— Амина Эфсанех просит извинения за свое поведение, оно непростительно, но она надеется на мое понимание, поскольку я врач и должен рассматривать ее как пациентку.

— Она что, хочет, чтобы ты лечил ее? — Магистр продолжал массировать ногу своего друга. Делал он это осторожно и мастерски, потому что за годы их дружбы набрался опыта в уходе за больными.

— Нет. Я уже ей советовал прохладные ванны. И еще работать. И то и другое тушит пожар ниже пояса. — Витус откинулся на кровати. Массаж действовал благотворно. Сегодня, на следующий день после визита к любвеобильной купеческой жене, его нога чувствовала себя немного лучше. — Она хочет, чтобы я помог ее рабу Нгонго. Это негр, страдающий от пленки на левом глазу. Она спрашивает, не мог ли я прооперировать его. Иначе раба надо продавать, поскольку он начинает слепнуть.

— Почему его должен оперировать именно ты? В Танжере есть немало врачей. Кроме того, мы ведь собираемся уезжать. Здесь нас больше ничто не удерживает, так ведь, Коротышка?

— Уй-уй, ничего, ничего! — Энано так сильно затряс головой, что рыжие космы разлетелись во все стороны.

— Операция по удалению птеригия в практике врача встречается крайне редко. Сомневаюсь, чтобы в Танжере нашлись лекари, владеющие этим искусством.

— Ах вот как? — Руки Магистра замерли на миг. — И что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать, что буду оперировать негра. В конце концов, он не виноват, что его хозяйка помешана на плотской любви. Даже если он неоднократно лежал в ее постели.

— Это верно. Actus non facit reum, nisi mens sit rea, как говорим мы, правоведы.

Коротышка подмигнул:

— Опять латинская белиберда! Щё ты там несешь?

— Я сказал дословно следующее: действие не налагает вины, если не виноват образ мыслей, — пояснил Магистр.

Витус подтянул ногу и опустил штанину.

— Так или иначе, я буду оперировать, — решительно заключит он.

— Ну-ну. — Магистр закрыл баночку с массажной мазью доктора Шамуши. — А можно поинтересоваться, кто тебе при этом будет ассистировать?

— Ты, конечно.

— Я? Тебе окончательно отказал здравый смысл? Я еще ни разу не ассистировал при такой операции!

— Значит, это будет первый раз. — Витус поднялся и взял свой ящик с инструментами. — Скажи служанке за дверью, пусть идет и доложит, что мы решились на операцию. Энано останется здесь и будет стеречь дом. Не так ли, Энано? Ты можешь уже упаковать часть наших вещей, и, если фортуна будет нам благоволить, завтра или послезавтра мы сядем на корабль, который понесет нас к берегам Адриатики.

Пока малыш рьяно пищал свое обычное «уй-уй», Магистр вышел за дверь, где терпеливо дожидалась Рабия.

— Передай своей госпоже, что мы вылечим раба, — сказал он. — Volente Deo, или, чтобы тебе было понятнее, если на то будет воля Аллаха.

— Сядь на стул и поверни лицо к солнцу, — приказал Витус чернокожему рабу.

Хирург стоял на крытой террасе многоэтажного, украшенного многочисленными зубцами, арками и эркерами владения Шакира Эфсанеха, разложив свои инструменты на специально принесенном высоком табурете.

— Да, господин. — Гвинеец сел.

— Ничего не бойся. Я хирург и уже много раз выполнял такую операцию. Она длится всего несколько минут. Магистр будет помогать мне.

Маленький ученый ободряюще кивнул пациенту:

— Да-да, именно так. Кстати, Витус, а где, собственно, хозяйка дома? Она была настолько озабочена здоровьем Нгонго, что должна была бы присутствовать при операции.

Стоявшая неподалеку служанка отозвалась:

— Ведь я здесь, господин. Повелительница просила извинить ее. Однако она рассчитывает, что хирург потом подробно опишет ей ход операции.

— Ну да, это уже немало, — пробормотал Магистр, удовлетворившись ответом.

Витус тем временем еще раз тщательно осмотрел пятно. Птеригий — тонкая, слабо пропускающая свет пленка — появляется во внутреннем уголке глаза и нередко, разрастаясь, затягивает роговицу. В их случае темно-коричневый зрачок пациента был почти полностью скрыт под пленкой.

Витус еще раз проверил лежавшие на табурете инструменты. Да, похоже, все необходимое под руками. Он сконцентрировался и мысленно воспроизвел все этапы операции.

— Магистр, будь добр, встань за спиной у больного. Да-да, вот так хорошо.

Затем обратился к пациенту, который, несмотря на все увещевания, выглядел испуганным:

— Больно не будет, Нгонго, только немного неприятно. — Он взял Hamus acutus, острый крючок, и внимательно осмотрел его. — Так, Магистр, подними ему верхнее веко.

Ассистент выполнил его указание.

Большая поверхность глазного яблока была теперь обнажена. Приноравливаясь, Витус несколько раз проделал левой рукой движение, которое собирался произвести крючком. Почувствовав себя уверенно, он поднес крючок и крайне осторожно ввел его с левой стороны — в точности между роговицей и пленкой. И ту и другую ни в коем случае нельзя было повредить. Когда инструмент проник вглубь приблизительно на четверть дюйма, он слегка отогнул фрагмент пленки, отделив ее от глазного яблока.

Потом, продолжая левой рукой удерживать птеригий, правой взял изогнутую иглу и ввел ее снизу. Теперь прикрепленная к игле нить могла взять на себя функцию крючка, разводящего края раны. Витус натянул нить, и пленка заняла прежнее положение. Он с облегчением вздохнул и отложил крючок в сторону.

— Ты очень храбрый, Нгонго, — похвалил он. — Магистр, продолжай крепко держать веко.

— Держу, держу, — заверил его друг.

— Хорошо. Послушай, служанка… как тебя, собственно, зовут?

— Рабия, господин.

— Хорошо, Рабия, ты будешь тоже помогать. Пока мы с Магистром оперируем, ты должна время от времени стирать слезы со щеки Нгонго. Возьми для этого чистую салфетку. Там, на табурете.

— Слушаюсь, господин. — Служанка исполнила приказание.

— Магистр, не мог бы ты, помимо прочего, еще держать нить?

— Ничего нет проще. — Маленький ученый обернул нить вокруг указательного пальца свободной руки и натянул ее.

Витус, у которого опять освободились обе руки, взял птериготом. Это был комбинированный инструмент, имевший с одной стороны ложечку с острым концом, а с другой — лезвие. Хирург осторожно подвел ложечку под пленку и, продвигаясь все дальше и дальше, до внутреннего уголка глаза, отделил нежную мембрану от всей поверхности глазного яблока. Наконец, вынул инструмент и вместо него ввел тупой крючок, Hamus retusus.

Держа крючок левой рукой, Витус перевернул птериготом и начал специальным лезвием изнутри отделять пленку по краям. Вскоре и эта работа была завершена.

— Можешь отпустить веко, Магистр, — обратился он к другу, и тот выполнил указание с облегчением, поскольку у него уже начала затекать рука.

Рабия продолжала с прежним усердием вытирать слезы.

— Я сгораю от нетерпения, — сообщил Магистр.

— Посмотри на меня, Нгонго, — попросил Витус.

Больной послушался. Сильно моргнув несколько раз, он с удивлением убедился, что снова беспрепятственно может видеть. Витус стер две-три мелкие капельки крови, скопившиеся в уголке глаза. Мельчайшие надрезы, из которых они выступили, скоро затянутся сами собой.

Хирург отложил птериготом в сторону.

— Ну вот и все, — произнес он устало.

В этот день на Амине Эфсанех было надето широкое, не слишком эффектное платье, не оставляющее ни тени сомнений в ее благовидных помыслах. Она не стала уставлять стол расточительно изысканными яствами, как в прошлый раз, лишь позаботилась о скромной трапезе: блюда занимали теперь только середину стола. За этим столом они и сидели сейчас с Витусом.

— Помните, — дружелюбно спросила она, — как острые блюда обожгли вам вчера рот? Как видите, теперь эта опасность вам не грозит. Впрочем, маленькие шарики, которые я сегодня вам снова предлагаю, не только гасят пожар во рту, но и сами по себе очень вкусны. Возьмите хотя бы один.