миссис Маккертен, надо бы ему одеться и поскорей сойти вниз, — ответил он встревоженно. — Очень важное дело.

— Вот в том-то и беда с этой политикой, — проворчал шериф себе под нос. — Все важно, пока не посмотришь как следует, а как посмотришь, оказывается, что вовсе ни к чему было торопиться.

— Будет тебе ворчать, Джеф, — сказала Кора, толкая его локтем в бок. — Берт говорит, что дело очень важное.

— Ну да, залез негр в курятник, а этим дуракам набитым, Берту и Джиму, уж кажется, что дело важное.

— Вставай и одевайся, — сказала Кора, вскакивая и сердито глядя на мужа. — Слышишь, Джеф?

Он посмотрел на жену и прихлопнул муху, щекотавшую ему затылок.

— Берт! — заорал он. — Не мог ты подождать до рассвета? Если у тебя там новый арестант, посади его под замок, я им займусь пораньше утром, как только позавтракаю.

Он подождал, не скажет ли чего Берт. За дверью молчали.

— А если кто-нибудь из вас, дураков набитых, подобрал черномазую девку где-нибудь под забором и из-за этого меня разбудили, ну тогда я прямо не знаю, что с вами сделаю. Чтобы вы у меня черномазых девок оставили в покое! Все лето с ними валандаетесь в арестантской. Нечего сказать, хороши у меня помощники. Бросьте это, не то я вас обоих мигом вышвырну! Не нравятся вам белые девчонки, так можете в другом месте валандаться с черномазыми. Скажи Джиму Каучу, что я велел…

— Джефферсон! — резко прервала его Кора колючим, как булавка, голосом.

— А, чтоб им провалиться, надо же положить этому конец! — огрызнулся он.

— Да нет, шериф Джеф, совсем не в том дело, — живо сказал Берт. — Лучше сойдите вниз поскорей.

— Так неужто Сэм Бринсон убежал из тюрьмы? Вот и делай людям добро после этого!

— Нет, сэр. Сэм Бринсон все там же, в третьей камере. Спит сейчас как убитый.

Кора подошла к постели, села рядом с мужем и плотно завернулась в желтый цветастый халат, словно боясь к нему прикоснуться. Она еще ничего не говорила, но по ее взгляду шериф понял, что ему не удастся уйти, пока она не выговорится. Опустив голову на руки, он ждал, когда же она начнет. Ему слышно было, как Берт спускается по лестнице.

— Джеф, скажи, а ты сам никогда не имеешь дела с этими негритянками? — наконец спросила она, и голос у нее то повышался, то замирал от нежности и тревоги. — Я бы умерла от стыда, Джеф. Я этого не вынесла бы. Я бы с ума сошла.

Когда она замолчала, шериф медленно помотал головой из стороны в сторону. Скосив глаза, он мог видеть часы на столе. За свою жизнь он столько раз все это слышал, что отлично знал, сколько ей нужно времени, чтобы выговориться. Он устало опустил голову на руки и мирно закрыл глаза. Все-таки легче, если закрыть глаза и думать о чем-нибудь постороннем.

— В тюрьме с субботы до понедельника сидела негритянка. Ты ходил в арестантскую, пока она там была?

Он помотал головой.

Кора опять было принялась за свое, но тут Берт снова застучал в дверь.