— В чем дело? — повторил Генрих с раздражением и оперся о стол, словно собираясь встать. — Я гость Эйми фон Вальрехт, а не…

— Сядьте, пожалуйста, господин Вайнтрауб! — перебил его Филипп. — Владельцем яхты является мистер Трент, и его распоряжения здесь должны выполняться неукоснительно.

— А вы тут при чем? Вы же телохранитель Эйми!

— Прежде всего, я работаю на мистера Трента.

— Я не буду ни с кем говорить без моего адвоката! — Генрих снова попытался встать.

— Сядьте, господин Вайнтрауб, мы здесь не в полиции! — резко ответил Филипп.

Про полицию он упомянул не зря — год назад Генрих был задержан во время рейда, проведенного полицией в одном из ночных клубов, и, поскольку у него обнаружили психотропные средства в количестве, превышавшем допустимое для личного употребления, препровожден в участок. Прибывший туда адвокат Генриха назвал этот инцидент «печальным недоразумением», но штраф все же пришлось уплатить.

Потому Филипп и заподозрил в первую очередь именно Генриха, но до сих пор у него нет-нет, да и мелькало сомнение: а вдруг он ошибся и таблетки Амелии дал кто-то другой?! Но теперь, увидев выступивший на лбу Вайнтрауба пот и услышав требование вызвать адвоката, больше не сомневался…

Взглянув на Ампаро, он едва заметно кивнул — капитан понял, что слово за ним.

— Мистер Трент распорядился каждого, кто пронесет на «Эсперанцу» наркотики, высаживать в ближайшем порту.

— Но послушайте, — с нервной улыбкой Генрих пожал плечами. — Это какое-то недоразумение! Меня никто ни о чем не предупреждал! Ну да… я взял для себя немного таблеток, — он растерянно рассмеялся, — для себя, развлечься.

— Для себя? И только?! — снова вступил Филипп.

— Но Эйми сама меня попросила! Мне неудобно ей было отказать!

— Ближайший по курсу порт — Зарзир, — вмешался капитан. — Это в Тунисе. Небольшой городок — пара мечетей, отель… кажется, трехзвездочный…

— Но послушайте! — не выдержал Генрих.

— Вы хотите высадиться там — или предпочтете отдать нам все имеющиеся у вас запасы наркотиков?

— Какие запасы, у меня всего-то дюжина таблеток осталась! Да, я…

— А Катарине тоже вы наркотики дали? — быстро спросил Филипп.

— Да при чем тут я?! Я к «ангельской пыли»[9] в жизни не прикасался!

«Ангельская пыль»? Филипп надеялся, что Генрих скажет что-то еще, но в этот момент дверь распахнулась.

— Что здесь происходит?! — Амелия влетела в каюту и остановилась, обводя взглядом собравшихся. Ноздри ее раздувались, глаза горели яростным блеском. — Что это вы тут за судилище устроили, я вас спрашиваю?!

— Эйми, они… — обрадованно повернулся к ней Генрих.

— Мы с вами обо всем договорились, — перебил его Филипп, встал и шагнул к баронессе. Сказал негромко:

— Давай выйдем!

— Никуда я отсюда не пойду! — выкрикнула она. — Пусти! — попыталась оттолкнуть его в сторону.

— Я сказал — давай выйдем, — повторил он резче, хватая ее за плечо. Амелия замахнулась, целясь дать ему оплеуху, а когда он перехватил ее руку, ударила коленом, лишь на пару дюймов промахнувшись мимо чувствительного места.

И тут у Филиппа словно что-то взорвалось внутри. Обхватив баронессу так, чтобы обуздать обе ее руки, он не то вынес, не то вытолкал ее из каюты.

В первую секунду она не сопротивлялась — очевидно, от неожиданности, но потом начала остервенело брыкаться и выкручиваться. Не обращая на это внимания, Филипп протащил ее по палубе до своей каюты и с силой впихнул внутрь. Амелия отлетела в противоположный угол, не удержавшись на ногах, рухнула на кровать — и тут же сжалась, выставив перед собой руки, как обороняющаяся кошка, готовая ударить когтями.

— Не тронь меня!

— Очень надо!

Дотянувшись до стула, Филипп переставил его на середину каюты и сел на него верхом, скрестив на спинке руки.

— Чего тебе от меня надо? — тяжело дыша и глядя на него с яростью, спросила она, тоже садясь.

— Ничего. Чтобы ты не мешала мне делать мою работу. — Он сумел уже нацепить на себя привычную невозмутимую маску, хотя внутри все кипело от злости.

— Какую работу? Над людьми издеваться?!

— Этот человек пронес на судно наркотики, и ты об этом прекрасно знала!

— Подумаешь, несколько таблеток! Ты просто решил отомстить мне за вчерашнее — за парней за этих!

— Не собирался!

— Можно подумать! — презрительно бросила Амелия. — Да ты ночью от ревности совершенно озверевший был, что я — не видела?!

Сучка! Самоуверенная сучка, уверенная, что она — пуп земли, и весь мир крутится вокруг нее. Что ж… скоро ока поймет, что ошибается!

— Знаешь что, дорогая, — начал Филипп обманчиво-мягким, почти ласковым голосом, — меня совершенно не интересуют твои постельные дела.

— Ври больше! Что я — не видела?!

— Только учти, что я из твоего, так сказать, списка отныне выбыл! — закончил он резко.

— Из какого еще списка? — она сдвинула брови.

— Трахать я тебя больше не стану, вот что! Так что если у тебя снова засвербит — справляйся без меня! Думаю, ты найдешь, к кому обратиться!

— Че-его?! — неверяще уставилась на него Амелия. — Ты что думаешь — ты мне хоть вот столечко нужен?! — показала она сложенные щепоткой пальцы.

— Да вот я сам удивляюсь, чего ты ко мне лезешь, будто я медом намазан?! И подруга эта твоя, Иви, тоже чуть ли не из трусов выпрыгивает!

— Урод паршивый!

— Так что ко мне ночью больше не являйся — выгоню к чертовой матери! Если я трахаю женщину, которая находится в, так сказать… публичном пользовании, то предпочитаю это делать тогда, когда мне самому хочется, а не тогда, когда ей вдруг приспичило!

По сузившимся глазам Амелии он видел, что его слова попали в цель, и испытывал от этого злорадное удовлетворение — вот тебе, получай!

— Позапрошлой ночью непохоже было, что тебе чего-то там не хотелось!

— Ну, если баба сама в постель ко мне прыгает — чего ж не пожалеть! — усмехнулся он. — Но с меня этих забав довольно. От такой, как ты, что угодно подцепить можно, а мне потом не улыбается по врачам бегать!

Если бы взгляд обладал способностью убивать, Филипп уже валялся бы на полу, скорчившийся и бездыханный.

— Сволочь! — Амелия сморщилась, затрясла головой, словно в попытке найти какое-то подходящее слово, но лишь повторила сдавленным голосом: — Сволочь ты поганая!

На лице у нее появилось странное выражение — не обиды, даже не ненависти, скорее растерянности. Оно продержалось несколько секунд, но этого Филиппу хватило, чтобы опомниться.

Господи, что он тут делает? Воюет с глупой девчонкой, пытаясь побольнее хлестнуть ее словом?!

Злость исчезла, словно ее и не было. Смотреть на побледневшее ненавидящее лицо Амелии стало неприятно.

— Ладно. — Он встал. Вздохнул, хотел добавить что-то еще, но сказал только: — Поговорили… — повернулся и вышел.

То, как бесцеремонно Филипп выволок из капитанской каюты Амелию, произвело на Генриха впечатление. Больше качать права он не пытался — принес и отдал оставшиеся у него шесть таблеток амфетамина.

Заодно Филипп спросил его о Катарине и «ангельской пыли». Генрих запираться не стал, решив, очевидно, что сказав «а», следует сказать и «б».

Выяснилось, что в Бриндизи, в ночном клубе, Катарина с Артуром встретили знакомых, и те ее угостили сигаретой. Она думала, что там марихуана — а оказалось, что сигарета с «ангельской пылью».

Дальше Филиппу можно было не объяснять. Перед отъездом из Штатов он проштудировал пару справочников по наркотикам и поэтому знал, что «ангельская пыль», в отличие от большинства наркотиков, выводится из организма очень долго — неделю, а то и больше. Причем все это время у человека возможны внезапные вспышки агрессивности, истерики и состояние, когда он, что называется, «себя не помнит».

По словам Генриха, Артур в Валетте купил транквилизаторы, сейчас дает их своей подруге и надеется, что еще несколько дней — и все придет в норму.