Для Генри Иоганнес Принслоо был не только единомышленником, но и отцом Анны. Мкизе хотел спасти его во что бы то ни стало.

— Я председатель общества. Как я могу все бросить и уехать? Не посмеют они тронуть меня. Бог и справедливость на моей стороне.

— Но, папа, — вмешалась Анна, — ты же сам говорил тогда вечером, что они грозят убить тебя.

Адвокат Джуберт, худой, с бледным, вдохновенным лицом поэта, усмехнулся, постукивая по столу длинными тонкими пальцами.

— Вы ошибаетесь, Иоганнес, если думаете, что бог вступится за вас. Я это серьезно. Уезжайте с людьми Мкизе. Наше общество просуществует пока и без председателя. Хотя, судя по разговорам, оно скоро будет запрещено.

Принслоо нахмурился. Переубедить его было невозможно.

— Напрасно упираетесь, — сказал Гарри Лемон. Этот молодой британец был заместителем Иоганнеса в обществе и слыл у них теоретиком. — Надо действовать, раз вы уж получили предупреждение. Я был знаком с одним таким непокорным членом Брудербонда.

— И что произошло?

— Выбросился из окна.

Принслоо поморщился:

— Не могу я уехать. Повторяю: я председатель. Что скажут рядовые члены? Я попрошу у общества охрану.

— Охрану мы дадим, но это не поможет, Иоганнес.

— На днях наши люди переходят границу, — сказал Генри, — Они могут взять вас с собой. Не упустите такую возможность. Будет поздно.

— Не думаю, чтобы они решились убить меня. Это было бы уж слишком. Бог не допустит такой несправедливости.

— Я не хочу затрагивать ваших чувств, Иоганнес, но посмотрите, сколько несправедливости вокруг, — проворчал Джуберт. — И бог не вмешивается.

Уходя, Мкизе сказал:

— Когда вы все же решитесь и почему-либо не найдете меня, зайдите к адвокату Эндрю Могано. Он наш человек и ведет дела африканцев в суде. Я предупрежу его. Не тяните. Дело опасное. Вещей не берите. Придется совершить трудный переход с нашими людьми через границу. За самолетами власти пристально следят. Пешком через границу — вернее.

Прощаясь с Анной в коридоре, Генри был награжден благодарным взглядом и крепким рукопожатием.

— Если что-нибудь случится, Анна, и я потребуюсь, обращайтесь. Я всегда готов помочь вам и вашему отцу.

Генри вышел из дома Иоганнеса, недовольный его упрямством, Словно он не знает, что Брудербонд убивает не только африканцев. «Они не посмеют, это уж слишком!» Кому нужна такая смелость. Стоять на месте, когда в тебя целятся, просто глупо.

За спиной послышались торопливые шаги, прерывистое дыхание человека. Кто-то догонял его. Мкизе зашагал быстрее. Рука сжала в кармане пистолет.

— Эй ты, проклятый кафр, остановись! Ты арестован!

Мкизе повернулся.

— Йека! — Перед ним опять был Вилли Бур. — Ты узнал меня, Вилли? — Губы Генри растянула злая улыбка.

По лицу Мтетвы прошла судорога. Еще бы ему не узнать лучшего друга своего детства. Ругательства застряли в его горле. Генри понимал, что чувствовал сейчас Мтетва. Не один он ходил в «европейцах».

— Это ты, Генри? — проговорил наконец Мтетва. — Черт! Зачем ты ходил к Принслоо?

— А тебе какое дело?

— Ну…в общем, быстрее уходи. — Вилли покосился по сторонам. — Давай я взгляну на твои документы. За нами тоже следят. Скажу: приходил столяр получить долг с Иоганнeca.

Он подержал в руках «личную книжку банту», вернул ее.

— Не выдавай меня, Генри. И не приходи в этот дом. Нарвешься на агентов секретной службы. За Принслоо слежка.

— Спасибо за предупреждение, Вилли. Хороша же у нас с тобой получилась встреча! — Генри внимательно рассматривал своего бывшего друга. Светлая бородка, темные очки. Трудно узнать того мальчишку Вилли Бура, с которым он когда-то бегал по улицам локации Александра. — Теперь послушай, что скажу я. Так сказать, услуга за услугу. Вилли слушает внимательно? Майор Краммер — отец твоей жены Элины — пронюхал, что некий Вилли Гендерсон оказался не белым, а цветным.

Мертвенная бледность залила румяные щеки Вилли:

— Неправда! Ты это придумал здесь, сейчас.

— Ло! Вилли не ведает, что творится в его собственном доме. Слушай. Твоему чернокожему брату Себесе грозит веревка за убийство. И он послал тебе из тюрьмы записку с цоци, которого как раз освобождали. В записке Себесе просил спасти его. Когда цоци проник в ваш сад, Элина поймала его и хотела застрелить. Чтобы спастись, цоци отдал ей письмо.

— Боже, я погиб.

— Это еще не все. Вилли помнит цоци Фотане?

— Конечно, со шрамом на виске, снимал у моей матери угол.

— У Вилли Бура хорошая память. Письмо оказалось у самого Краммера, и он поручил Фотане убрать тебя. За это ему прощаются все его гангстерские дела. Его уже выпустили из тюрьмы. Фотане проболтался, пьяный, одному нашему человеку, а тот все рассказал мне.

— Проклятая страна, проклятая жизнь! Будьте прокляты все!

— Вилли жалуется? А что он делает с теми нашими, кто попадает к нему в руки? Вилли теперь работает в отделе безопасности?

Вилли опустил глаза.

— Вот смотришь вниз, как муравьед! Конечно, что ты можешь сказать!

— Жена не выдаст им меня. Элина любит меня. Она не позволит отцу…

— Ло! Элина! — Генри вздохнул. — Вилли съел зверя, который табу для него. Я думаю, что она-то и вынесла тебе смертный приговор. Именно она, Элина, боится позора.

— Неправда! И откуда ты все это знаешь?

— Значит, неправда? Скажи: в субботу ты пойдешь с ней в гости к Фан Кигану? Так ведь? Ну вот, и, когда ты выйдешь оттуда с ней, Фотане сунет тебе нож в спину. Он, правда, этого делать не хочет. Но мы не всегда делаем, что нам хочется. Да и Фотане не единственный цоци на свете.

Вилли смотрел на Генри округленными от ужаса глазами. Он вспомнил сейчас, как не хотел идти в гости. Он не любил мрачного Фан Кигана. Но Элина так настаивала, она требовала. Значит, она, такая юная, нежная, любящая, сама поведет его к месту казни? И все потому, что он цветной. Вилли припомнил теперь ее пристальные взгляды, ее внезапное охлаждение, которое она тщательно старалась скрыть от него. Ни одним неосторожным словом не выдала себя. Понятно, боится, что он сбежит. Он нужен ей мертвый. Лучше быть вдовой героя-европейца, погибшего от руки террористов, чем женой живого цветного.

Вилли вдруг озлобился:

— Мне конец. Но прежде чем я умру, я застрелю ее и Краммера.

— О! Что слышат мои уши! Леопард бросается на хозяина! А зачем Вилли Мтетве умирать? Помоги нам, и мы укроем тебя. С тобой не следовало бы и разговаривать за твои дела. Но холод собирает нас к одному костру.

Вилли помолчал, потом сказал устало;

— А что я сейчас могу?

— Помоги достать оружие для наших боевых групп «Умконто ве Сизве», для «Копий народа».

— Когда уже тут доставать? До субботы осталось пять дней.

— Не раскисай. Теперь ты не один.

— Хорошо. Достану адреса оружейных складов.

— А что с Иоганнесом Принслоо? Ты его в обиду не давай. Это наш человек.

— Иоганнес пропал. Союз братьев передал его дело в свой исполнительный комитет. Это их гестапо. Но все же я попытаюсь. Пока я все-таки зять майора отдела безопасности.

— Спасибо, Вилли.

— Обожди уходить, Генри. Теперь мне надо держаться вас. Я не хочу, чтобы тебя схватили. Отдел безопасности засек Джима Твалу — прибыл к вам из-за границы. Видишь, мы все знаем. На ноги поставлена вся полиция. А ты с ним связан. Скрывайся немедленно. Они прикончат тебя. Суда не будет. Ты человек известный. Кто не слышал о журналисте Мкизе, который выступает в «Ассагае» в защиту народа? Кто не знает бывшего секретаря Африканского общества? Зачем им судить тебя? И так шуму и в стране и за границей хватает. Арестуют, а потом произойдет «несчастный случай» или там «нападут цоци». Ты меня понял, Генри? Уходи. Где мне найти тебя, когда я достану адреса складов оружия?

— Дай подумать… Ладно… Каждый день в пять часов мой человек с красной розой в руке будет ждать тебя на Диагональ-стрит. Прощай, Генри. Нет, до свидания.