Но были и такие желтопрессные издания, которые предлагали мне сняться для них, обещая опубликовать фотографии, восхваляющие женскую красоту, а потом использовали эти снимки так, что волосы дыбом вставали. Да еще такими текстами снабжали, будто я с ними разоткровенничалась и все свои интимные переживания выложила как на духу. На самом деле, ни о каких личных планах и переживаниях я никогда и никому не рассказывала. А если и рассказала бы, то в красивом, заслуживающем уважения издании или в книге о личной жизни Светланы Хоркиной.

Мне нравится сотрудничать с глянцевыми журналами: участвовать в рекламных кампаниях и фотосессиях, позировать, что-то придумывать. И голливудская улыбка прописалась на моем лице, поскольку я поняла, что быть смурной букой – не мой образ, я просто не могу не улыбаться! И прежде всего потому, что я – счастлива.

Однажды я сгоряча ляпнула кому-то из журналистов, что разочаровалась в мужчинах. Именно сгоряча, потому что серьезного опыта таких отношений у меня еще не было. Но уже дала себе зарок: мой избранник будет кем угодно, только не спортсменом. Мне тогда казалось, что два сильных характера под одной крышей не уживутся, так как уж больно не хотелось кому-то хоть в чем-то уступать. Сейчас я, конечно, думаю по-другому.

Вообще мой «ершистый» характер те же журналисты давно окрестили железным. А я рада тому, что нрав у меня именно такой, твердый и настойчивый. Благодаря ему, я во всем стремлюсь к совершенству, стараюсь из каждого прожитого дня выжать максимальную пользу. Но эта целеустремленность – как бы одна сторона медали, а вот другую некоторые называют стервозностью. Но я бы назвала ее скорее бескомпромиссностью, нежеланием приспосабливаться.

Спортивная фортуна хоть и баловала меня время от времени заслуженными победами, но часто все-таки в ход, казалось бы, честной и бескомпромиссной борьбы вмешивались некие черные силы. Особенно драматично складывалась для меня сиднейская Олимпиада. Именно там на злобный оскал этих неведомых сил я обнажила и свои зубки. И эту мою секундную слабость разнесли по всему свету прыткие репортеры.

Победа в абсолютном первенстве была уже совсем близка.

И ничто не предвещало, что мне устроят такую подножку. Я ведь готовилась к этой Олимпиаде, как каторжная, была готова к завоеванию абсолютной вершины. Уже знала после Атланты, что такое Олимпиада и что мне предстоит вытерпеть. Но такой явной подставы с конем ну никак не могла ожидать! И то, что я перелетела снаряд, который был ниже нормы на 5 сантиметров, и бухнулась на колени, стало для меня сильнейшим психологическим потрясением. Боли я тогда вообще не чувствовала. Я была просто в шоке!

И не могла осознать, что случилось и почему. Это был, пожалуй, самый критический момент в моей жизни. Потом все происходило, как в бреду. Ушибленное колено жутко ныло, глаза щипало от слез. Единственное, чего мне тогда хотелось – это провалиться сквозь землю. Я надеялась выскользнуть из зала никем незамеченной, особенно журналистами, но понимала: едва я сойду с помоста, они налетят на меня, как пчелы на мед. Уходя из зала узким коридорчиком, я даже не сфокусировала своего взгляда на журналистах, которые выстроились вдоль него и уже ждали меня. Конечно же, они понимали мое состояние, видели, как я боролась со слезами, наполнившими глаза, чтобы не расплакаться перед камерами: и колени уже жутко болели, и психологически я была не в себе. Вдруг какой-то черствый, бесчувственный, безжалостный человек кричит мне, чуть ли не в ухо:

– Светлана, как дела? Скажите, что вы сейчас чувствуете?

«О, Боже! За что мне все это?..» – промелькнуло у меня в голове, а с языка в сердцах сорвались нецензурные слова, которые в иных обстоятельствах я бы никогда не позволила себе вымолвить:

– Да идите вы все на …! – И ушла.

Даже на пресс-конференции не появилась. Какими-то задними дворами я выбралась из спорткомплекса и вдруг увидела Юлю Бордовских, которая тогда работала спортивным комментатором НТВ и много ездила по международным турнирам. Мы с ней подружились еще до этого случая, и уж Юлька-то меня точно бы не подставила. Она помахала мне приветливо рукой, я подождала несколько секунд, пока она ко мне приблизится. Меня расположило то, что Юля будто забыла о своих профессиональных интересах и даже не стала спрашивать, дам ли я ей интервью. Она ни о чем меня не просила, а лишь успокаивала. И уже несколько минут спустя, когда комок откатился от моего горла и я немного успокоилась, она спросила:

– Свет, может, тебе хочется что-то сказать?

Мне на самом деле хотелось высказаться, но меня душили слезы.

– Давай ты еще немного посидишь тут в одиночестве, подумаешь, соберешься с мыслями, а я тем временем сбегаю за своими операторами, и мы встретим тебя в тихом скверике за пределами Дворца спорта.

– Давай, – ответила я и отправилась в тень деревьев, чтобы оставаться незамеченной.

Пока ждала ее, на самом деле немножко успокоилась. Съела мороженое и немножко остыла изнутри. Вернулась Юля с телебригадой. Установили камеру, подправили мне макияж. Но только она взяла в руки микрофон и включилась камера – у меня снова истерика.

– Юль, я не могу смотреть в камеру. – И тут вижу на ее голове, в волосах, солнечные очки. – Дай мне свои очки! – Надела, скрыла от мира свои слезы и высказала все, что наболело в душе.

Честно говоря, я не помню, что это были за слова и прозвучали ли они потом в эфире. Возможно, эта запись сохранилась в архивах НТВ. Я бы с удовольствием ее посмотрела сегодня и послушала, что тогда наговорила. Но в том, что все было подстроено именно против меня, я нисколечко не сомневалась тогда и не сомневаюсь сейчас. Да, мне было страшно обидно. Но с другой стороны, это означало, что они боятся меня, что я стала в спорте недосягаема и они готовы пойти на все, чтобы мне помешать. Огорчало лишь одно – никто из нашего спортивного руководства не смог за меня заступиться, никто не захотел сразу подключиться и побороться за справедливость.

Тогда почему-то никто не задумывался, что спорт перестал быть ареной честного спортивного соперничества и превратился в механизм, которым управляли бизнесмены от рекламы, от индустрии спортивных развлечений, от индустрии производства спортивного инвентаря и, самое главное, от индустрии телевидения. А телебизнесу как раз были на руку громкие скандалы, интриги, азарт борьбы и горечь поражений. Наши спортивные чиновники еще не научились, а может быть, с советских времен разучились защищать своих спортсменов. У нас не было квалифицированных юристов и сильного лобби внутри Международного олимпийского комитета.

К счастью, тогда я выговорилась перед камерой, собралась духом и отправилась в гостиницу уже совсем в другом состоянии.

А затем доказала свое право на олимпийский пьедестал, завоевав «золото» на брусьях. На итоговой пресс-конференции, заполучив меня на «растерзание», журналисты вновь засыпали вопросами.

Я помню, как встал один российский корреспондент и спросил:

– Светлана, как же вы могли нас всех так жестко послать?

– А вы могли бы представить себя на моем месте? – переспросила я его. – Если бы вы четыре года после Атланты жили одной целью, столько отпахали и получили такую «подставу», а вместе с ней и крушение всех надежд, и травму, не только физическую, но и душевную, а я бы взяла да и спросила у вас ехидно: «Ну? Как дела?..» Я думаю, что вы послали бы меня еще куда-нибудь подальше.

После этих слов конференц-зал взорвался аплодисментами. Журналисты кричали мне: «Браво!» Но мне не были нужны эти овации, потому что в этот момент я снова окунулась в то, что пережила накануне. Мне было горько за всех наших спортсменов, испытавших по отношению к себе подобную несправедливость, потому что мы, герои спорта, очень часто из-за такого примитивного непонимания становимся «мальчиками и девочками для битья».

После Олимпиады в Сиднее некоторые СМИ писали, что я получила по голове по полной программе, когда сорвалась на опорном прыжке. Писали, что я ввергла в состояние шока любителей гимнастики, откровенно выдав свои эмоции прямо в многочисленные телекамеры. Российское телевидение тогда выключило звук, но смысл произнесенного мною «послания» можно было прочесть по губам. Иностранные операторы оказались менее щепетильны, и русский мат в моем исполнении прозвучал на весь мир. Увы, спорт очень многим интересен не столько головокружительными успехами атлетов, сколько многочисленными скандалами. Сидней устроил на гимнастическом помосте ярчайшую склоку. И тем, кто еще не знал меня, олимпийскую чемпионку Светлану Хоркину, запомнилось мое имя навсегда. Не только скандальным словом, сорвавшимся в сердцах, но и последовавшим триумфом, когда я смогла собраться и выиграть свои любимые брусья, и новыми откровенными пресс-конференциями.