Именно Фрэнк Майер напомнил нам, что здоровый американский индивидуализм был частью подводного течения западной науки и культуры. Он подчеркнул необходимость уважения закона и традиций, а также социального консенсуса, который обеспечивает стабильность наших общественных и частных устоев. Он отметил, что эти цивилизованные идеи все еще движут нами даже тогда, когда мы стремимся к новому экономическому процветанию, основанному на сокращении вмешательства правительства в дела рынка.
Студенты – члены комитета за демократическую Центральную Америку – устроили марш солидарности в память об убийстве архиепископа Сан-Сальвадорского Оскара Ромеро. Фото 1984 г.Наши цели дополняют друг друга. Мы сокращаем бюджет не просто ради совершенствования управления финансами. Это лишь первый шаг на пути возвращения власти штатам и районам, только первый шаг на пути перестройки отношений между гражданином и правительством. Мы можем заставить правительство вновь нести ответственность перед народом, сокращая его аппарат и ограничивая сферы деятельности, добиваясь, чтобы оно эффективно и честно выполняло определенные ему законом функции.
Поскольку мы имеем последовательную теорию того, как правительство должно работать, мы можем очень ясно все изложить: у нас нет отдельной социальной, отдельной экономической и отдельной внешнеполитической программы. У нас есть одна программа. Мы стремимся как к наведению порядка в нашем финансовом доме и к перестройке национальной обороны, так и к защите будущих поколений, к прекращению одурачивания школьников плановиками-утопистами. Мы призываем разрешить религиозное обучение в школьных классах так же, как мы разрешили это во всех других местах.
Мы, конечно же, не сможем осуществить все это одновременно. Американский народ терпелив. Я уверен, что он понимает, что ошибки, которые делались на протяжении десятилетий, нельзя исправить в одночасье. Вы знаете, когда я еще был губернатором, то имел удовольствие выступать перед сенатской комиссией. Меня вызвали всего через несколько месяцев после того, как президент-республиканец въехал в Белый дом. Меня спросили, почему мы не успели исправить все, что к тому времени натворили другие. Единственное, что пришло мне тогда в голову, это рассказать одну историю. Много лет назад мы с Нэнси купили ранчо. Там был хлев, в котором предыдущие хозяева держали восемь коров. Мы же хотели держать лошадей. Целыми днями я ломом и лопатой вычищал пол в стойлах от многолетних напластований. (Смех.) И я объяснил сенатору, задавшему мне вопрос, что я выяснил в результате этой работы – нельзя за несколько недель или месяцев переделать то, что накопилось за 15 лет.
Мне также кажется, что если мы, консерваторы, собираемся продолжать управлять страной, то должны понять, что нам не всегда удастся так просто свалить на прошлое вину за трудности в стране… Суть дела в том, что мы должны руководить страной, а это означает не только критиковать прошлое. Вспомните, что говорил Т. С. Элиот: «Только приняв прошлое, можно изменить его значение».
Так вот, по ходу нашей политической борьбы мы пережили безразличие и часто нетерпимость, и именно поэтому я надеюсь, что нашу политическую победу запомнят за великодушие, а наше пребывание у власти – за терпимость, которую мы проявили к тем, с кем были не согласны.
Но помимо этого мы должны предложить Америке и всему миру более широкое видение. Мы должны предотвратить удушающие действия правительства в тех областях, где наносится вред. Мы должны стремиться к возрождению тех функций правительства, которые приносят пользу. Мы делаем это для того, чтобы вновь высвободить энергию и изобретательность народа Америки. Мы делаем это для того, чтобы вдохнуть новую жизнь в те общественные и экономические институты, которые служат амортизатором и мостом в отношениях между личностью и государством и которые остаются реальным источником нашего прогресса как нации.
И мы должны сохранить этот образ правопослушного, милосердного, плюралистического общества, состоящего из процветающих граждан и всевозможных общественных институтов, в котором свободные и энергичные люди смогут сами с Божьей помощью определить свою судьбу.
Я понимаю, что некоторые думают сейчас о полном опасностей мире, в котором мы живем, о трудном десятилетии, в которое мы вступили, и задаются вопросом о практической ценности консервативного взгляда на мир. Во время недавнего визита премьер-министра Тэтчер мы оба говорили о неожиданных глубоких переменах, произошедших в политике наших стран.
На нашей последней официальной встрече я сказал премьер-министру, что, какую точку мира мы ни возьмем, везде культ государства умирает. И я храню в сердце надежду, что пройдет немного времени, и наши противники, проповедующие верховенство государства, останутся в памяти лишь в связи со своей печальной и несколько курьезной ролью в истории. Крупнейшая в мире страна плановой экономики вынуждена закупать за рубежом продовольствие, чтобы ее граждане не голодали.
За это столетие мы слишком часто слышали жалобные стоны тех, кто живет под гнетом тоталитарных режимов. Мы видели слишком много памятников, сооруженных не из мрамора и гранита, а из колючей проволоки и ужаса. До нас добирались люди, сумевшие выжить в этих жутких условиях, люди, своими глазами видевшие торжество человеческого духа над неприступной государственной властью, заключенные, чьи духовные ценности позволили им одержать верх над их стражами. Они принесли нам «тайну лагерей», урок для нашего времени, да и для любого другого: зло бессильно, если добро бесстрашно.
Поэтому марксистское видение человека без Бога должно рассматриваться как пустая и фальшивая вера – вторая из древнейших на Земле – после первой, которой соблазнили человека в райском саду: «И будете вы, как боги». Кризис поразил западный мир лишь настолько, насколько этот мир равнодушен к Богу – напоминает нам Уиттакер Чэбмерс. «Западный мир не знает, что у него уже готово решение этой проблемы, – говорил он о нашей борьбе, – но лишь при условии, что его вера в Бога и свободу, которую Он предписывает, столь же велика, как вера коммунизма в человека».
В этом и заключается наша задача – подтвердить приверженность нашей страны закону более высокому, чем наш собственный, возродить нашу духовную силу. Только построив стену из такой духовной решимости, мы как народ обретем надежду защитить свое наследие и сделать его в будущем неотъемлемым правом всех людей.Есть в Америке и величие, и огромное наследие идеализма, которое питает нашу силу, и добродетель. Все это – наше. Нам остается только этим воспользоваться. А поскольку у нас есть величие, сегодняшняя Америка нуждается в подтверждении нашей добродетели и в преобразовании нашего величия.
Слова и дела последних десятилетий недостаточны для дня сегодняшнего. В них не отражено будущее. Заскорузлая бюрократия со своими укоренившимися в последнее время процедурами не реагирует ни на большинство, ни на меньшинство. Мы стоим на распутье. Нам нужно принимать решение. Будем ли мы следовать вчерашним планам и повторять вчерашние ошибки или мы подтвердим наши идеалы и требования, укрепим нашу веру и обновим наши цели? Настало время выбора.
Именно так называлась речь, с которой я выступил в 1964 году. Я сказал тогда: «Нам много раз говорили, что мы должны выбирать между левыми и правыми». Но мы и сейчас пользуемся теми же терминами: «левые» и «правые». Я повторю то, что сказал тогда, в 1964-м: «Понятий «левый» или «правый» нет, есть понятия «вверх» или «вниз». «Вверх» – к полной свободе личности, извечной мечте человека; к полной свободе личности; согласующейся с порядками общества. «Вниз» – к тоталитаризму муравьиной кучи. И те, кто предлагает нам сегодня заплатить свободой за безопасность, какими благими намерениями они ни руководствуются, идут по пути, ведущему «вниз».
Те из нас, кто называют себя консерваторами, уже более четверти века указывают на недостатки политики нашего правительства. Теперь возможность определить политику и сменить направление движения нашей страны предоставлена нам. Все мы, работающие в правительстве – в Белом доме, в сенате, в исполнительных органах – можем теперь выступать вместе. Мы можем перекрыть течь в экономике, образованную государственным сектором. Мы можем восстановить наше национальное благосостояние. Мы можем назначить снискавших уважение судей, которые будут сознавать, что главная задача любого суда – наказать виновных и защитить невиновных. Мы можем вернуть на свое законное место в нашем национальном сознании значение семьи, работы, добрососедских отношений, религии. Мы, наконец, можем добиться того, чтобы страны мира ясно понимали намерения Америки, ее целеустремленность в отстаивании своих идеалов.