Роберт изумленно уставился на него и показал кисть руки, где была маленькая красноватая точка.

Старший Виль мгновенно выскочил в сени и вернулся с топором.

— Подставляй руку, — крикнул он, — ну, живо!

Роберт стоял с вытаращенными глазами и, казалось, ничего не понимал.

— Чего тебе надо? — пробормотал он.

— Отрубить тебе руку, — заорал старший Виль, — иначе умрешь через пять минут!

Ну, скажу, в этот миг меня точно кто-то рукой ухватил за самое сердце.

Роберт посмотрел на свою руку и вдруг спрятал ее за спину.

— Ты с ума спятил, — прошептал он, — куда же я буду годен без руки!

— Хватай его, — закричал старший Виль, — держи его! Ведь он сейчас умрет.

— Ну, уж нет, — отрезал Роберт, — коли на то пошло, я уж лучше сбегаю к доктору. Я знаю тут недалеко одного.

С этими словами он выбежал из комнаты, даже не успев надеть шапки.

Мы остались в сильной тревоге за убежавшего Роберта.

— Ох, — говорил старший Виль, — у меня просто сердце не на месте. Хорошо, если он застанет доктора дома. А что, если его нет? Да и поздно уж будет руку резать! Надо сразу.

В это время вошла его жена.

— В чем дело? — спросила она.

Старший Виль передал ей историю с ядовитой змейкой.

— Зачем же ты отпустил Роберта одного? Нужно было непременно итти вместе с ним.

Мы сейчас же побежали к доктору, который жил по соседству с Вилем. Там ничего не знали о Роберте.

— Не пошел ли он к тому доктору, который живет на той улице по дороге от порта? — сказал я.

Не теряя времени, мы направились туда. Там нам сказали, что, действительно, недавно прибегал человек, укушенный змеей, с очень испуганным видом, но так как доктора не оказалось дома, то он убежал сейчас же и, как кажется, прямо к пристани.

Мы тотчас поспешили туда. На пристани не было никого. На рейде спокойно чернел наш пароход.

Мы долго махали руками и кричали, чтобы нам выслали лодку, нас никто не замечал оттуда. Наконец, удалось найти лодочника, который доставил нас к пароходу.

Каково же было наше удивление, когда оказалось, что Роберт и сюда не являлся.

Старший Виль сейчас же вернулся на берег, а я со стесненным сердцем должен был остаться на судне, так как наступало время моей работы.

На другой день чуть свет я был уже на берегу и стучался у дверей старшего Виля. Старик отпер мне с грустным лицом.

— Все кончено, — сказал он, вводя меня в комнату.

На столе, покрытый чистой простыней, лежал мертвый Роберт. Еще вчера его нашли в обмороке в одном из узких переулков и доставили к Вилю. Он скоро умер, не приходя в себя. Доктор подтвердил, что если бы руку отрубили сразу, Роберт остался бы жив.

Когда я в этот проклятый вечер шел по берегу, мне все время под ногами чудилось змеиное шипение, а по телу словно ползали сотни ядовитых змей.

На пароходе все приуныли. Мы любили Роберта, и такая дурацкая смерть нас поразила.

Многие одобряли, что он не дал отрубить себе руку. Другие, напротив, осуждали его.

В эту ночь я совсем не мог спать.

Мне все казалось, что рядом со мною на койке лежит, свернувшись, змея, и что стоит мне пошевелиться, как она меня ужалит.

Бедняга Роберт Виль не выходил у меня из головы. Мы, конечно, похоронили его со всеми морскими почестями.

Я уж больше не ходил на берег.

Прекрасные цветущие плантации Цейлона казались мне насквозь пропитанными ядом. Я бы охотнее выкупался в океане, среди десятка акул, чем прошелся бы по цейлонским зарослям. Ну их к чорту!

Прошел целый год.

За этот год мы побывали на Мадагаскаре, заехали в Занзибар, а оттуда двинулись в Сингапур.

В Сингапуре капитан просил меня сопровождать его на берег. Дело в том, что я умел болтать немного на южно-китайском наречии. Когда толчешься по всему миру, чему не научишься!

Капитан остановился в гостинице и взял для меня номер рядом со своим.

Признаться, я не очень люблю эту сухопутную роскошь. На узкой корабельной койке всегда спокойнее спится, чем на самой удобной кровати. Но делать было нечего.

Тем более, что весь день я бродил с капитаном по городу и устал порядком.

Подхожу к кровати, откидываю простыню — раз!

Я почувствовал боль в безымянном пальце на левой руке и увидал, как на пол скользнула змея.

Что ж! Мне мгновенно вспомнился бедный Роберт Виль. Я стиснул зубы, взял со стола свой складной нож и одним ударом отхватил палец. Затем я побежал в контору гостиницы, оставляя за собой кровавый след.

Поднялся ужасающий гвалт и шум. По крайней мере десять человек перевязывали мою рану. Капитан прибежал в одном белье и бессмысленно повторял: «Молодец!»

Когда волнение улеглось, и приглашенный врач объявил, что опасности нет, все захотели узнать, какая змея меня ужалила.

Несмотря на боль, я тоже этим интересовался.

— Она, вероятно, удрала, — говорил хозяин гостиницы, англичанин. — О, это подлейшие твари! И ничего нельзя с ними поделать. Они пробираются всюду.

Все были вооружены палками.

— Вот она! — крикнул я, указывая под кресло. Хозяин опрокинул кресло и раздавил змею.

— Это она вас ужалила? — спросил англичанин немного смущенно.

— Да, — ответил я, весь передергиваясь.

— Здоровая мерзавка, — пробормотал капитан, тоже поежившись.

— Здоровая-то она здоровая, — произнес хозяин гостиницы, — только...

— Только что?

— Это не очень ядовитая порода... От ее укуса помогает... кокосовое масло.

Нужно сказать, что при этом все покосились на мой забинтованный палец, вернее на то место, где он был.

Дед умолк и словно сконфузился.

Мы тоже невольно покосились на давно знакомый нам безобразный обрубок на его левой руке.

— Впрочем, — прибавил дед, — это не то, что целая рука. А все-таки нужно знать змей, — заключил он свое повествование.

Мы с ним согласились и решили оставить в покое ученого.

Пускай изучает змей.

В холодный октябрьский вечер мы с грустью смотрели, как солнце на один миг выглянуло из-за туч и медленно скрылось за горизонтом. Мы решили пойти погреться у дедушки Биссанже.

И он тоже наблюдал из окна грустный осенний закат.

— Это что, — сказал он, — конечно, всегда бывает жалко, что кончилось лето. Но тут вы все-таки знаете, что завтра солнце взойдет, и день настанет снова. А каково теперь жителям далекого севера, которых ожидает ночь на несколько месяцев?

Я помню, мне пришлось раз зимовать среди льдов. День становился все короче и короче. Солнце поднималось над горизонтом на какой-нибудь час, потом и того меньше. И вот один раз оно только показало в полдень свой оранжевый край... всего на несколько минут... Когда оно скрылось, у нас было такое чувство, словно мы похоронили близкого человека.

На другой день заалела заря, но солнце не показалось. Оно бродило где-то там, за бесконечными льдами.

Нам было странно думать, что где-нибудь в Индии оно сейчас печет так, что люди падают от жары.

Ну, и холод же тогда загнул!

Зато каково нам было весною встретить первые солнечные лучи... Солнце показалось над горизонтом всего только на один миг, но мы выли и плясали от радости. Мы знали, что теперь оно будет с каждым днем подниматься все выше и выше... пока не надоест нам окончательно.

Последняя фраза прозвучала настолько неожиданно, что мы невольно выразили свое удивление.

Дед расхохотался.

— Ну да, чудаки! — воскликнул он. — Я ведь прожил целый год на этом проклятом севере, и я скажу, что полярная ночь лучше полярного дня. Ночью там никогда не бывает совершенно темно. Северные сияния дают даровое освещение. К тому же белый снег усиливает его еще больше. Опять-таки зори... Зато когда солнышко целые месяца сияет на небе, то, в конце концов, будешь рад залезть в какой-нибудь подвал или погреб.