— Эй….ЭЙ! — Юра пискнул решительно, — нам в другую сторону! Нам на Лермонтова!

— Пароходство просрали, — назидательно буркнул водитель, въезжая в вонючую подворотню.

— Что такое?.. — Юра вопрощающе посмотрел на водителя, комкая в руках портфель… — Мне бы на Лермонтова…Дам…шесть…

— Что такое, что такое, — передразнил водитель, оскалив набитую пеной пасть, — Буду грызть глотку.

Хохляцкую…

Стоит ли говорить, что на работу Юра опоздал.

Весело утром на Щукинской! Разметка полос начисто отсутствует, светофоры дружелюбно подмигивают желтым, немногочисленные знаки показывают нечто и вовсе несуразное. Добавьте к этому брусчатку, осатаневших от выхлопных газов водителей, пешеходов, что нелепо толкутся посреди улицы, то и дело шныряя между машинами….и вы поймете, как весело на Щукинской утром!

Алиса Сумкина-девушка малогабаритная, но с большой и округлой жопой. В школе, эта часть ее анатомии служила предметом постоянных насмешек одноклассниц и скрытого мастурбационного восхищения одноклассников. Повзрослев, она научилась ценить свой зад и подчеркивала его наличие всеми возможными и доступными способами. В бурные для страны девяностые, Алиса носила исключительно черные лосины, что бугрились сзади, четко определяя наличие сексуального феномена. Вскоре, лосины сменили обтягивающие джинсы, а после и брюки. Юбки Алиса не носила, поскольку ноги ее отличались вычурной витиеватостью.

Прочие части тела ее, были небольшими и начисто терялись на фоне аппетитной жопы.

В старших классах, Алиса познала первые прелести продажной любви, отдавшись хулигану Леве из железнодорожного техникума за двенадцать рублей-сумма по тем временам значительная. На следующий день после знаменательного события, в страну пришел кризис, и Алиса осталась ни с чем. Отсутствие денег, впрочем, не отбило у нее желания ими обладать. Времена были нелегкие- на фоне всеобщей нищеты зрел новый класс вальяжных и тучных нуворишей с облезлыми лицами.

Алиса тонко угадала момент и путем нехитрых уловок предоставила свой немаловажный зад в распоряжение одного из, в недавнем прошлом, политических бонз, а ныне кооператора по имени Онуфрий Ильич. Будучи любителем пышных задниц, Онуфрий Ильич, (чья фамилия слишком известна, чтобы быть названной), оказался в плену меж половинок задницы Алисы в считанные мгновения. Так вершатся судьбы.

Брак их был недолговечен. Через полгода после вышеописанных событий, Онуфрия нашли на рабочем месте с заточкой в глазу. По праву преемственности, Алиса перешла в собственность его заместителя, маленького волосатого армянина с невообразимо отвратительным носом.

Времена менялись, менялись и лица. Постепенно, зад Алисы стал сдавать. Впрочем, к тому времени, она накопила достаточно карманных денег для того, чтобы чувствовать себя необремененной заботами о завтрашнем дне. Созерцание собственного, уже не столь пышного и далеко не столь упругого зада, вызывало в ней смутную тоску по ускользающей молодости. Изредка, она украдкой гладила себя по покрытой пупырышками коже на попе, а после целовала ладошку, будто бы совершая некий ритуал.

И вот сейчас, сидя за рулем новенькой «Тойота Прадо», посреди оживленной Щукинской, она в очередной раз рефлектировала по поводу жопы. Что, впрочем, не мешало ей энергично проталкивать огромную тушу машины, сквозь плотно сомкнутые ряды автолюбителей, беспрестанно сигналить и, высовываясь из окошка, кричать срывающимся от злости голосом:

— Ну ты, мразь, куда лезешь? Понакупали права, блядь! А ну стой, старый пердун! На тот свет захотел? Мамаша, уберите своего огрызка с дороги, не ровен час размажу!

Водители раздавались в стороны-большей частью из инстинктивного страха перед женщиной за рулем, пешеходы испуганно льнули к обочине, даже милиция старалась не глядеть в сторону нахального «Прадо».

— Бляди! — злобно харкнула Алиса в сторону стайки детишек, что неловко пытались перейти дорогу на зеленый свет.

— Куда поворачиваешь? Я тут еду! И она, улучшив момент, пронеслась под носом у разбитого «Жигуленка».

— А ну в стороны! В стороны!!! — прибавляя скорость перед «Митсубиши Каризма», с испуганным молодым человеком в очках за рулем…

И в пустоту, эфемерно ощущая ежесекундное увядание зада — Гандоны! Скоты! Поздыхайте в говне!

Впрочем, как ни старалась Алиса проскочить Щукинскую быстрей, как ни осыпала проклятиями каждого из тех, кого подрезала или обгоняла справа, как ни норовила поддать под зад пешеходам… на переезд она не успела. Уже издалека, при виде большого скопления машин перед закрытым шлагбаумом, она пришла в неистовое волнение и от избытка чувств, забыла как управлять автоматической коробкой передач, приняв ее отчего то за механику. Остановившись так, что увесистый «кенгурятник» подтолкнул стоявший перед нею «Москвич», она истерично скрипнула зубами и потянулась за сигаретой.

— Разъездились, суки! — обратилась она к груженому улем поезду, — Пидарасы, пиздят зерно!

Мимо ее глаз, томительной вереницей тянулись вагоны. От скуки и раздражения, Алиса принялась сигналить, оглашая всю округу специальным милицейским ревуном, что по блату поставили ей на СТО.

— Давай! Двигай жопой! — вопила она, произнося слово «жопа» с особым оттенком.

Внезапно, в окошко справа постучали. Стук был вежливым, скорее даже вкрадчивым. Повернув голову в сторону, Алиса встретилась взглядом с елейного вида стариком, что глядел, казалось, прямо на нее, сквозь тонированное стекло.

Обалдев от подобной наглости, Алиса на мгновение замерла, словно ее застукали за целованием собственного зада, но, уже через секунду, взяв себя в руки, набрала в грудь побольше воздуха и нажала указательным пальцем на кнопку стеклоподъемника. С тихим шелестом, стекло поползло вниз.

— Что тебе, отросток? — рыкнула Алиса, глядя на обросшего дикой белесой бородой старика.

Дедушка спокойно встретил ее взгляд, по-доброму, лукаво, зыркнул из под бровей, улыбнулся лучисто и, неожиданно раскатисто пробасил:

— Анатолия, Анатолия ищу!

Алиса оторопело глядела на старика.

— Что? — только и смогла выдавить она.

— Евгения, Иоанна, Виктора Палыча! — забубнил дед, постукивая костяшками пальцев по корпусу машины.

— Да ты что….что ты? Что ты, дед, бля! — совладав с временным параличом взвизгнула Алиса, — Что ты, что ты? Что ты стучишь бля, по машине? Я те щас настучу по еблу, старый гном!

— Хочу писять, — пробасил старик, нахально подмигивая. При этом, левая рука его вцепилась в оконный проем, правая же скрылась из виду.

Алисе отчего то стало душно. Самоуверенность ее уступила место вязкому страху, рука потянулась к ключу зажигания. «Уеду вбок», — пискнул кто-то в ее голове.

— А ты будешь писять? — радостно хохотнул старик, елозя правой рукой где-то в районе паха.

«Что он там….дрочит, что ли? Да что же это?»

Забыв о зеркале, Алиса оглянулась назад. Сзади ее припирал внушительных размеров «Фольксваген Туарег», за которым, караваном тянулись машины.

«Господи, да когда же откроют этот чертов переезд?»

Туарег подал неожиданно звонкий сигнал и мигнул дальним. Вздрогнув, Алиса повернулась и увидела, что поезд уж прошел, переезд открыт, и «Москвич», что стоял перед нею, тронулся. С вздохом облегчения, она повернула ключ, почувствовав успокаивающую вибрацию мотора, и только после этого, уже трогаясь с места, поглядела вправо.

И онемела.

Старик, по-обезьяньи уцепившись в борт, лез в машину через оконный проем. Его морщинистое лицо горело диким возбуждением, глаза выпучились настолько, что казалось вот-вот вылезут из орбит. Протиснув свое, на удивление юркое тело в салон, он упал на колени Алисе.

«Господи! Да ведь он же совсем крошечный!»

— Иисуса! Иисуса! Артемия! Кофе хочу! — заорал старик, становясь перед нею на колени и заслоняя обзор. Правая рука его снова нырнула в мошну и теперь медленно появлялась обратно. В кулаке было зажато нечто блестящее.