Лида нагнулась, смочила волосы. Вода стекла по волосам и защекотала, потекла по шее, по голой спине... Нет, уж лучше разом броситься. Бух!

В воде было почти так же тепло, как на воздухе.

Любочка, осторожно держась за перильца и ежась всем телом от свежести, сошла по ступенькам, присела, окунулась и поплыла к Лиде. Обеим стало вдруг очень весело. Лида предложила быть китами, набирать воды в рот и пускать вверх фонтаны; Люба устроила бурю, а Лида была корабль, плыла и тонула; потом из корабля Лида сделалась маленьким-маленьким щеночком, которого будто бы барыня велела утопить, она тонула, и Люба спасала ее. Стали прыгать с лестницы, с третьей ступеньки, потом со второй, с первой, с самой вышины. Лида объявила, что вода - настоящий кипяток, и тетя приложила немало труда, чтобы заставить ее наконец вылезти вон.

Выкупались и папа с Колей, проворно и без шума. Все снова собрались на верхней дорожке. Дети были такие смешные - гладкие-гладкие, точно облизанные. Одна только тетя как будто и не купалась: все так же аккуратно было застегнуто светлое платье, так же красиво зачесаны темные глянцевитые косы.

- Неужели мы сейчас домой пойдем, папа? - жалобно спросила Люба. Она после купанья даже гулять разохотилась.

- Коли хотите, пройдемтесь немного, пожалуй.

- Ну а я отправлюсь, - сказала тетя. - У меня дела много.

Тетя ушла с простынями, с Матреной и Жени, а дети с папой снова спустились к реке, прошли вдоль берега и принялись подниматься по узкой дорожке. Лида вздумала было бежать в гору, но запыхалась; однако смирно идти все-таки не могла, стала пробираться по дорожке на самом краю оврага.

- Смотри ты, коза, - сорвешься, слетишь! - солидно заметил Коля.

- Не беспокойся, пожалуйста, уж не слечу. А коли и слечу, так не беда. Там так отлично.

- Что же там такое? - спросил, заглядывая вниз, Коля.

Глубокий овраг весь зарос соснами, травой, дикою малиной. Сбоку, из-под густых нависших кустов, сочилась вода, падала светлою струйкой и проворно бежала внизу по самому дну оврага.

- Видишь, как бежит? И как журчит славно: жур-жур-журрр... Слышишь, будто разговаривает?

- Да, но все-таки не советую тебе лететь туда: крапивы здесь много, - смеясь, заметил Коля.

Лида, однако ж, забежала вперед, осторожно, держась за ветки, пробралась между цепким малинником и крапивой к ручью, напилась из горсточки, поболтала обеими руками и опять убежала поскорей по дорожке обгонять папу.

Несмотря на купанье, всем скоро сделалось жарко; папа предложил присесть наверху.

- Идите скорее сюда! Здесь лавочка есть! - кричала сверху Лида.

Крутая дорожка оканчивалась узкою площадкой, посыпанной красным песком и густо обсаженной сиренью, жимолостью и акацией. С одной стороны зелени не было и с вышины было видно просторное зеленое поле; Далеко за полем - узенькая темная полоска леса, а на поле близко - широкая блестящая полоса Москвы-реки.

- Вот сюда, в холодок, папа! - звала Лида на лавочку под сиренью.

Все уселись, утомленные, красные. Лида еще раз обежала площадку, заглянула всюду, куда только можно было заглянуть, и наконец примостилась на краю лавочки подле папы.

- Ох, устала! А как жаль, что ты тоже очень устал, папа, - прибавила она через минуту.

- Тебе-то что из этого?

- Да так. Если бы ты не устал, ты бы, верно, рассказал нам теперь что-нибудь.

Лида искоса поглядела на папу. Папа засмеялся:

- Нет, слишком жарко; не идут рассказы на ум. Отложим их до другого раза, а теперь лучше так о чем-нибудь поболтаем.

- Ну хорошо.

Лида уперлась обоими локтями в папино колено, положила на руки подбородок и подняла к папе раскрасневшееся лицо:

- А скажи мне, папа, откуда он течет?

- Кто он, Лида? Я ведь не знаю, про что ты меня спрашиваешь.

- Ручей, папа, - тот, что мы в овраге видели.

- Отчего же не спустилась в овраг, не поглядела сама? - спросил папа.

- Да я спускалась. Я к самому тому месту сходила, откуда он льется, - ничего не видать. Кругом сухо, а он бежит из земли, из-под камешка, и все льется, все льется, будто кто-нибудь подливает.

- Это, верно, вода по трубе из Москвы-реки проведена, - заметил Коля.

- Нет, - возразил папа. - Она сама течет в Москву-реку. Это родник.

- Родник?

- Да, родник... Родником называется вода, которая сама собой родится, льется из-под земли. Люди ее туда не наливают, не проводят по трубам, она сама набирается, сама и течет. Ты видела, как она выходит из земли: вдруг показывается, словно родится из-под травы, из-под кустика, - оттого и называется родником.

- Да как же это делается? Откуда же в землю-то вода попадает, папа? Я никак не пойму, - сказала Лида и еще ближе придвинулась к папе. - Я тоже подумала: верно, ее провели откуда-нибудь.

- Нет, из родников вода льется сама, а в землю попадает она сверху, дождем.

- Дождем, папа?

- Да, дождем, градом или снегом. Дождь падает сверху из тучи и поливает землю. На земле от дождя делается грязь, маленькие и большие лужи. Но какой бы сильный ни пошел дождь, какие бы глубокие ни налились лужи, все-таки земля раньше или позже обсохнет. Что же это делается, когда земля сохнет? Сушит ее, конечно, и солнышко сверху, но много воды уходит и внутрь, в глубину, в самую землю. Видела ты когда-нибудь, что делается с водой, когда тетя поливает цветы?

- Видела. Тетя польет из лейки, вода минуточку постоит и потом сейчас же уйдет вся в землю.

- Так. А не замечала ли, что с нею потом делается?

- Потом она проходит через всю землю в горшке и выливается в дырочку на дне горшка, на поддонник.

- Ну а потом что же?

- Ничего. Она так и стоит на поддоннике.

- Отчего же она дальше не проходит, через поддонник?

- Она не может. Поддонник ведь нарочно ставится.

- Ну так послушай же, что я тебе расскажу, - перебил Лиду папа. - То, что делается с водою в тетиных цветочных горшках, то же самое бывает с дождевою водой на земле. Польет дождик землю, сделается сперва на земле грязно и сыро, а потом вода станет понемножку протекать, пробираться себе сквозь землю, просачиваться все глубже и глубже, так глубоко, как только ей будет возможно.

- Да я думаю, ей это будет всегда возможно, папа. Что же может удержать воду в земле?.. В земле ведь нет тетиных глиняных поддонников! - заметил Коля.

- Поддонников нет, но есть что-то другое, что, как глиняные тарелочки, не пропускает через себя воду.

- Что же это такое, папа?

- Это такая земля - глина... Вы, верно, знаете, что земля бывает не вся одинаковая, а различная, верно, это замечали, когда рылись в саду. Бывает чернозем, черная как уголь земля, - помните, еще к нам в деревне на грядки в огород привозили? Бывает песок, белая, похожая на мел известка и, наконец, глина. Вода через всякую землю может пройти: через песок пройдет, через чернозем пройдет, через известку, а как дошла до глины, так стой, - дальше не может идти.

- Отчего?

- Оттого, что глина не пропускает через себя воду.

- А отчего глина не пропускает через себя воду? - пристала Лида.

- Упрямится. Не пущу, говорит, да и полно. Ни за что не хочет пускать, вот как ты вчера, когда заперла дверь перед самым Любиным носом.

- Ах, папа, какой ты, право! Я тебя ведь в самом деле серьезно спрашиваю: отчего глина не пропускает воду? Скажи! - От нетерпения Лида забарабанила кулаком по папиному колену.

- В самом деле, папа, разве вода не может пройти через глину? Отчего не может? - с любопытством спросил Коля.

- В самом деле не может, друг мой. Оттого не может, что глина не такая, как черная, простая земля; она не рассыпчатая, не рыхлая, а плотная, вязкая, точно тесто. Верно, ты и сам замечал это когда-нибудь?

- Замечал, папа, - припомнил Коля. - Из глины, как из теста, можно разные штуки лепить.

- Да, да! - радостно вступила в разговор Любочка. - Из глины всего можно наделать, всяких бубличков, пирожков. А из песка нельзя. Я пробовала, никак нельзя: песок рассыпается и пирожок так и крошится весь на маленькие кусочки.