Готовиться Синди не нужно было — он уже был одет, причесан и накрашен для сцены. Он скинул куртку, повесил ее на крючок у двери, повертелся у зеркала, проверяя, все ли в порядке, и не нашел изъянов. У него мелькнула мысль, что в следующий раз стоило бы для улицы краситься менее ярко, чем для сцены — все-таки для повседневной жизни его макияж был чересчур вызывающим.
В дверь постучали:
— Мерилин, через десять минут на сцену!
Только тут Синди по-настоящему осознал, что ему предстоит выступать. Приступ паники подхватил его, как волна в прилив, и протащил по острым камням страха. Танцор уже и забыл, когда в последний раз так переживал — перед экзаменами он никогда не волновался, зная, что на «удовлетворительно» сдаст, а большего ему не нужно, а к выступлениям на сцене привык с детства. Вот только никогда еще ему не приходилось выходить к публике в образе женщины и не танцевать строгие бальные танцы, а «разогревать» посетителей клуба, желающих алкоголя и зрелищ, и полагаться не на правила, а исключительно на свое чутье и талант. Внезапно сильное волнение заставило его задохнуться и схватиться рукой за горло. Зеркало отразило его, бледного, испуганного и Синди отшатнулся — отражение напомнило ему мать в тот момент, когда он в последний раз ее видел.
Осознание этого заставило его выдохнуть и успокоиться. Он с усилием убрал руку от шеи и медленно подошел ближе к зеркалу, глядя отражению в глаза.
— Все получится, — приказал он себе. — Ты не имеешь права облажаться. Зря ты, что ли, все эти годы учился и мечтал об этом дне?
Еще несколько глубоких вдохов и выдохов — и можно было выходить из гримерки. Синди в последний раз поправил прядь парика, улыбнулся себе и уверенно застучал каблуками в сторону сцены. У самого выхода он остановился и прислушался. В зале шумело людское море, звонкие, хриплые, высокие, низкие, звучные и сиплые голоса сливались в один сплошной гул, гремела музыка, заглушая этот странный прибой, пахло сигаретами, алкоголем, потом — после прохлады служебных помещений духота обжигала ноздри и легкие.
Внезапно музыка остановилась, и по залу разнесся усиленный возможностями аудиосистемы голос диджея Марти.
— Всем привет! Надеюсь, вы уже начали хорошо проводить время?
Ответом ему был неровный шум, пока еще не слишком громкий. Посетители пришли совсем недавно, они не успели толком ни потанцевать, ни выпить, ни пообжиматься в углах, однако были настроены все это успеть за ночь, так что можно было сказать, что хорошее времяпровождение началось.
Марти тем временем продолжал:
— Как уже знают постоянные и любимые посетители нашего клуба, рыжая бестия Ани покинула нас, променяв общество таких классных парней и девчонок на возможность быть вместе со своим единственным. Но…
Ему пришлось прерваться из-за поднявшегося шума. Публика была недовольна. Публика желала видеть Ани, и плевать ей было на ее мужа, ребенка и прочие досадные обстоятельства.
— Но, — заговорил диджей, когда стало немного тише, — мы были бы не мы, если бы не нашли безвременно покинувшей нас подруге достойную замену. И мы мало любили бы всех наших посетителей, если бы замена была не лучше!
Зал оживился. Раздался свист, хлопки, отдельные возгласы, но в общем шуме слов было не разобрать. Стоящий за сценой, пока невидимый Синди жадно вслушивался в доносящиеся из зала звуки. Посетителям было любопытно, он хотели видеть, кто же окажется лучше Ани, они ждали. Они ждали его. Никто никогда не ждал его появления с таким нетерпением, никто не требовал демонстрации его искусства сейчас же! немедленно! сию секунду! Танцор унял нервную дрожь, невольно прошедшую по телу, чувствуя, что с каждым словом Марти становится еще страшнее.
— Она заставит вас забыть про скуку, она не даст вам расслабиться всю ночь, она — лучшее, что видела эта сцена за все время своего существования! Это яркая бабочка, которая прилетела сюда, чтобы скрасить наши унылые будни! Парни, берегитесь и помните: смотреть смотрим, но руками не трогаем, а то помнется! Итак, не будем тянуть, пока кто-нибудь не захлебнулся слюной в предвкушении, я представляю вам красотку Мерилин!
"Пора", — понял Синди, улыбнулся скорее решительно, чем соблазнительно, и в два шага оказался на сцене.
Из-за яркого направленного на него света он ничего не разглядел. Где-то там, за пределами освещенного пространства волновалась толпа, шумела, дышала и желала веселиться. Синди чувствовал направленные на него оценивающие взгляды, казалось, что от них на коже должны оставаться красные пятна. Кто-то громко засвистел — Ани ему нравилась больше, чем Мерилин, и он был разочарован. Но большинству было скорее любопытно, кто-то аплодировал, кто-то выкрикнул:
— Давай, детка!
Синди понял, что сейчас застынет столбом на сцене, не сможет сделать ни шагу, Эндрю вышвырнет его, и после этого карьера танцовщицы будет для него навсегда закрыта. Он не знал, нужно ли как-то здороваться или хотя бы помахать — никто ничему его не учил, наверное, хозяин думал, что он и так все умеет, Синди ведь так расписывал ему свои таланты…
Выручил Марти, включивший музыку. При первых ее звуках Синди понял, что тело его вполне способно двигаться, во всяком случае, оно, несмотря ни на какие страхи своего обладателя, сделало шаг, другой, привычно прогнулось, чтобы тут же уйти назад и вбок, выбрасывая вперед руку… Тело знало свое дело лучше самого Синди, у него не было ни сомнений, ни неуверенности, его несла на своих волнах музыка, и с каждым движением страх исчезал, словно эти волны растворяли его, как кусок сахара. Какой-то частью сознания Синди отмечал, что толпа восхищенно ревет и хлопает, но с тем же успехом посетители могли его освистать — Синди знал, что делает все правильно, он чувствовал музыку и безошибочно следовал ей. Первая песня закончилась очень быстро, как показалось танцору, он замер и только тут на него обрушился шум, до того крики, хлопки и улюлюканье он воспринимал отстраненно, краем сознания, полностью сосредоточившись на своем выступлении. Что ж, похоже, оно удалось. Губы сами собой растянулись в улыбке, Синди переполняло ликование. Впервые кто-то оценил по достоинству такой его образ, впервые кто-то требовал, чтобы он продолжал в том же духе, впервые его на самом деле хотели видеть таким! Синди переполняла энергия, ему казалось, что он сейчас способен танцевать всю ночь, выложиться полностью, прыгнуть в зал, чтобы оказаться ближе к тем людям, которые так его принимали… От последнего поступка его остановила только боязнь разоблачения, и то Синди успел сделать несколько шагов к краю сцены, чтобы нырнуть в жар, духоту, шум и смесь самых различных запахов, прежде чем опомнился. А тут уже началась вторая песня. Танцор качнул бедрами, призывно улыбнулся и прогнулся в пояснице…
Постепенно он успокоился, эйфория схлынула. Если первый танец стал его визиткой, представлением почтенной и не очень публике, то дальше стоило заняться своими непосредственными обязанностями: «разогревать» посетителей, быть одновременно элементом украшения клуба, примером для девушек и живой рекламой. «Будь, как я, будь со мной, будь лучше меня», — гремела музыка, и красотка Мерилин демонстрировала свое искусство, призывая не останавливаться и веселиться ночь напролет. «Эй, darling, я скучаю по тебе так, что не могу заснуть, вспоминая наши встречи», — разливалась по залу томная мелодия, и Синди плавно изгибался в медленном танце, в приглушенном свете различая покачивающиеся у сцены парочки. И снова романтичную песню сменяли резкие звуки хита последнего месяца и танцор, озорно подмигнув, резко менял темп и манеру движений. Усталости он не чувствовал.
Наконец, уже утром, перед закрытием он сошел со сцены, ошеломленный, полный новых впечатлений, и с удивлением понял, что до дома дойдет с трудом — ноги гудели и переставлять их стало сложно. Однако это не могло испортить ему настроение. Одно только воспоминание о том, как посетители встречали его, стоило боли в ногах.
— Эй, Мерилин! — позвал его Мэтт из-за стойки. Синди повернулся к нему с некоторой опаской — ему было неуютно, потому что Мэтт знал его тайну. Однако бармен и не подумал намекать на истинное положение дел и как-то насмехаться, а предложил, — Коктейль за счет заведения?