- Ага, ага..., - тонкие губы Сержа зазмеились сладенькой улыбкой. Тело-Кеша мылся громко. Что-то напевал. - Но мне, как бы...

   - Дурь давай, - строго проговорил Завьялов, на что Сухотский поднял брови. - Я родной дядя Бориса, он мне велел забрать у тебя "журнал".

   - Но я бы хотел...

   Старикан в халате великом размера на три, впечатления на Сержа не произвел. Покрутив головой и шмыгнув красненьким носиком, Сухой обошел утлого старпёра, выглянул за арку в гостиную... Услышал за спиной совершенно завьяловские интонации:

   - Ты чо, глюколов позорный, нос "припудрил" и совсем, в натуре, нюх потерял?

   Сухотский машинально втянул голову в плечи. Оглянулся - в прихожей только старикан, Завянь в душе распевает.

   - Да что вы, дяденька! - изобразил смущение на всякий случай. - Я как бы к Боре с разговором...

   Дяденька протянул глюколову хрустящую зеленую бумажку и буркнул:

   - Ченч, Сухотский. Меняем и отваливай.

   Сухотский деликатно оттолкнул дедовскую руку с денежкой:

   - Мне надо с Завянь потолковать. Он обещал мне тачку выправить...

   - Свистеть перед девочками малолетками будешь, - оборвал Завьялов. - Никакую тачку Боря выправлять не обещал.

   - Но я только, как бы, перетереть хотел...

   - Ты вначале Арсену бабло за покалеченного "мерина" зашли. А потом о других делах перетирай.

   Глаза непонятного старикана буравили Сухотского непримиримо и пронзительно. Сержу показалось, что он, реально, чего-то сегодня попутал - либо с дозой, либо с нервами. Поскольку небывало странное раздвоение имело место: глаза видят старика, а уши слышат, печенка ощущает - Борю.

   "Да ну их на хер этих родственников!" - подумал Серж, произвел обмен пакетика на деньги и был таков.

   После ухода Сухотского Борис сходил на кухню и вымыл руки. Сухой представлял из себя наиболее мерзкий тип наркодиллера: сам "сидел" крепче некуда и других вовсю подсаживал.

   - Разгребусь с делами, выполню намеченное: уработаю урода, - не заметив, что разговаривает вслух, пробормотал Завянь. - И Коля впишется с огромным удовольствием.

   В пай-мальчиках Завьялов никогда не числился. Избыточными приступами ханжества тоже не страдал. В нежной юности Завянь попробовал в с е. И если уж совсем по-чесноку, с Мариной-амазонкой расстался совсем не из-за дури. Все как-то вдруг само собой р а з л а д и л о с ь. Он начал замечать разбросанные вещи. По утрам - потеки туши на неумытом с вечера лице и в обязательном порядке подгоревшую яичницу. Нечищеную обувь, измятую блузку, громкий хрипловатый хохот стал бить по ушам назойливо и резко...

   Что было изначально - прозрение или подозрение, не угадать. После происшествия в ванной, Завьялов начал пристально п р и г л я д ы в а т ь за подругой; вгляделся - обмер: что их связывает?!

   Обоюдная безбашенность - любовь к экстриму?

   Незабываемый момент, когда, после дикой гонки по трассе, вылезаешь из спорткара и целуешь девушку, сбежавшую к тебе с трибуны... От вас одинаково, чуть по звериному разит - а д р е н а л и н о м. Ее хриплый хохот отзывается в ушах, как продолжение гонки, рычание мотора. Она сама рычит и виснет, твои руки стискивают ее ловкое тело крепко-крепко, как руль, как рычаги! она не стонет и не охает, а - радуется и вопи-и-и-ит!!!

   Подруга. И единомышленница. Ее заводит тоже, что и тебя.

   Но гонка была на прошлой неделе. А твой гоночный костюм, три дня провалявшийся выстиранным в стиральной машине - протух. Закис, как половая тряпка.

   Его нужно было элементарно вынуть из машины и развесить!

   Ты много не требуешь!

   Но тебе не дают даже этой малости. Не удостаивают. Так как ПОДРУГА - не прислуга.

   И появляется досада: ты не заслуживаешь мало-мальски крошечных усилий.

   Паршиво. Завьялов чувствовал себя сексистом-шовинистом, но ничего не мог с собой поделать. Его стала раздражать любимая звероватая амазонка. Она была - исключением в череде его любовниц. Он с испытанием - не справился.

   И тем признанием ее утешил.

   ...Завьялов тискал в отмытой бомжеской руке пакетик с невесомым порошком; каждый раз при упоминании любой дури на него накатывали воспоминания об амазонке. О Маринке. Он думал о Маринке, хотя имел и собственный единичный опыт общения под коксом.

   Лет семь назад Завьялов залетел на крутой тусняк. В то время у него была девушка, мечтающая о славе Спилберга: подруга с камерой не расставалась даже в туалете: сидела на толчке не с газеткой, а с камерой беседовала, делилась впечатлениями. Борису радушно предложили втянуть вместительный кусок дорожки, он, не шибко думая - поддался...

   На следующий день...

   - Завянь, зацени какой ты здесь прикольный!

   Боря глянул на цифровой экранчик камеры... И стиснул зубы.

   Вчера ему казалось, он был веселым и раскрепощенным парнем. Он заразительно ржал над собственными шутками, изображал убойный танец живота, перецеловал всех девочек, шампань глушил из горлышка... Но в основном - болтал.

   Вчера казалось - изрекал.

   На следующий день, прослушав то, что н ё с, едва не поседел от ужаса! "Поразительные" сентенции зазвучали ублюдочным мычанием. Шутки переозвучились в низкопробную слюнявую пошлость. Приставание к хохочущим девицам и танцы...

   Захотелось удавиться.

   Но опыт был получен. Как ни крути, узнал - под коксом он звенит ведром и веником молотит, как абсолютный фофан - не удержишь. Сегодня, уже зная, как на него воздействует этот наркотик, решил р а с к р е п о с т и т ь пришельца Кешу знакомыми реакциями родного организма. Спиртное Бориса на безудержную болтливость не слишком подвигало, для разговора по душам потребуется литр. Но жаль травить собственный организм. Да и зачем терять время на накачку, если есть иная, действенная метода?

   Кеша смотрел на дорожку из белого порошка и обрезок широкой трубочки для коктейля, как неандерталец на шампур:

   - Это..., то, что я думаю? Или...

   - Это то, что ты думаешь, Кеша. Вставь трубочку в нос, зажми одну ноздрю, втяни...

   - Борис Михайлович..., - пораженно прошептало тело-Иннокентий, - я никогда не слышал..., чтобы ВЫ...

   - Враки, Кеша, враки, - убедительно соврал Завьялов. А сам подумал: "Любопытно. Кеша собирал про меня информацию? Ее для него к т о - т о собирал?.. Пожалуй - дорогого стоит...Тогда какой здесь выхлоп? И стоит ли соваться?!"

   Но Иннокентий с удивительным послушанием уже "пылил" ноздрей. Реакция - пошла. Причем стремительно. На мягкий подголовник дивана откинулся уже совсем другой "Борис Завьялов": задумчивый улыбчивый ушлепок.

   Завянь дал телу время на полноценное погружение в нирвану. (Болтливость нападет немного позже, сначала мы чуть-чуть поулыбаемся.) Ласково поглядел на собственный разомлевший организм и приступил с простейшего вопроса. Для смазки и разгона, так сказать:

   - Кеш..., а Жюли - красивая?

   Тело шлепнуло ресницами, причмокнуло губами:

   - Божественно...

   - Ты ее любишь?

   - Угу.

   Разговор пока что клеился и продвигался - вяло. Кеша безвольно плыл по кокаиновой волне, водил глазами по потолку...

   - Кеш, а Жюли..., она - кто? - чувствуя себя папашей Мюллером, использующем на допросах изощренные методы давления, поинтересовался Боря.

   - Моя жена.

   "Ого! не дай бог, реально - наша! - Борис стремительно прогнал эту мысль по голове: - Жюли, Жюли... Проститутка что ли? Эскорт? Нет, не эскорт, там имена другие - Кристина, Изольда, Василиса на любителя... Жюли попахивает стриптизом из того же Конотопа... Черт!!! А если они меня женили и грохнут из-за хаты?!?!"

   - А вы давно женаты?

   - Не очень... - На родимом лице возникло небольшое оживление. Тело-Иннокентий село прямо, поглядела на "бомжа" Завьялова, как на родного брата, отправилось в экскурс: - Я увел ее прямо со свадьбы, представляешь! В тот год были в моде тематические свадьбы, Жюли и Стефан выбрали церемонию в феодальном стиле, я познакомился с тогда чужой невестой на репетиции... Делал моей божественной Жюли многоуровневую прическу... Мы только поглядели в глаза друг другу и - все! пропали оба! Она была в аривальном платье, я был...