— Мамочка, что с тобой? — прошептала она.
Джоани, заключив ее в свои объятия, сказала:
— Все в норме, дорогуша, просто мама споткнулась на ровном месте и упала.
Кира забралась к ней на колени и нежно погладила рану на щеке.
Пол молча наблюдал за тем, как Джон-Джон принес матери спиртное, затем компресс и, наконец, солпадеин. Он подсунул под спину Джоани подушки, чтобы ей удобнее было сидеть, затем взял на руки младшую сестренку и отнес ее в постель. По дороге он шепнул ей что-то смешное, чтобы девочка рассмеялась.
На Пола увиденное оказало сильное впечатление. Он припомнил лучшие времена, когда частенько захаживал сюда. Квартирка была по-прежнему безукоризненно чистая.
— Ты, Джоани, наверное, как и раньше, хранишь в шкафу весь этот хлам?
Она улыбнулась, хотя и была уязвлена его словами.
— Не только храню, но и покупаю помаленьку.
— Тебе сейчас уже лучше, Джоани? Правда?
Она почувствовала в его голосе искреннюю озабоченность, и это обрадовало ее. Она так долго любила этого человека. Теперь вот ее сын работает под его началом. И это здорово, потому что, когда у детей все получается, можно пройти через все невзгоды.
— Конечно, лучше. Надеюсь, с этой милой девушкой все в порядке. Она еще слишком молода.
Джон-Джон слушал их разговор. Джоани и Пол беседовали друг с другом открыто, как старые друзья, и он догадывался, что так оно и было на самом деле. Он вспомнил, как много лет назад, проснувшись, увидел Пола в постели матери. Она была счастлива, когда он появлялся у них. Пол готовил им обильные завтраки и доводил до слез своими шутками. Он был единственным мужчиной, который в какой-то мере заменял им отца.
Однако его визиты к Джоани постепенно сходили на нет и наконец вообще прекратились. По-своему им всем его не хватало, но не в такой степени, как Джоани. Тогда внутри нее что-то оборвалось. А теперь сын вновь видел их вместе и не сомневался в том, что она по-прежнему обожает этого человека, который продает ее направо и налево за десять фунтов и даже получает от нее за это проценты.
Мир сошел с ума, но, к счастью для Джон-Джона, он знал это с ранних лет жизни.
Как и его мать, он пытался лепить из своей жизни все, что мог.
Пол, снова оказавшись с Джоани, чувствовал себя уютно. Он вспомнил, как она с детьми обсуждала вымышленные обеды, на которые собиралась пригласить многочисленных гостей — от Бэтмана до Лиз Тейлор. Он охотно участвовал в этих проказах; он не припоминал, чтобы дома ему приходилось так смеяться.
Она добрая, эта Джоани, у нее большое сердце… Когда он гостил в ее счастливом семействе, он и сам был счастливым. Ее дети, в отличие от его собственных, просто обожают эту женщину, которая торгует своим телом, чтобы накормить и одеть их.
В своем доме он чувствовал себя чужим. Там ему приходилось снимать обувь и красться по коридору в свою спальню, дабы не произвести лишнего шума или не наделать беспорядка. Но у Джоани все было по-другому. Он любил выпить чашечку чая утром в кровати, слушать голоса детей, о чем-то спорящих между собой, и голос Джоани, добродушно покрикивающей на них. Она могла любому из них дать затрещину или ни с того ни с сего отвесить поцелуй, что, кстати, бывало гораздо чаще. Ему не хватало запаха этого места — детей и Джоани. Его дом пропах ароматическими отдушками, как, впрочем, и его жена.
Ему не хватало душевного тепла, исходящего от Джоани. Когда-то она прижимала его к своим грудям и утешала, как маленького. И он знал, что она с готовностью примет его, что бы ни случилось. Теперь он вновь почувствовал тягу к ней. Широта души этой женщины по-прежнему волновала его. Он пользовался ею за жалкие пенни, а иногда и вовсе бесплатно. Он приходил и уходил когда хотел, а потом и вовсе перестал заглядывать на огонек. Однако она этого никак не заслуживала. Джоани давала ему намного больше, чем получала от него. Намного больше…
Были и другие — такие же, как Джоани, и даже лучше ее. Лучше с физической точки зрения. Джоани старела, а он всегда был окружен молодыми девочками. Но ни у одной их них не было того, что было у нее. Но это же и отпугивало Пола: уж если на то пошло, кто она такая, а он — человек, с которым считаются. Но почему он так относится к женщине, которую мяли чаще, чем подержанный ковер? Почему это притяжение настолько сильно, что он чувствует себя умиротворенным только в ее компании, в ее мире, и даже присутствие ее детей делало его счастливым…
Как бы то ни было, Джоани до сих пор обладает властью над ним, и он хочет ее, хотя она и постарела за эти годы, стала какой-то измотанной. Однако ее улыбка по-прежнему хороша, а глаза по-прежнему сверкают, хотя один совсем затек от полученного удара. Джоани берет от жизни то, что может, и с благодарностью принимает то, что та бросает ей. Повышенный инстинкт выживания делает ее молодой.
Неужели он в самом деле восхищается ею? Этого он не хочет знать. Размышления на эту тему становятся слишком болезненными.
Пол обнял ее за плечи и слегка притянул к себе. Джоани прижалась к его телу, вслушиваясь в биение его сердца. Он радовался ее близости. Когда он нежно поцеловал ее макушку, Джон-Джон на цыпочках вышел из комнаты, оставив их наедине.
У Джон-Джона были на вечер свои планы, и теперь, когда Пол здесь, мать не спросит, куда он идет. Он сомневался, что она вообще заметит его уход.
Спускаясь по лестнице, он с нежностью думал о Джоани. Он надеялся, что сегодняшний день принес ей счастье. Джоани заслуживала его. И если ее счастье связано с Полом, пусть так и будет. Он надеялся, что она наконец получит то, чего и хотела получить. Пусть проведет эту ночь с человеком, которого желала всегда. Он очень надеялся, что Пол не обидит ее, и надежды его были обоснованы.
Джон-Джон вздохнул и переключил внимание на тот счет, который ему предстояло сегодня свести.
Сильный стук в дверь разбудил Жанетту и Джеспера. Они лежали рядом, слушая, как ругается, проклиная все на свете, его мать, которая пошла узнать, кто это так отчаянно рвется к ним. Джеспер уже натягивал брюки, когда на пороге спальни появился брат Жанетты.
— Ты чего пришел а? Черный ублюдок!
Голос мамаши Коупс был угрожающим. Накануне она допоздна просидела в пабе, и сыну было в какой-то мере стыдно за нее.
Джеспер, закрыв глаза, прорычал:
— Уйди отсюда, мама!
Затем он бесцеремонно толкнул непрошенного гостя в коридор.
— Теперь ты все знаешь, да? — сказал он Джон-Джону.
Джон-Джон смотрел на сестру. Она была голой. Он мрачно покачал головой и произнес:
— Вылезай из постели и одевайся.
Он был смущен так же, как и она. Это было мучительно для обоих. Наконец он повернулся и вышел.
Джеспер в ужасе наблюдал, как Жанетта выбиралась из постели. Бросив ей одежду, он направился за Джон-Джоном.
— Выйдем на улицу! — бросил через плечо Джон-Джон.
Джеспер проследовал за ним.
На улице они остановились. В тусклом свете лампочки, освещающей вход в подъезд, они прекрасно видели друг друга; во взорах каждого отражалась одинаковая враждебность.
Коротко стриженная голова Джеспера была отмечена знаком: на одной стороне были выбриты буквы «BNP». Этот знак свидетельствовал о его принадлежности к партии нацистов. Рядом с ним стоял Джон-Джон с мягкими кудрями и кожей кофейного цвета. Единственно, что их объединяло в данный момент, — взаимная ненависть друг к другу.
— Ей всего четырнадцать, ты настоящий сутенер!
Джеспер отрицательно покачал головой.
— Я забочусь о ней, и это не твоего ума дело. Она тебе не подчиняется.
Его высокомерный тон подействовал на Джон-Джона, как красный цвет на быка.
— Она — моя сестра, и такая мразь, как ты, больше к ней не подойдет!
Джон-Джон замахнулся, чтобы разделаться с Джеспером, но в эту минуту на улице показалась Жанетта. Она пронзительно закричала:
— Прекрати, Джон-Джон, пожалуйста! Прошу тебя… Извини… Пойдем домой!