Николай Ребров сравнительно неплохо мог устроить свою жизнь, и в буржуазной Эстонии. Двоюродный брат рекомендовал его в штаб к генералу Сахарову, куда юношу зачислили писарем. Трудно сказать, как бы сложилась судьба юного Реброва, если бы не влияние Петра Баранова, в глазах Реброва офицера мыслящего, старавшегося разобраться в происходящих событиях.
«— А ведь я римских классиков в подлиннике читаю! Речи Цицерона… — говорил он Реброву. — Да и по естественным наукам запасец у меня кое-какой. Я ведь когда-то к кафедре готовился. А теперь я что? Где мой отец? Где моя мать-старуха?.. Ножов прав, и все агитаторы правы. Может быть, правда там, за озером… Во всяком случае, настоящие игроки у красных. Юденич хотел пройти в два хода в дамки, а теперь сидит здесь, в нужнике. Да… Черт его знает. Но как же теперь я?! Я — Баранов, боевой офицер? Как я отсюда вылезу?»
Сколько похожих на Баранова русских офицеров так и не нашли выхода из создавшегося положения. У многих честных офицеров старой русской армии в отличие от генерала Брусилова, от Каменева, Шапошникова не нашлось мужества отказаться от сословных и кастовых предрассудков и отдать все свои силы и знания трудовому народу, Советскому государству. Не сумел этого сделать и боевой русский офицер Петр Баранов. Но он понял, что правда там, за озером, в новой России, и поэтому одобрил уход туда прапорщика Ножова. Баранов осознал, что новая Россия удержится, выстоит.
На реплику Реброва: «…Я думаю, что большевикам не укрепиться». — «Ого! — желчно воскликнул, поручик, торопливо шагая от стены к стене. — Да еще как укрепятся-то. А штык на что? Они умеют править… Это тебе не Керенский, чтоб ему на мелком месте утонуть».
Петр Баранов своими рассуждениями помог Николаю Реброву понять, что у него есть только два пути: либо смерть, либо Россия.
Ребров выбрал последнее.
Помышлял об этом, собирал свои чемоданы, уверял Реброва, что он бежит с ним вместе, и Петр Петрович Баранов. Но, видимо, только для того, чтобы в это поверил Ребров…
В последний момент Баранов предпочел первое — смерть. Он оставил Реброву письмо: «Ну, вот, Николаша, я и убежал. Хотя и не в одну с тобой сторону… Поручик Баранов умер единственно из-за того, что ему нечего делать на земле. Слепцу, сбившемуся с пути, трудно отыскать свою тропу. И я не хочу тыкаться лбом в стену: я горд. Я заблудился, не туда пошел, я обманулся и обманут…
Я теперь над жизнью, и я вижу: введение в историю закончилось, хаос людских взаимоотношений сгущается в два неравных, противоборствующих ядра, человечество обмакнуло перо в кровавые чернила и каракулями начинает писать первые слова новой своей истории. Пройдет положенное время, наука и людская власть по-настоящему расправят свои крылья, каракули выровняются, встанут четкими рядами, вспыхнут огнем, и вместе с ними вспыхнет сердце человека в чистой любви, в порыве исканий высокого идеала во благо всех людей».
В 1930 году В. Шишков закончил повесть о беспризорниках — «Странники». Тема эта, необычная для его творчества, разумеется, назревала исподволь. Писателю, разъезжавшему и ходившему по Руси, конечно, не раз приходилось встречаться с беспризорной детворой. В 20-е годы беспризорничество, как прямое наследие войны, голода и разрухи, широко распространилось по всей стране. Борьба с ним являлась задачей большой государственной важности.
Советское государство в самые тяжелые годы проявляло исключительное внимание к беспризорным детям. Отпускалось немало средств для того, чтобы создать нормальные условия для их существования, перевоспитать и вырастить из них сознательных советских граждан. В этом благородном подвиге нашего народа, успешно решившего важную социальную проблему, большая роль принадлежит литературе и искусству. К таким произведениям, как «Правонарушители» Л. Сейфуллиной, «Республика Шкид» А. Пантелеева и Г. Белых и «Педагогическая поэма» А. Макаренко, знаменитый фильм «Путевка в жизнь», примыкает и повесть «Странники» Вячеслава Шишкова.
Вначале автор предполагал написать только рассказ. Поводом для его создания было письмо беспризорника из Симферополя, который сообщал несколько ярких эпизодов из своей скитальческой жизни. Однако Вячеслав Шишков так увлекся темой, что рассказ перерос в крупную повесть, над которой он работал около трех лет.
Автор скрупулезно изучал эту проблему и по книгам, и главным образом посредством общения с будущими своими героями. Он чаще стал бывать на окраинах Ленинграда: забирался в заброшенные баржи, склады — обычные места скопления бездомных ребят, посещал тюрьмы. На пристанях, на железнодорожных станциях, на рынках — словом, везде, где встречались беспризорники, они привлекали пристальное внимание Вячеслава Шишкова.
Вслед за подростками и ребятишками — Амельками, Фильками, Павликами, Марусями, Дуськами — Шишков заинтересовался повадками взрослых преступников вроде громилы Ваньки-графа, руководителя шайки бандитов Ивана He-Спи и многих других, использовавших детей в своих преступных целях.
Много труда, житейской мудрости, тонкой наблюдательности, творческой фантазии вложил Вячеслав Шишков в это произведение, много сделал для того, чтобы развенчать так называемую романтику «блатной» жизни.
Сколько же напастей, тяжелых испытаний выпало на долю главного героя повести Амельки! Казалось, что такое не выдержит никакой самый выносливый, самый крепкий человек. Отец Амельки, коммунист, рабочий цементного завода, «погиб мучительной смертью в схватке с контрреволюционной бандой. Дома в большой бедности осталась мать Амельки. Ни коровы, ни лошади она не имела, земля же была неродимая — пески, кусты, болото. А в наследство от мужа получила баба лишь кожаную потрепанную куртку. Кроме куртки, еще осталась матери на всю жизнь печаль и дума об Амельке».
Рос Амелька без отца «озорным и задирчивым», хулиганил и никому спуску не давал. В деревне к нему относились плохо. Чужие мужики трепали его за уши, «драли розгой». «Презрительное отношение к нему деревни не давало Амельке силы переломить себя, уничтожить в душе раз появившееся зло. Вот как-то не выдержало впечатлительное сердце: Амелька поджег амбар у кулака и в ту же ночь бежал». С этого момента и начались трагические злоключения Амельки. Он вожак ватаги беспризорников, расселившихся на берегу реки под баржой. Затем Амелька попадает в железные лапы беспощадного бандюги Ивана He-Спи. Отныне юноша вместе с другими ребятами должен был выполнять его задания, а не выполнил — смерть. Этот страх за свою жизнь толкает и самого Амельку на преступление. Приметив на вокзале самодовольного спекулянта с бумажником, полным денег, Амелька решает убить его, чтобы расплатиться с Иваном He-Спи. Но обстоятельства сложились так, что жертвой преступления Амельки стала его родная мать. Ее он столкнул с идущего поезда, а не спекулянта. Это была страшная трагедия… Он любил мать, мечтал к ней вернуться. Амелька попадает в тюрьму. Под влиянием воспитателей он начинает переосмысливать свою прежнюю жизнь. Еще в тюрьме Амелька решает честно трудиться. Но его путь тяжел и драматичен. Преступники преследуют его, считают изменником, «легашом». Он не раз вступал в схватку с ними. В образе Амельки как бы отразились изломанные судьбы его сверстников.
Удивительно цельным, законченным, написанным в чисто шишковской шутейной манере, представляется нам образ мальчишки Павлика Маклыгина («инженер» Боткин). Кажется, что беспросветное существование ничего для него не значит по сравнению с постоянно живущими в его воображении изобретательскими идеями. Ничто не могло отвлечь его от постоянного стремления что-нибудь придумать, что-нибудь сделать необычное.
Менее удачными получились образы воспитателей — Марии Николаевны — Марколавны, заведующих детдомом Нил Нилыча и Ивана Петровича, начальника трудовой колонии Краева. Но это нам кажется естественным. Основное внимание автор уделял ребятам, показу их чувств и переживаний в сложнейших условиях беспризорной жизни.