— Милости просим, Александр Николаич, — приветствовал его старый канцелярист. — Присаживайся-ка ближе к печке, тут теплее…
Радищев присел на скамейку возле печки.
— Я уж думал, забыли нас, — чихая, хриповатым голосом заговорил Хомутов.
— Где забыть?! — сказал Радищев. — Обещали подарочек показать, — напомнил он.
— Твоё слово — правда.
Кирилл Егорович словно загорелся, собираясь с мыслями, почесал густую бородищу. Порассказать Хомутову было о чём. На его глазах Илимск сначала был уездным городом, потом острожным, безуездным, не имеющем своей округи.
Кирилл Хомутов с гордостью поведал летопись былой истории города, отгремевшая слава которого всё ещё жила в памяти старожилов. Он рассказал, как возник город и кто был первым его основателем.
Много славных страниц открылось Радищеву в истории. Илимска, похожей на все сибирские города. Все они были основаны предприимчивыми русскими землепроходцами, устремившимися из центра России в неизведанные, загадочные, далёкие её окраины. В истории городов Сибири вставало главенство великого Новгорода, Устюга, Каргополя… От прошлого тянулась нить к настоящему и нельзя было оборвать её; нить эта была чем-то единым со всей прекрасной Россией — широкой исторической дорогой из Москвы в Сибирь.
Много славных страниц открылось Радищеву в истории Илимска.
Внимание Радищева привлекло другое. В конце сентября 1725 года здесь, в Илимске, зимовала знаменитая полярная экспедиция морского флота капитана Витуса Беринга, направленная Петром Великим на Камчатку.
В архиве илимского воеводы хранилась переписка между земской канцелярией и Берингом. В ней рассказывалось о прибытии экспедиции, снабжении её припасами, строительстве экспедиционных судов на Усть-Кутском плотбище и наборе плотников, кузнецов и токарей.
Кирилл Хомутов — сухощавый, убелённый сединой старик, живо напомнивший Радищеву Нестора, долго рылся в бумагах, перевязанных бичевой. Отыскав нужное ему «дело», он вытащил из него пожелтевшую, толстую бумагу, написанную орешковыми чернилами.
— Вот она, дорогая…
Канцелярский писец протянул Александру Николаевичу собственноручные документы Витуса Беринга. Они повествовали о том, как, добравшись до деревни Симахиной, экспедиция задержалась у порогов на реке Илим. Витус Беринг, боясь зазимовать здесь, послал «господину управителю в Илимске» письмо.
«От нас наперёд послан с указы Тобольской земской конторы гардемарин Чаплин о вспоможении пути нашего, — с благоговением читал Радищев, — которые, надеемся, что давно вы получили, а по прибытию нашему к Илимскому устью 11 сего сентября, видим и слышим от людей, что с дощаниками по большой пороге пройтить невозможно, того ради извольте к нам для выгрузки дощаников прислать шесть или восемь каюков или больших лодок и разных судов, какие есть, в чём бы можно уместиться нашим припасам и дойтить до Илимска».
События тех лет сразу встали перед Александром Николаевичем. Навстречу Берингу направили помощь. Экспедиция его благополучно прибыла в Илимск. Началась энергичная подготовка к дальнейшему путешествию. Нужно было за зиму построить новые суда, и Беринг официально уведомлял илимскую канцелярию, что «в предыдущию весну для отвозки провианта и материалов до Якутии и далее надлежит построить дощаники или другие суда…»
Суда стали строить на Усть-Кутском плотбище. Закипела работа. Свыше 70 илимских плотников и привезённых мастеров с экспедицией из Тобольска к весне построили 15 дощаников. Это были суда «длиною около семи сажен и поперёк около 15 футов». На них, как вскрылась Лена, отправились в дальний путь 60 матросов, плотников, канатчиков и пушкарей. Среди уезжавших было много илимцев.
Это была первая Северная экспедиция капитана Витуса Беринга. И хотя Радищев многое знал как о первой, так и о второй Северных экспедициях, о трагической гибели Беринга на пути к открытию Нового Света, о его смелом и умном помощнике Алексее Чирикове, с которым Беринг пустился во второе плавание к неизведанной земле, читать такой документ было не менее интересно, он воскрешал историю. Беринг нашёл себе могилу на безлюдном песчаном острове, возвращаясь к родным берегам после десятилетнего странствования. Пожелтевшая бумага, написанная самоотверженным, безгранично преданным отечеству, человеком, глубоко взволновала Александра Николаевича.
После смерти Беринга Алексей Чириков составил подробное описание и карту плаваний кораблей к американскому побережью. Мысли о Беринговой экспедиции невольно подняли другое дорогое Радищеву имя — возвышающееся среди имён верных сынов отечества — имя бессмертного Михаилы Ломоносова. Русский учёный горячо интересовался подвигами простых мореходов в Тихом океане. Он, словно, предвидел, что со временем на их открытия позарятся иностранцы-мореплаватели и попытаются присвоить их себе. Ему ли было не знать, как внимательно и алчно следило британское адмиралтейство за плаваниями русских кораблей Чирикова и Беринга, как были похищены копии журналов и их карты английским послом в Санкт-Петербурге. Этому способствовали сотрудники подведомственной ему Российской Академии наук — растратчик Шумахер и его помощник унтер-библиотекарь Тауберт. Много тогда говорили об этом в стенах Академии, обсуждали позорный случай, называя и пособником третье имя — историка Миллера.
Всё это было из разных источников известно Радищеву, занимавшемуся изучением материалов о Михаиле Ломоносове, прежде чем написать о нём своё пламенное слово в книге «Путешествие из Петербурга в Москву».
«Российское могущество должно прирастать Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений Европейских в Азии и Америке», — живо припомнились ему строки учёного, выражавшие его заветную мечту о новом открытии Северных путей России, поразивших Радищева своей глубиной и дальновидностью.
В последние годы своей жизни Михайло Ломоносов настоял и адмиралтейств-коллегия снарядила правительственную экспедицию под начальством капитанов Креницина и Левашёва, выехавшую для изучения Алеутских островов. Об этой экспедиции Радищеву говорил Григорий Иванович Шелехов, хорошо знавший историю плаваний русских мореходов в тихоокеанских водах.
Не дремало и британское адмиралтейство. Оно снарядило к открытым берегам Америки экспедицию Джемса Кука, чтобы вновь открыть уже известные миру земли и именем короля вступить во владения всем американским побережьем. Как был прав Михайло Ломоносов, верно предчувствовавший, но не доживший до этих событий!
И вот, Джемс Кук, с копией карты плавания кораблей Чирикова и Беринга в руках, появляется близ Кадьяка, встречается на Уналашке с русским мореходом Герасимом Измайловым, который рассказывает ему о главных делах своих соотечественников на американском побережье, не подозревая того, что английский путешественник воспользуется потом его сведениями и выдаст их за свои собственные.
Счастливые обстоятельства. История великих деяний русских в этом краю словно сама шла навстречу Радищеву, помогала ему по-новому осмыслить и понять всё, что происходило здесь двести, сто и пятьдесят лет тому назад. Удивительно было то, что ранее разрозненные и не обобщённые им факты, о которых он многое узнал здесь, в Илимске, принимали стройную систему, связывались в единую и последовательную цепочку событий, говорящих о великих открытиях и преобразованиях России, свершённых на далёких восточных окраинах.
И пока Радищев, не отрываясь, читал эти редкие, сохранившиеся в Илимской канцелярии документы и думал о подвигах русских мореходов, Кирилл Хомутов стоял, не шевелясь, не спуская завороженных глаз со странного человека, не похожего на всех ссыльных, каких ему довелось видеть на Усть-Кутском солеваренном заводе и здесь, в Илимском остроге.
Нет, это был совсем иной человек, умный, любознательный к старине, дворянин в звании, но обходительный с простым людом, как равный ему.