Так же как и в Ленинграде, Вячеслав Яковлевич выступает по радио, читает свои рассказы красноармейцам, раненым в госпиталях. Несмотря на болезнь сердца, обострившуюся эмфизему легких, он выполняет отдельные поручения правления Союза советских писателей. Кроме того, он читает и разбирает рукописи начинающих авторов, ведет переписку с фронтовиками, с друзьями и читателями.

Примерно через месяц после приезда в Москву Вячеслав Шишков вместе с делегацией едет в Ясную Поляну на открытие музея великого писателя Льва Николаевича Толстого, народной святыни, оскверненной и разрушенной фашистскими варварами. С террасы большого яснополянского дома Вячеслав Яковлевич произносит теплую, прочувствованную речь о любимом с детства писателе.

Продолжалась работа и над второй книгой «Емельяна Пугачева». Перед ее изданием Шишков настаивает, чтобы она была направлена на отзыв академику Тарле. Отзыв от академика поступил вполне благоприятный. «Роман тов. Шишкова, — сообщал он, — был мною прочитан с неослабевающим интересом и удовлетворением. И со стороны чисто эстетической я бы затруднился отметить сколько-нибудь бросающиеся в глаза неровности или погрешности. Но от меня редакция ведь и не требует критики художественной, — но исключительно историческую. С этой точки зрения роман „Пугачев“ тоже производит благоприятное впечатление…»

Из высказываний самого автора романа мы лишний раз убеждаемся, как кропотливо, поистине титанически трудился он над «Пугачевым». «…Написание исторического произведения, — пишет Шишков в статье для „Огонька“, — дело ответственное и трудное: здесь творческая фантазия автора почти скована бывшим ходом самой истории. Изображать виденное, наблюденное много проще, чем живописать то, что автор не мог видеть. Для верного описания эпохи необходимо знать ее во всей подробности, чтоб не впасть в грубую ошибку против исторической правдивости Необходимо изучить причины, породившие то или иное явление ушедшей эпохи, чтоб иметь возможность произвести анализ всего события в целом и сделать общий вывод. Характеры и душевные движения действующих лиц должны быть раскрыты подчас не так, как хочет того автор, а в подчинении логике исторической необходимости. В разговорном языке я даю некоторую стилизацию тогдашней речи, пользуюсь языком комедий Фонвизина, Веревкина и другими источниками, а также фольклором и отчасти записями показаний участников мятежа. Был бы неоценимый для писателя клад, если б эти показания записывались дословно, но, к сожалению, они дошли до нас лишь в изложении допрашивающих».

В январе 1943 года президиум Союза советских писателей выдвинул первую книгу «Емельяна Пугачева» на соискание Сталинской премии.

Между прочим, Вячеслав Шишков противился этому. Он считал это выдвижение преждевременным, так как роман не был еще окончен. «Судить о кафтане, — говорил он, — следует не тогда, когда он еще в руках мастера, а тогда, когда кафтан на плечах».

Роману «Емельян Пугачев», как известно, была присвоена премия первой степени в январе 1946 года.

Между тем приближался юбилей писателя — его семидесятилетие. Гослитиздат решил переиздать в Ленинграде роман-эпопею «Угрюм-река», а в Москве — первую книгу «Емельяна Пугачева».

То, что в условиях военного времени, при таком безбумажье, выпускались в свет две большие книги, Шишков считал для себя весьма большой честью. Все это ободряет и окрыляет писателя. Он трудится с прежним упорством. На него надвигаются одновременно многие дела, и ни одно нельзя отложить. «Журнал „Октябрь“ начинает печатать вторую книгу „Емельяна“, — замечает Шишков, — давай рукопись, — правь, чисти, редактируй. В „Советском писателе“ выходит книжка рассказишков — новая забота. Там же пойдет отдельной повестью приключение ржевского купца Долгополова под названием „Прохиндей“, — большой эпизод, целиком во вторую книгу „Пугачева“ не влезающий».

У Шишкова просят рассказы. Намечается переиздание первой книги «Емельяна Пугачева» летом, а вторую предполагается издать осенью и к концу года.

«Как я рад, — пишет Шишков в письме к П. Богословскому, — что Вы, такой знаток, такой ценитель художественной литературы, хорошо отзываетесь об отрывке в „Октябре“. Начало второго тома всем нравится, даже, к моей радости, понравилось в Кремле.

Узнав об этом, я прямо-таки ощутил себя восхищенным живьем на небо. Наконец-то и на моей темной улице праздник.

И вот пошла работа — экстренно, экстренно! С редактором, моим другом Бахметьевым, начали пересматривать 700 страниц книги. Покорпели, попотели изрядно. Я работал до изнеможения. Но работа радостная…

И радость за радостью: на днях получил от Ленинградского Союза писателей телеграмму, президиум поздравляет меня с наградой: медалью за оборону Ленинграда. Неожиданно, ошеломляюще. Ну, эту награду, без хвастовства скажу, я выстрадал, работая в голоде, холоде, среди всех прелестей блокады над „Емельяном Пугачевым“ и над рассказами на военные темы…

А третья радость — получил квартиренку в чудесном доме писателей. Квартира самостоятельная, великолепный газ, вода, электросвет. Сегодня пробовали отопление, все батареи были горячие. Вчера праздновали новоселье, за столом было 14 человек».

Обрадовали, разумеется, Вячеслава Яковлевича появившиеся в печати положительные статьи о первой книге «Емельяна Пугачева». Большие художественные и исторические достоинства, мастерство и огромный труд писателя-патриота отмечали многие газеты и журналы, например, такие, как «Большевик», «Новый мир».

С особым волнением Вячеслав Яковлевич читал письма защитников Родины.

«Уважаемые сотрудники Гослитературного музея, — писал гвардеец краснознаменной энской части Иван Андреевич Пчелкин, — в вашем лице прошу передать от меня лично и от моих товарищей бойцов, защитников любимой Родины, участников боев с ненавистным врагом, горячий боевой гвардейский привет и искреннюю сердечную благодарность замечательному писателю Вячеславу Шишкову за созданные им любимейшие нами произведения — „Емельян Пугачев“, историческое повествование, книга первая, и „Угрюм-река“, книга первая и вторая. Это прекрасные, волнующие произведения, и мы их читаем в землянках, на поле боя, в боевой обстановке, с захватывающим волнением, несмотря на разрывы снарядов, мин и визг пуль»[26].

Письма Вячеслава Шишкова читателям всегда трогательны и душевны. «Милый Иван Андреевич! — писал он Пчелкину. — Большое Вам спасибо за Ваше такое хорошее, теплое и сердечное письмо. Оно очень обрадовало меня… Великое дело — такая, как ваша, оценка творческих работ со стороны друзей-читателей. Еще раз от всей души приношу Вам за письмо свою благодарность». Вячеслав Шишков рассказал Ивану Пчелкину о своей работе, послал ему книгу «Прохиндей».

Письма читателей доставляли величайшую радость писателю. Было приятно осознавать, что произведения, которым отдано столько труда и энергии в самые тяжелые дни, которые переживал автор, находили теперь самого желанного, самого дорогого ему читателя — солдата-фронтовика.

Это была двойная радость, потому что признание совпадало с победами на фронтах Великой Отечественной войны.

«Моя маленькая, личная радость, — говорил он, — это всего-навсего ручеишко в половодье народного счастья… Но как замечательно, что к этому всеобщему счастью я иду с не омраченным ничем сознанием выполненного долга».

Вячеслава Яковлевича тревожило то, что еще не окончен «Пугачев». Раздумывая над прожитым, он все чаще пишет близким друзьям о своих недугах, о том, как быстро летит время, что «огромная череда лет осталась позади, а впереди — какие-то поскребышки».

«Староват стал, спина устает. На днях 16 лет минуло как поженились с Клавдией Михайловной. Боже мой, как летит время! Орлом был, а ныне…

А дух бодр, и творчество бушует, ходит по жилам. Удивляюсь на самого себя! Лишь бы кончить „Пугачева“, а там и на отдых можно, в гроб, в землю. Кончу, и с народом буду в расчете, все, к чему был призван, — посильно завершил. Пусть люди и поскучают, и поулыбаются, и поучатся жизни на моих страницах.