— Давай не задерживайся, — Солист похлопал негра по плечу. — Время — деньги. В прямом смысле этого слова. Ведь ты меня понимаешь?

Негр усмехнулся и опять включил аппарат. Круль и Солист пошли дальше по переходу.

— Стоп! — сказал вдруг Солист и остановился. — Что это за шум?

Откуда-то снизу шли чуть слышные тяжелые нерав­номерные удары, как будто чем-то долбили в стену.

— Это? —- Круль усмехнулся. — Это мой любимейший экипаж.

Запертые в трюме матросы и офицеры, подхватив огромную железную балку, одну из лежавших на дне для балласта, ударяли ею в борт корабля.

— Давайте, ребята, — подбадривал их мичман Тейлор, — может, кто услышит нашу морзянку! Тогда нам помогут! Главное — не сдаваться!

События, происшедшие на крейсере, неожиданно рез­ко изменили мичмана. Осознав, кем на самом деле был  его бывший кумир — первый помощник Круль, и оказавшись запертым в сыром, темном и душном трюме  вместе с командой, которую он, в подражание Крулю,  раньше старался всячески притеснить и унизить, которую стоило, в подражание Крулю, лишь презирать, мичман Тейлор решил стать совсем другим человеком. Наблюдая, как члены экипажа, которых раньше он считал существами низкими и недостойными, поддерживают друг друга, как они стараются облегчить муки раненых, как подбадривают упавших духом, забыв о прежних, неизбежных в любом коллективе распрях, Тейлор вдруг смог правильно оценить свое прежнее поведение. Оценив его, он так расстроился, что даже всплакнул в дальнем темном углу, но потом решил быть мужественным, подающим пример, офицером. Именно он придумал бить балкой о борт, в связи с чем удостоился всеобщей по­хвалы. Роль умного, мужественного офицера, любящего и поддерживающего команду, уважаемого и любимого ею, Тейлору очень нравилась. Так же, как и в прежние выбранные им образы, он постарался полностью вжиться и в эту роль. А, вжившись, стал, по сути, таким чело­веком. Он написал сообщение морзянкой на найденной в кар­мане сигаретной пачке и теперь руководил ударами, выкрикивая:

— Два длинных, четыре коротких! Ра-а-аз, два-а-а, раз, два, три, четыре! Давай, ребята, мы не сдаемся!

«Миссури», изменив курс и набрав скорость, несся в некое место Тихого океана, координаты которого были известны лишь организаторам захвата крейсера.

Кейт осторожно открыл дверь кают-компании и огля­делся. Он был готов увидеть нечто подобное, но все же открывшаяся его взору картина потрясла его своей же­стокостью. Тут и там лежали тела убитых матросов. Пол был залит кровью. Стены — покрыты кровавыми пятна­ми. На круглой каталке нелепый в такой обстановке торжественно стоял огромный, метр, может быть, высо­той, торт, еще закрытый картонной коробкой. Кейт скор­бно оглядел тела погибших товарищей и направился че­рез кают-компанию в смежное с ней помещение офицер­ской столовой. Идиотский торт, украшенный по коробке лампочками, мешал, загораживая проход. Кейт оттолк­нул каталку ногой.

И тут загремела музыка, вспыхнули и заморгали лам­почки вокруг торта! Кейт вздрогнул от неожиданности и, обернувшись, вскинул автомат, приготовясь мгновен­но выстрелить. Пробив головой картон, из рассыпавшей­ся коробки торта выскочила полуголая Мисс-Июль и начала свой эротический танец. Сбрасывая на ходу ки­тель, она обнажила свою красивую большую, круглую грудь. Вращая животом и бедрами танцовщица непре­рывно напрягала и расслабляла ягодицы. Она работала старательно, не открывая при этом глаза. Ее трусики, действительно, ничего не скрывали и были такой формы, что лишь один факт их присутствия должен был при­вести мужчин в исступление.

Кейт несколько секунд ошарашенно смотрел на кра­сотку, а затем подошел и легонько шлепнул ее стволом автомата по руке. Мисс-Июль, не прерывая танца и, по-прежнему, не открывая глаз, сексуально застонала и обернулась в его сторону голой грудью.

— Эй! — крикнул Кейт и шлепнул ее сильнее. Мисс-Июль, сексуально закусив губку, приоткрыла глаза, обвела кают-компанию специальным затуманен­ным взглядом роковой женщины и — заорала. Она кричала в ужасе, на глазах превращаясь из по­рочной красотки Мисс-Июль в нормальную Джоан Стейтон, бедную, красивую, почти полностью раздетую, де­вушку, находившуюся в помещении, залитом кровью, с трупами на полу, со стоящим против нее огромным му­жиком с автоматом в руках.

— Не ори! — рявкнул Кейт, схватил ее за руку и поволок в помещение офицерской столовой.

Джоан визжала, как резаная. Кейт подхватил ее под локти, усадил на стол и от­весил ей пощечину. Джоан замолчала, как будто ее вы­ключили, схватилась за щеку и уставилась на него.

— Ладно, — сказал Кейт. — Давай теперь, говори — кто ты?

Джоан несколько секунд молча смотрела на него. За­тем лицо ее вдруг как-то размякло, губы искривились и она жалобно, как ребенок, заплакала.

— Джоан, — всхлипывая, сказала она. — Джоан Стейтон. Я была «МиссИюль-89». Я нанялась только выпрыгнуть из торта и показать танец с голой грудью. Минут на десять и все! А в вертолете меня страшно укачало, и этот парень в кожаной куртке, музыкант, дал мне таблетки. Я их проглотила, а дальше — не помню. Кажется, меня засунули в торт, потому что я сама не могла. И облапали всю, с ног до головы, подонки! Да-да, мне еще мерещилось тогда, что я — на медос­мотре. Гинекологи, онкологи ...Какие сволочные таблет­ки, я только сейчас пришла в себя. — Она заплакала еще горше. — Но кто эти погибшие матросы? Что с ними случилось? Почему их убили? И вообще, что это за бред? Я актриса, понял? Я снималась в эпизоде «Безумных лифчиков», и весь этот кошмар на фиг мне не нужен! Я актриса, у меня слабые нервы, а тут...

— Послушай, — перебил ее Кейт. — Сколько было человек на этом вертолете?

— Не знаю, — шмыгнув носом, вытерев его ладонью, сказала Джоан. — Он был полон, и все такие гориллы... оркестр, официанты.

— А где был экипаж, когда стали стрелять?

— Не знаю, — всхлипнула Джоан. — Я ничего не видела!

— Ты ничего не видела! Ты ничего не помнишь, ты ничего не знаешь! — воскликнул в сердцах Кейт. — Просто три обезьяны в одном лице!

— Да! — крикнула Джоан. — Не видела! Не знаю! И это правда! Я может быть делала какие-то глупости в своей жизни, но сейчас я не вру, и ты должен мне верить!

И она снова заплакала.

— Ладно, ладно — сказал Кейт. — Я тебе верю. Да­вай, успокаивайся.

Джоан еще несколько раз всхлипнула, исподтишка наблюдая за ходившим взад и вперед по столовой и размышлявшим о чем-то Кейтом, и более-менее успо­коившись, спросила:

— А ты сам-то — кто такой? Ты что, спецназ ка­кой-нибудь?

— Я кок, — не оборачиваясь, бросил ей Кейт, про­должая о чем-то напряженно думать.

— Кто?! — в ужасе переспросила Джоан.

— Кок, — автоматически повторил Кейт. — Судовой кок.

- Ну все, — обреченно сказала Джоан. —Мы по­гибли.

В бункер, где за круглым столом сидели старшие офи­церы флота и Роберт Брейкер, вошел помощник адми­рала и положил перед ним лист бумаги. Адмирал про­глядел его, горько усмехнулся и сказал:

— Итак, на корабле находится сорок тысяч артилле­рийских снарядов, шестнадцать зенитных ракет и трид­цать две ракеты «Томагавк». 

— Каких ракет? — спросил человек в гражданской одежде.

— Особых, — вздохнув, ответил ему адмирал. — С ядерными боеголовками. Двадцать восемь килотонн каж­дая.

— Мистер Брейкер, —ледяным тоном сказал человек в гражданском. — Объясните, как это могло случиться.

Роберт Брейкер перевел дух и набрал побольше воз­духа в грудь для ответа. Он уже давно ожидал этого вопроса, и как мог, подготовился к нему, но от этого легче не было.

— Все наши агенты всегда находятся в особых усло­виях. И все они немного сумасшедшие. И мы...

— Мы хотим знать, — жестко перебил его человек, — как могло получиться так, что этот ваш Вильяме захватил ядерный ракетоносец.

— Это его специальность, — пожав плечами, ответил Роберт.

— Что-о? — лицо у человека вытянулось.

— Мы специально готовили Вильямса к диверсиям на море. Он мастер высочайшего класса. В прошлом году мы получили сведения, что Северная Корея захва­тила новую подводную лодку у Южной Кореи, и сразу послали Тома. И как раз тогда у него поехала крыша.