Во всяком случае, ясно только одно: образ ребенка с чертами ягуара — наиболее характерный мотив ольмекского искусства.
Много споров среди специалистов вызывает и стела № 3 — гигантский гранитный монумент около 4,5 метра высоты и весом без малого 50 тонн. Его украшает какая-то сложная и непонятная сцена, исполненная в технике низкого рельефа. Друг против друга стоят два человека в вычурных головных уборах. Персонаж, изображенный справа, имеет ярко выраженный европеоидный тип: с длинным орлиным носом и узкой, как бы приклеенной козлиной бородкой. Многие археологи в шутку называют его «дядей Сэмом», поскольку он действительно очень напоминает эту традиционную сатирическую фигуру, сотни раз запечатленную карикатуристами разных стран на страницах газет и журналов.
Лицо другого персонажа — оппонента «дяди Сэма» — было намеренно повреждено еще в древности, хотя по некоторым уцелевшим деталям можно догадаться, что перед нами опять-таки изображен человек-ягуар.
Необычность всего облика «дяди Сэма» для древнего искусства мексиканских индейцев зачастую давала пищу для самых смелых гипотез и суждений. Однажды его объявили представителем белой расы и на этом основании приписали некоторым правителям ольмеков чисто европеоидное происхождение. Ну как здесь не вспомнить о «голове эфиопа» из старых работ Мельгара и о мифических плаваниях африканцев в Америку. На наш взгляд, для столь решительных выводов пока нет никаких оснований. Ольмеки, бесспорно, были американскими индейцами, а отнюдь не неграми или белокурыми суперменами.
Скульптурная композиция алтаря № 3 из Ла Венты вдохновила мексиканского художника и археолога Мигеля Коваррубиаса и на большее. Обнаружив образы бородатых людей на различных предметах из Ла Венты (глиняные статуэтки, изображения на нефритовых украшениях и т. д.), он выдвинул гипотезу о том, что «бородачи» — это и есть те неведомые враги, которые разрушили города и селения ольмеков. Доказательством тому должна была служить та же сцена, запечатленная на стеле № 3. Именно ольмекоидный человек-ягуар имеет там намеренно поврежденную голову, в то время как лицо «дяди Сэма» сохранилось на удивление хорошо. К тому же большинство других ольмекских изваяний несет на себе вмятины, борозды и «шрамы» — явные следы намеренной порчи и разрушений. «Два народа столкнулись в смертельной схватке на поле боя, — утверждает Мигель Коваррубиас. — Один из них — „народ Змеи“, пришлый с запада, другой — „народ Ягуара“ — коренное население края, ольмеки. Об исходе этой борьбы красноречиво говорят поверженные статуи ольмекских богов, руины разрушенных, сгоревших дотла городов и селений».
В 1955 году, после долгого перерыва, раскопки в Ла Венте были продолжены. Одна за другой появлялись на свет удивительные находки: рельефы, мозаики, тайники с ритуальными дарами в честь богов, пышные гробницы царей и жрецов, великолепные скульптуры. И вдруг лопата рабочего, пробив твердый слой цемента, покрывавшего поверхность глиняной платформы, провалилась куда-то вниз, в пустоту узкой и глубокой ямы. Когда археологи добрались до ее дна, то там среди желтой глины ярко заблестели в солнечных лучах зеленые пятна полированного нефрита. Шестнадцать маленьких каменных человечков — участников какого-то неведомого драматического спектакля — торжественно застыли перед оградой из шести вертикально поставленных топоров-кельтов. Кто они? Зачем их спрятали на дне глубокой ямы, расставив в строго определенном, хотя и непонятном для нас порядке?
Возможно, что ключ к разгадке этого археологического ребуса может дать шестнадцатый участник древнего ритуала. Его одинокая фигурка, вырезанная в отличие от остальных из шершавого гранита, стоит, прижавшись спиной к ограде. Остальные пятнадцать статуэток сделаны из нефрита и имеют чисто ольмекский облик (монголоидные продолговатые глаза, плоские носы, пухлые вывернутые губы и удлиненную, искусственно деформированную голову). Повернувшись в одну и ту же сторону, они пристально смотрят на «гранитного человечка». Справа к нему приближается процессия из четырех мрачных фигур с застывшими лицами-масками. Кто же он, этот одиноко стоящий человек? Верховный жрец, управляющий торжественным языческим ритуалом, или жертва, которую через мгновение повалят на кровавый алтарь неведомого бога?
И здесь на память невольно приходит описание одного варварского обычая, широко распространенного когда-то у многих народов древности. По их представлениям царь или вождь был своеобразным средоточием магических сил, управляющих жизнью природы и человека. Он несет ответственность за хороший урожай, за обильный приплод скота и за плодовитость женщин всего племени. Ему оказываются чуть ли не божественные почести. Он вкушает все доступные блага жизни, наслаждаясь роскошью и покоем. Но однажды приходит день, когда священный царь должен сполна расплатиться и за свои богатства, и за свою непомерную власть. И единственная плата, которую он обязан отдать своему народу — его собственная жизнь! По древнему обычаю, народ не может ни минуты терпеть на престоле ослабевшего, больного или стареющего царя, поскольку от состояния его здоровья зависит благополучие всей страны.
Наступает трагическая развязка. Старого правителя убивают, а на его место выбирают молодого, полного сил преемника. Этот ужасный цикл убийств и коронаций продолжался во многих странах Африки и Азии сотни лет.
Кто знает, может, и нам удалось по воле случая увидеть во всей полноте трагическую завязку этого страшного ритуала, который с таким блеском был разыгран каменными человечками из Ла Венты? Пока мы можем только гадать на этот счет. Интересно другое. Много лет спустя после того, как эти маленькие человечки были погребены в толще земли, кто-то пробил над ними через все наросшие напластования узкий колодец, осмотрел фигурки и затем снова тщательно замаскировал отверстие глиной и камнями. Благодаря этому непонятному акту мы можем теперь предполагать, что ольмекские жрецы располагали какими-то точными записями, чертежами или планами всех культовых сооружений и святынь своей столицы. Иначе каким образом смогли бы они так безошибочно определить местонахождение крохотного тайника с фигурками спустя столь длительный срок после его сооружения?
Если бы все произведения древнего искусства ольмеков были вдруг выставлены в залах одного большого музея, то посетители его сразу бы обратили внимание на одну странную деталь. Из каждых двух-трех скульптур одна обязательно изображала бы ягуара или же странное существо, сочетающее в себе черты ребенка и ягуара.
Когда очутишься в таинственном зеленом полумраке южномексиканских джунглей, легко понять почему ольмекские мастера с таким фантастическим упорством старались запечатлеть в камне образ этого свирепого зверя. Один из наиболее могучих хищников западного полушария, грозный владыка тропической сельвы — ягуар был для индейцев не просто опасным зверем, но и воплощением сверхъестественных сил, почитаемым предком и богом. В религиях различных племен древней Мексики ягуар выступает обычно как бог дождя и плодородия, олицетворение плодоносящих сил земли. Еще и в наши дни, четыре столетия спустя после испанского завоевания и тысячу лет спустя после гибели ольмекской цивилизации, образ ягуара все еще вызывает суеверный ужас у индейцев, а ритуальные танцы в его честь широко распространены у жителей мексиканских штатов Оахака и Веракрус. Сразу же после Конкисты испанский монах Бернардино де Саагун записал рассказы ацтеков о ягуаре. В этих наивных свидетельствах ягуар предстает как сильный, но ленивый зверь, наделенный почти человеческим разумом. Своими огромными светящимися во мраке глазами он сначала гипнотизирует жертву, а затем убивает ее.
Охотник-индеец, встречая в лесу ягуара, знал, что он может выпустить в хищника не более четырех стрел. Так завещали предки. Так предписывали ему всемогущие боги. Если же стрелы не убивали зверя, то охотник становился на колени и безропотно ждал своей участи. И смерть в таких случаях не заставляла себя долго ждать.