Где-то вдалеке прозвонил церковный колокол. Полицейский чему-то усмехнулся и опять достал телефон.

- Здравствуйте, мсье, это Клод. Да, все прошло хорошо – молодой человек летит к Вам. Нет, мсье, мне не пришлось вообще ничего делать. Они все сделали за меня. Что Вы, мсье, я не достоин такой чести. Спасибо, мсье. Я буду ждать. Конечно, мсье, я наблюдаю за домом постоянно, и если кто прибудет, то я немедленно Вам сообщу. Еще раз спасибо, мсье.

Дождь во Франции больше чем дождь. Это проклятие. Нет ни одной страны в мире, где бы дождь имел такое почти мистическое значение. Всегда возникает странное ощущение, что дождь отмывает грехи прадедов – как еще объяснить то, что все это выливается не на головы проклятых англичан? Мотоцикл завелся и, виляя задницей и подпрыгивая на ходу, как дешевая девка в кабаке, выбрался на дорогу, ведущую к деревне. Но какая, в конце концов, кому разница нравятся Клоду англичане или нет – нигде не написано, что нельзя у них брать деньги. Надо же как-то покрыть недостачу в кассе после субботнего покера? Да и пенсия не за горами: всегда полезно подумать о будущем. А триста евро – это всегда триста евро. Если люди платят такие деньги просто за то, чтобы посмотреть за домом – какая мне разница, кто они? И какая мне разница, кто те, что только что уехали? Вопрос только в том, что такого сделать хорошего с деньгами, чтобы и карман не жгли, и попусту не пропали. В банк не положишь – жена узнает, спрятать негде, класть в кассу как-то глупо – потом как-нибудь. Куплю жене сережки, которые ей понравились на ярмарке (кажется что-то около тридцатки), а еще браслетик куплю новой телефонистке – может она согласится выпить по стаканчику в субботу?

Гл. 8

Самолет уже пошел на посадку, и я открыл глаза. Странный сон был: сплошные краски, цвета – ничего больше, а потом только огонь. Много огня и головная боль. Потом еще привкус какой-то металлический во рту. Нельзя есть в самолетах, нельзя. Это не еда – это или остатки от прошлого рейса, мелко порезанные на порции, или подавать эту завернутую в фольгу субстанцию надо вместе с таблетками от диареи. Сами же видели, что когда летишь «туда» порции большие и есть выбор, а когда летишь «обратно» тем же рейсом, и порции меньше и выбора нет.

Дурацкий сон: так было только один раз, когда в детстве мне делали операцию и добрый мсье доктор дал какого-то порошку. «А я пил кофе в аэропорту? Пил. С этим «соседом», черт бы его побрал». Настоящее опять навалилось и я все вспомнил: лучше бы никакого мсье Пико в моей жизни не было. Я жил спокойной жизнью, я никого не трогал, я читал книги, я просто жил – все кончилось слишком быстро, если только это не шутка и не ошибка. Что ошибка? Моя собственная жизнь? Боязнь зеркал? Ощущение постоянного страха людей, меня окружавших? Нет – все логично: так и должно быть. Жил, как все. Может только чуть в стороне от всех, но это не грех, за который надо страдать! Да и надо ли вообще страдать? Но наступает день, когда приходит кто-то и говорит, что ты больше не будешь жить так, как тебе нравится. Они обязательно приходят, приходят ко всем, кто думает, что спрятался от них. Неужели есть люди, которым повезло, к которым не пришли. Неужели есть люди, которые прожили, глядя на солнце, и которых радовала ночь. Вряд ли – обязательно кто-то всегда приходит и прекращает все это…

Стюардесса выдавила из себя улыбку – получилось вымученная гримаса усталости и напряжения. Что-то не так? Хотя, что я спрашиваю – в Израиле все не так. Стрельба, взрывы, угоны, смертники «Хамас», мертвое море, мертвые герои и долгоиграющие легенды. Видели вы лица полицейских в аэропорту «Бен-Гурион»? Нет? Тогда посмотрите на лицо этой стюардессы. Если я ей в ответ улыбаюсь – я что-то не договариваю, если я в ответ хмурюсь – я что-то утаиваю, а если я испуган и напряжен перед посадкой и слегка паникую – то я и что-то утаиваю и в чем-то виноват, а если я прилетел сюда – я вообще потенциальный враг: не достопримечательности же я прилетел осматривать? Их можно понять – все перед ними виноваты, кроме тех, кого уже проверили. Но и эти последние требуют еще большего внимания, так как нет человека без греха, а потаенный грех – самый страшный.

«Добро пожаловать в Израиль». Спасибо – знала бы она, как я сюда попал, меня уже у трапа ждали бы машины «Моссада». Хотя…. Может уже и ждут где-нибудь. Фу. Нет – лучше – тьфу, тьфу, тьфу - так вернее.

- Заполните, пожалуйста, иммиграционную карту, мсье де Лонж (какое идиотское имя мне придумали эти два клоуна Жак и Жюль!). – Стюардесса наклонилась ко мне так, что кончик ее форменного платочка на шее почти попал мне в глаз. Знаем мы эти платочки! Уж наверное стюардессы умеют душить ими террористов.

– Мне прибудем в аэропорт «Бен-Гурион» через 30 минут.

- Уже заполнил. Спасибо. А Вы не дадите мне стакан воды?

- Конечно, мсье. – Сказала она, отошла и сразу про меня забыла - в салоне сидели еще триста пятьдесят потенциальных врагов Израиля и сто двадцать два их потенциальных спонсора. И те и другие нужны Израилю, иначе его существование теряет смысл. Всю жизнь я мучился одним глупым вопросом: почему у маленьких государств такие большие самолеты, которые занимают почти половину всей площади страны? Вот и «EL-AL» летает на 747-х Боингах. Большой самолет – большое самомнение или в большой самолет в случае необходимости проще попасть ракетой? Ведь Израиль не договаривается с террористами, и если тебе не повезло, и твой самолет захватили, ты гибнешь с радостью за свою страну вместе с врагами – смерть террористам и да здравствует Израиль. Черт знает что – мои мысли, кажется, расплываются и превращаются в кашу, которую я ненавижу с детства.

Осталось тридцать минут до того момента, когда я окажусь в стране, в которую никогда не собирался вообще. Так часто бывает – ты всегда попадаешь туда, куда меньше всего собирался. А это странно. Можно не приехать в Стамбул, можно не попасть в Дели, можно не увидеть Трою и не пройтись по Риму, но если ты там был – это всегда повод думать, что больше этого не увидишь…. Хотя…. Живут же люди и без Трои, и без Тадж-Махала…. В любом случае – все будет Кока-Кола…. Или не будет.

Какие глупые мысли – вот так всегда перед чем-то новым и неведомым. Я всегда чего-то боялся: мне всегда казалось, что если мне что-то удалось, значит, за это придется заплатить, а если что-то случилось хорошее, значит все остальное еще впереди и это уже плохо. Я был ребенком, как вы. Что это изменило в наших судьбах? Теперь мы сидим, друг напротив друга и считаем свои потери: у кого больше – тот выиграл. А что хорошего в том, что жизнь меня нянчила? Для чего? Родители не знают, что счастливое детство – это не билет в счастье – это неистребимое, горячее и невозможное желание вернуться в детство всю оставшуюся жизнь. И счастливы взрослые дети, у которых не было счастливого детства – у них еще есть шанс стать счастливыми.

Прошло не более суток с того момента, когда я узнал, что та жизнь закончилась, что больше не будет того, что мне нравилось – одиночества, странных и непонятных книг, ветчины, сыра и вина по пятницам в лавке мсье Деловье. Спокойствие, которое длилось более пятнадцати лет, закончилось. Почему мне никогда не хотелось узнать, что давало мне такую странную и мирную жизнь? Меня не беспокоили ни приходящие ежемесячно достаточно большие суммы на мой счет (правда, что я не особенно интересовался их происхождением – были деньги на жизнь, и другое было неинтересно), ни даже наличие каких-либо других счетов в других банках. Не знаю, что лучше – знать о себе правду или пребывать в неведении?

Чем это соседка шуршит? Подпевает…. Красивая грудь…. О чем я думаю? О еврейской груди. Идиотизм – меня засунули в самолет и отправили в Израиль, а я думаю…. Она подпевает? Ага, у них тут есть музыка – какого черта я сидел столько времени и не слушал? Но сон оказался сильнее музыки – всегда спишь спокойно, когда сам начинаешь в собственную историю. Еще немного и я и вправду стану Люсьеном даже в собственном сне под убаюкивающие звуки «Серенады Солнечной долины»…