— Мистер Хэмфри, — наконец решился Николас, — я хотел бы спросить… Что — что будет с ранчо?

Дэвид повернулся к Николасу, прищурился и улыбнулся. Его голубые глаза, добрые и невероятно похожие на глаза Юлиуса, внимательно изучали ковбоя.

— Не беспокойтесь о ранчо, Ник, оно само позаботится о себе!

После четырех часов последние гости, пришедшие на поминки Юлиуса, откланялись и ушли. Теперь Хэлен смогла перевести дух. После того как она, Дуглас и Питер перемыли посуду, братья стали рассматривать фотоальбом Юлиуса, перебирая фотографии, часть из которых они решили взять с собой, хотя большинство оставили ей.

— Ты единственная, Хэлен, кто так любил это место, — напомнил ей Дуглас. — Помнишь, как ты тянула нас на ранчо каждое лето?

Девушка с неожиданным удивлением посмотрела на брата.

— А разве ты не хотел приезжать сюда? Дуглас пожал плечами.

Хэлен повернулась к Питеру.

— И ты тоже не хотел?

— Пока мне не сравнялось четырнадцать — да. А затем обстоятельства изменились. Ты начала строить глазки Лэнджу…

— Я? Да никогда!

Питер рассмеялся.

— Ты ходила за ним по пятам, куда бы он ни пошел!

— Он был… внимателен ко мне, — неубедительно заявила Хэлен.

— Разве? Не думаю, что он хотя бы раз поговорил с тобой, — сказал Питер.

— Говорил, — запротестовала девушка. — Иногда.

Питер приподнял бровь.

— О да! Такая страсть должна была быть вознаграждена.

— Какая страсть? Я была подростком!

— Ну, теперь ты не подросток… И как он сейчас?

— В смысле? Разговаривает ли он со мной? Конечно.

— Лэндж сегодня даже не появился.

— Он был на похоронах.

— Но потом он исчез.

Хэлен пожала плечами.

— Я уверена, что у него много работы.

— Может быть, — сказал Питер и подмигнул Дугласу. — А может, он, как в старые времена, избегает тебя, Хэлен?

Обиженная, девушка почувствовала, что краснеет.

— Неправда! Или правда? — беспокойно спросила она секунду спустя. — Все могло быть.

Питер улыбнулся.

— Нет. Я только хотел немного подразнить тебя. Я заметил, как ты на него смотрела.

Дуглас взглянул на часы и поднялся.

— Обещай, что ты не задержишься здесь, Хэлен. Мне не очень нравится, что ты остаешься в доме одна.

— Не волнуйся, Дуглас. Все будет нормально, — успокоила его сестра, когда они шли к двери.

— Она теперь большая девочка. Кроме того, Лэндж может присмотреть за ней, — усмехнулся Питер.

Дуглас резко остановился, так что Хэлен чуть не врезалась в него.

— Не смешно, — строго оборвал он брата.

— А что я такого сказал?

— Вспомни Синди Бринкмиллер.

Питер перестал улыбаться.

— Я не думаю…

— Николас не делал этого, — неожиданно возразила Хэлен.

Дуглас уставился на нее.

— А ты откуда знаешь?

О, черт, подумала девушка. Она же обещала Николасу никому ни о чем не рассказывать.

— Просто знаю, — упрямо повторила Хэлен.

— Ты была подростком и ничего не понимала.

— Но сейчас я не подросток. И я не собираюсь оказаться соблазненной Лэнджем, — заявила Хэлен с самоуверенной улыбкой.

Дуглас вздохнул, поцеловал ее в лоб и сел в машину. Питер уложил вещи в багажник и повернулся к сестре. Он был серьезен как никогда, глаза выдавали его беспокойство.

— А если он попытается, Хэлен?

Девушка долго стояла, молча наблюдая за машиной, увозившей ее близких, пока та не скрылась за поворотом. Она думала о том, о чем спросил ее Питер. Легкая ироническая улыбка тронула губы девушки. Вопрос был спорный: Николас Лэндж, как и раньше, не проявлял к ней особого интереса.

Вернувшись в дом, она услышала звонок телефона. Это был Гэри.

— Привет. Как дела? Я скучаю по тебе.

— Все в порядке, — ответила Хэлен, улыбнувшись. — Я тоже соскучилась!

— Когда ты возвращаешься?

— Завтра ночью. Днем у меня назначена встреча с адвокатом.

— Хочешь, я тебя встречу? Во сколько ты прилетишь?

— Около полуночи. Ты можешь не встречать меня, я возьму такси.

— Не беспокойся, — настаивал Гэри. — Я буду там.

— Хорошо, — согласилась Хэлен, и в трубке раздались гудки. Девушка медленно опустила ее, затем подошла к двери, чтобы запереть ее на ночь. На дворе было так тихо, что Хэлен не удержалась и вышла в манящую темноту.

Ночное безмолвие казалось нереальным, не было слышно ни смеха, ни музыки, ни сирен автомобилей — всех тех звуков, к которым она привыкла в городе. Ничего. Лишь слабое дыхание западного ветра в ветвях деревьев да мычание скота, устраивающегося на ночь.

Почти абсолютная тишина и почти абсолютная темнота. Тонкий серп месяца едва выделялся на черном куполе неба, украшенном мерцающими звездами. Хэлен запрокинула голову, раскинула руки и закружилась, наслаждаясь этим спокойствием, чувствуя свое единение с природой. Она вспомнила, как Юлиус убеждал ее приехать на ранчо, а она все отказывалась. Почему? Потому что сумасбродным желаниям юности не было места в ее теперешней жизни.

Девушка оглянулась на дом, затем повернулась и медленно пошла вверх по холму к семейным могилам.

У могилы Юлиуса она остановилась.

Спасибо тебе, дед, подумала девушка, спасибо за то, что ты еще раз вернул меня сюда. Но я не могу остаться. Правда, не могу. Ничто меня здесь не удерживает.

Она взглянула вниз, на сторожку. Темную. Молчаливую.

Николас, наверное, крепко спал. У него слишком много работы, а вставать на рассвете.

Николас.

Ее ковбой. Ее герой. Ее мечта.

А реальностью был Гэри, ее работа и жизнь в Нью-Йорке. У Хэлен Хэмфри и Николаса Лэнджа нет будущего. И никогда не было. Оно существовало только в ее сердце.

Ковбой видел девушку, стоявшую у дома в лунном свете, видел, как она кружилась, широко раскинув руки.

Николас вздохнул, опустил занавеску и отвернулся. Если он сейчас будет пялиться на Хэлен Хэмфри, то не выспится. А все, что ему, черт возьми, нужно сейчас, так это сон. Завтра много работы, с восхода солнца до позднего вечера. Николас опустился на край кровати, хотел лечь и… снова приподнял край занавески.

Девушка медленно поднималась по склону холма. Он только мельком увидел ее стройную фигуру, исчезающую в темноте. Милая, нежная Хэлен.

Он не должен наблюдать за ней.

Да. Старик Юлиус, посмотрев ему прямо в глаза, назвал бы его трусом и сказал бы, что парень бежит от своей мечты. От Хэлен. И был бы прав.

Николас опустил занавеску и лег, положив руки под голову.

— Что же теперь будет? — спросил он себя. Через двадцать четыре часа Хэлен Хэмфри будет на пути в Нью-Йорк…

Адвокат Фрэнк Керби не мог принять Хэлен до четырех часов.

— А вы не могли бы сказать, что мне принадлежит, по телефону, — с надеждой в голосе предложила она. — Понимаете, я живу не здесь, не на ранчо. Я бы просто упаковала то, что мне оставлено, и успела на более ранний рейс.

— О нет. Мистер Керби хочет видеть вас лично, — сказала его секретарша.

Все утро Хэлен укладывала свои чемоданы, забрав из спальни несколько вещей, которыми она пользовалась как своими во время последних приездов. Потом она прогулялась к загонам и, прислонившись к изгороди, погрелась на солнышке. Держась руками за верхнюю перекладину, девушка смотрела на загоны и долины, осознавая, что эти впечатления о ранчо будут последними в ее жизни, ибо она больше сюда никогда не вернется. Ранчо, конечно же, будет продано, хотя отец этого не сказал. Дэвид Хэмфри был настоящим дипломатом, даже в семейных делах. Но Хэлен не обманывала себя: отец не станет: отказываться от своей дипломатической карьеры ради того, чтобы выращивать скот где-то в глухом углу Колорадо.

Нет, ранчо уйдет. Скот, лошади, конюшни. Все.

И Николас.

Но все это останется в ее памяти.

Этим утром она не видела Ника. Он уехал на рассвете. Хэлен проснулась, услышав стук копыт, но заставила себя лежать в постели, хотя ей очень хотелось подбежать к окну и посмотреть.