– Что вы вздумали, тетушка, так незаслуженно оскорблять этих женщин? Разве преступление зайти в гости к знакомым? Я уже неоднократно говорил вам, почтенная тетушка, – в его голосе звучала насмешка, – и теперь еще раз повторяю, что не позволю вам нападать на Якова, а теперь выражаю еще желание, чтобы вы не преследовали и его друзей.

С этими словами он подошел к выходной двери, широко открыл ее и, вежливо поклонившись, пожелал спокойной ночи обеим женщинам, которые поспешно скрылись во мраке ночи.

Вскоре над городом разразилась страшная гроза. Яркие молнии освещали своими белыми зигзагами маленькую комнатку Магдалины. Девушка, бледная, как смерть, сидела на кровати, поддерживая руками голову; роскошные, распущенные волосы покрывали ее словно черной мантией. В ее молодой душе происходила буря сильнее той, которая бушевала на дворе и потрясала стены монастыря.

– Боже мой, Боже мой, какое мне горе с Линочкой! – вздыхала бедная «Стрекоза», входя в комнату Якова. Несколько дней спустя после описанного происшествия.

– Что же случилось с девочкой? – испуганно спросил старик.

– Не думала я, что она мне на старости лет причинит столько горя, – ответила «Стрекоза», обливаясь горькими слезами. – Всю свою жизнь я билась, как рыба о лед, но безропотно переносила все невзгоды, покорялась воле Божьей. Однако теперь у меня нет больше сил терпеть. Линочка хочет уйти отсюда, покинуть меня. И вот теперь, когда мне уже недолго осталось жить, она оставляет меня одну. Некому будет мне закрыть глаза… Ах!… ах!…

– Да почему она вздумала уехать отсюда? – спросил удивленный Яков.

– Не знаю, – возразила старушка, вытирая глаза углом передника. – Она словно переродилась в последнее время, с того самого вечера, когда советница так грубо обошлась с нами. Да накажет ее Господь за это! Девушка ни пьет, ни ест, а вчера мы сидели с нею в сумерках, не зажигая огня. Вдруг она обвила мою шею руками, как это делала в детстве, когда я укладывала ее спать или когда дарила ей что-нибудь, и вдруг говорит, да так ласково: «Дорогая тетечка, любите ли вы меня? Да, да, знаю, знаю, что любите, как родную дочь! Вы знаете, что добрая мать приносит тяжелые жертвы своему ребенку, и вы, как добрая мать, всегда поступали так же. И вот, если эта мать видит страдания своего любимого ребенка и сознает, что может спасти его от них только ценою разлуки с ним, то она – не правда ли, дорогая тетя? – принесет ему эту жертву?» Тогда я еще не понимала, куда клонится речь Магдалины, но уже почувствовала, что она не хочет больше оставаться у меня, и горько заплакала. Потом она сказала, что ей здесь невыносимо жить: люди относятся к ней несправедливо, и она хочет уехать в чужие края и зарабатывать свой хлеб. Она обещала каждый свой заслуженный грош высылать мне. Все мои просьбы и уговоры были напрасны. Мы зажгли свет, Магдалина достала из шкафа свою копилку и пересчитала находившиеся в ней деньги; там было всего шесть талеров. Конечно, на эти деньги далеко не уедешь. Но до ближайшего большого города их может хватить. Яков, прошу вас, ради Бога отговорите Линочку от этой мысли. Я ведь ни одной ночи не усну спокойно, когда буду знать, что она одна среди чужих людей. Ведь у нее много странностей, ни у кого не будет с нею столько терпения, как у меня, и наверно люди опять будут дурно обращаться с нею.

Практичная жена Якова посмотрела на отъезд девушки с другой точки зрения: она находила, что Магдалина может на новом месте найти свое счастье и что после смерти «Стрекозы» ей все равно пришлось бы идти в люди. Но ни «Стрекоза», ни Яков не соглашались с нею, и старик пообещал в тот же вечер зайти в монастырь, чтобы поговорить с Магдалиной и «поставить ей голову на прежнее место», как он выразился.

«Стрекоза» была права, сказав, что Магдалина совсем переродилась. Куда исчезли ее гордая, самоуверенная осанка, ее смелый взгляд, говоривший о независимом, сильном характере? Происшедшая в девушке перемена не укрылась даже от глаз соседей. Сегодня, когда она, проводив тетку до ворот, медленными шагами возвращалась через двор домой, сосед – ткач открыл свое окно и окликнул ее:

– Чего ты приуныла? Я знаю, отчего ты так печальна: наверно, оттого, что шалуны сбросили образ Богоматери у стены на твоем любимом месте, где ты всегда привыкла сидеть.

Магдалина смотрела на него, ничего не понимая, точно просыпаясь от сна.

– Ты верно еще не видела? Так вот посмотри, я сам только сегодня заметил.

Действительно, открыв дверь, Магдалина увидела образ Богоматери, сброшенный на землю. Еще несколько дней тому назад она уличила одного шалуна, когда тот углем намазал бороду и брови на образе. Как горячо отчитала она этого маленького вандала, как горели ее глаза гневом и негодованием при этом!… Сегодня же она кротко подняла сброшенный образ, обтерла с него землю и прислонила его к пьедесталу, на котором он стоял. Пройдя под сводами ворот, Магдалина вышла на заглохший луг, находившийся между монастырем и церковью. Бывало, прежде она быстро перебегала через этот лужок, ловко карабкалась на стену и через окно попадала в церковь. Как любила она эту жуткую тишину пустого храма!… Только гул ее собственных шагов или щебетанье вспорхнувшей и быстро вылетевшей птички нарушали это торжественное безмолвие. Здесь, под этими сводами, она дышала полной грудью. Она переносилась к тем временам, когда здесь возносились облака фимиама, пели стройные хоры, и горел огонь у алтаря. Ей мерещились бледные лица монахинь у разломанного органа, ей слышались заунывные звуки, когда их прозрачные пальцы касались пожелтевших клавиш; в этих звуках выливалось страдание их наболевших сердец. Она любила следить за игрой солнечного луча, ворвавшегося сквозь еще сохранившиеся цветные стекла окна. Как красиво переливается он причудливыми цветами!… то скользнет по колонне, то потеряется в художественной резьбе капители.

Сколько часов просиживала она у подножия старинного изображения Мадонны! Здесь, у Ее ног, она переносилась в свою далекую родину, где тысячи людей в молитвенном экстазе преклоняли колена пред таким же изображением, где ее отец набожно крестился и обнажал голову, проходя мимо.

Но сегодня Магдалина, казалось, думала не о том. Сегодня эти стены точно наполнили ее страхом, точно она боялась переступить порог этого любимого, покинутого храма, который лежал в сиянии солнечных лучей, как мертвый великан под золотым покровом. Она села спиной к церкви, в тени старой яблони. Букашки озабоченно сновали вверх и вниз по разросшимся травкам, крупные ромашки цвели у ее ног.

Магдалина думала о том, как покинет тетку и город и одна уйдет в далекий свет; вокруг нее будут чужие, незнакомые лица, она будет одна среди равнодушной толпы, где каждый, занятый своими заботами, своими делами, будет проходить мимо, не замечая ее. Да, вот этого она и хочет – быть одной, порвать с прошлым, не видеть больше на себе вопросительно обращенного любящего взгляда, забыть, забыть! Вот единственное спасение, единственное исцеление ее взбаламученного сердца, которое под напором новых, неведомых чувств, нахлынувших на него, как волна рвется на части в ее груди и не дает ей покоя. Конечно, ей было грустно покидать старую любимую тетку, но как ничтожно было это горе в сравнении с теми муками, которые она продолжала бы испытывать, оставшись здесь!

Магдалина презирала себя за то, что не находила в себе сил ненавидеть и не думать о том, кто этого не заслуживал. После того, как Вернер защитил ее и тетку от оскорблений советницы, она окружила его образ новым ореолом; но на другой же день, когда она встретила его на монастырском дворе, его ледяное лицо, важная осанка и несколько равнодушно брошенных слов доказали ей, насколько безумно искать в его холодном сердце чувства и сострадания. Очевидно, он потому защитил их, что хотел показать своей надменной властолюбивой тетке, что он – настоящий хозяин в доме; он придрался к этому случаю, чтобы поставить ее на место.

Испуганная птица вдруг вспорхнула с ветки. Однако Магдалина не заметила ее; только запах сигары, долетевший до нее, заставил ее вскочить и осмотреться кругом. Она увидела неподалеку от себя мужскую фигуру, сидящую к ней спиной на заросшем мхом камне. Это был Вернер. Он рисовал и так углубился в это занятие, что Магдалина хотела незаметно скрыться. Как сильно билось ее сердце! Не спуская взора с усердно работающего молодого человека, она пряталась за веткой дерева и пыталась неслышно ускользнуть. Не успела она сделать несколько шагов, как услышала голос Вернера, обращенный к ней: