— Я всё равно не понимаю. Ты влюбилась в меня. Я тоже тебя люблю. Что в этом плохого?
— Чтобы это понять, нужно прожить четыреста лет, как я. Когда-то я была влюблена. Не ревнуй, это было очень давно. Всепоглощающий восторг любви, что может быть прекраснее? Но он, самый дорогой мне человек, старел и умирал у меня на глазах, а я была бессильна чем-либо сделать. Видеть это невыносимо. Я хотела уйти вместе с ним, но он запретил. Это была его последняя воля. Передо мной разверзлась бездна одиночества, бесконечная жизнь без него. Душа рвалась из оков моего благополучного мирка, моя душа, которую я продала дьяволу бессмертия. Мне казалось, что я нашла выход, — я снова влюбилась. Всё повторилось вновь и было ещё более мучительным. Моё чувство к тебе огромно, оно заполняет весь мир, оно, то вселяет покой, то вздымается как океан, то вдруг вспыхивает огнём таинственных молний. Такого со мной никогда не было. Пройдёт немного времени, пятьдесят, ну сто лет, ты уйдёшь, и всё погаснет. Я этого не переживу.
— Я не могу так же ярко описать свои чувства к тебе, но я люблю тебя, хочу быть рядом с тобой. Проснувшись утром, я хочу видеть твои голубые глаза. Давай заведем детей. Ты подаришь им свою любовь. Это изменит тебя и успокоит.
— Я уже заводила детей. Все они умерли. Ты не представляешь, как тяжело, когда твои дети умирают у тебя на руках. Я не желаю переживать это снова.
— От чего они могли умереть?
— Естественной смертью от старости. Смотреть на это невыносимо.
— Давай не думать об этом, как мы, смертные, не думаем о неминуемой смерти, — он обнял ее, прижал к груди.
— Глупый мальчишка. Как я тебе завидую! Мне холодно, — она прижалась к нему, — пойдем домой.
Он взял ее на руки, пронес в ее дом, уложил в постель. Она послушно повиновалась ему. Он обнял ее и убаюкивал, слегка покачивая сокращением мышц.
— Я лежу у тебя на руках, как младенец в колыбели, — прошептала она засыпая.
Казалось, всё вернулось на круги свая, но Анита стала проявлять признаки беспокойства. Её явно что-то волновало.
— Что с тобой? Что-то случилось там, в твоей гигантской империи?
— Послушай. Давай заглянем на Цереру.
— Зачем? Там всё в порядке, я проверял.
— Ты спрашиваешь «зачем»? — Анита измерила его грустным усталым взглядом, — там мы в первый раз встретились. Забыл? Там в первый раз я прикоснулась к твоему плечу. Это было как удар тока, нет, это было нечто потустороннее. Я до сих пор помню это неземное ощущение. Там, на Церере, я хочу испытать это снова. Возьмем с собой охрану двести единиц не больше, — она перешла на деловой тон, — заранее подгоним мой планетарный модуль со всеми удобствами.
На Церере всё было без видимых изменений. Роботы поддерживали идеальный порядок в его квартирке, показавшейся ему жутко маленькой.
— Как ты только жил в такой тесноте?
Они зашли в комнату для деловых встреч. Анита выставила вон охрану.
— Помнишь, ты сидел здесь на полу прикованный к столу. Я подошла и коснулась тебя. Садись на пол. Я попытаюсь повторить …
Он сел на пол. Он подошла к нему погладила по голове.
— О боже, что со мной? Возьми меня, стисни своими руками. Давай же!
— В прошлый раз ты сдержалась.
— В прошлый раз было легче, — порывисто дыша, она встала на колени, прижалась к нему, — и всё пройдёт? Да? Я не хочу …
Через полчаса она, всё ещё тяжело дыша, лежала на полу.
— Господи, дай мне силы пережить всё это.
— Давай поживём в твоей квартирке. Я хочу испытать то, что испытывал ты, когда жил здесь, — Анита переходила из комнаты в комнату, — здесь будем спать.
— Кровать можно расширить. Вдвоем нам на ней будет тесно.
— Не надо. Я хочу, чтобы все было как тогда. Утром ты будешь уходить в тренажерный зал, потом плавать в бассейне. Потом мы будем завтракать в твоем ресторане. Потом … ты будешь решать, что нам делать потом, а я буду во всём тебе подчиняться. Не спорь, я так хочу.
Он вернулся из бассейна в спальню, чтобы позвать ее на завтрак. Она лежала на кровати, устремив в потолок остекленевшие голубые льдинки глаз.
— Анита, — она лежала неподвижно, холодная и безжизненная, — Анита! Что с тобой? Ты же говорила, что не можешь умереть, — он целовал ее холодное мертвое лицо, на котором застыло выражение умиротворения и покоя, — охрана! — взревел Мартин.
Чьи-то руки оторвали его от Аниты, усадили в кресло.
— Мистер Рич, — послышалось как сквозь вату, — вы меня слышите? Здесь для вас записка.
Ему вложили в руку листок бумаги. Записка была написана от руки. Он узнал почерк Аниты. Мартин читал и перечитывал записку, не понимая смысла написанного.
— Прочтите мне.
«Мартин, прощай.
Прости, мне легче уйти, чем долгие годы мучительно смотреть, как ты стареешь, и знать, что впереди меня ждут вечное одиночество и тоска разлуки. Я знаю, как это мучительно и не хочу ещё раз пережить всё это. Я ухожу на пике нашей любви, ухожу без сожаления. Ухожу счастливой, любимой и молодой.
Всё своё имущество я оставляю тебе. Не скучай, любимый. Будь счастлив.
Я ухожу по доброй воле. В моей смерти прошу никого не винить».
— Это там написано? Не может быть! Дайте мне.
Он снова читал и перечитывал записку, до тех пор, пока до его сознания не дошел жуткий смысл этих слов.
— Анита, за что? — ответом ему было гробовое молчание.
Когда опустошенный он вернулся на Землю, перед домом Аниты его встретила она.
— Анита, ты?!
— Конечно я. А кто же еще?
От звука ее голоса дрожь пробежала по всему телу. Анита жива, всё, что было на Церере, просто дурной сон. Он обнял ее, поцеловал.
— Я так рад тебя видеть …
Что-то было не так. Взгляд холодных как осеннее небо глаз. На губах чужая улыбка. Он отстранился от девушки. Это лишь кукла. Анита всё спланировала заранее. Она знала, что не вернется, и создала свою копию. Нет, любимая, никто и ничто никогда не заменит тебя.
Он стоял на берегу океана, его океана. Здесь всё принадлежало ему, даже копия Аниты, что была рядом с ним, даже та пустота, что разливалась вокруг. Здесь всё умерло вместе с тобой, Анита. Ты как-то сказала: мир такой классный, только мы в нём никому не нужны. Безусловно, это так.
Футурошок
У Дмитрия Громова была прекрасная специальность. По крайней мере, он так считал в свои двадцать восемь лет. «Диспетчер-оператор широкого профиля» — что может быть лучше? Он мог быть диспетчером крупного производства, аэропорта, автопарка, домохозяйства, на худой конец. Мог быть оператором сети супермаркетов, охватывающих регион или страну, оператором центра обслуживания пассажиров любой транспортной компании, центра чрезвычайных ситуаций, центра помощи детям, консультации молодых матерей. Да чего угодно, всего не перечислишь. При необходимости он мог бы работать и оператором котельной. А что вы думаете? Диспетчер-оператор широкого профиля это так, языком трепать. Нет, его обучали быстро погружаться в незнакомую область, осваивать новые инструменты, разрабатывать методики работы. Диспетчер, если не царь и бог, то уж точно сердце и нервная система любой области человеческой деятельности. И предложений хоть отбавляй, тем более с его-то опытом.
Так было до тех пор, пока, вдруг, все не начало изменяться. Дима тогда работал в трансконтинентальном гиганте по перевозке грузов. Сначала перестали появляться новички, которых Диме приходилось обучать. Затем стали исчезать сотрудники с малым опытом, при этом, как ни странно, работы не прибавлялось, а объем перевозок не только не сократился, наоборот, значительно вырос. Не было ощущения надвигающейся катастрофы, так, перестройка, оптимизация, как требования текущей конкуренции. Его это не коснется, ведущих специалистов не тронут. Так Дима думал, пока сокращение не докатилось до него. При увольнении он узнал, что причиной катастрофического сокращения является автоматизация всех служб, в том числе и диспетчерской. Решение простых вопросов доверялось роботам, и только сложные ситуации выкатывались на диспетчеров, но сложные ситуации появлялись все реже и реже, потому что роботы все время совершенствовались.