Неожиданно для себя, я ухмыляюсь ей.

— Пнешь меня в мои идеальные булочки?

Несмотря на то, что ей явно больно, ее рот открывается в безмолвном «о», когда она понимает, что я слышал ее бред. Ее щеки, уже покрасневшие от жары и жара, темнеют. Юмор кажется странным после стольких лет.

Я не пользуюсь моментом, чтобы восхищаться наготой ее тела, хотя уверен, что мне оно понравится. Перед моим изгнанием, я понял, что удовольствие в жизни не дается бесплатно. Я нашел острые ощущения во многих приятных вещях, которые было не легко получить. Но никогда не брал женщину, которая этого не желала. Для меня самки — это охота, которая по-настоящему возбуждает только тогда, когда жертва хочет быть пойманной. Плоть самки — это награда за долгую охоту, поэтому я не порчу то, что надеюсь получить.

Немного наклоняюсь к ее бедру и вытаскиваю ядовитый шип. Я прижимаю рот к ее ноге. Она задыхается. Я глубоко сосу, пробуя горький яд, смешанный с соленостью ее крови. Затем осматриваю ее ногу и вижу вены под ее кожей, по которым движется яд через ее тело. Они простираются вверх по ее бедру и мимо ее живота до затвердевших сосков ее груди. Я чертыхаюсь, хотя и не так сильно, как должен. Если судьба не предоставит достойный способ спасти эту женщину, я опозорю себя.

Это не решение, которое я принимаю легкомысленно. Если бы не честь, я бы лишил себя жизни много лет назад, или позволил зверю вонзиться в меня зубами. Но покончить с жизнью раньше времени, бесчестно. Как и взять женщину против ее воли. . Но это не одно и то же.

Она, кажется, понимает, со мной одновременно, что я должен сделать.

— Пожалуйста, нет, — говорит она.

— Я не буду делать это, если ты не хочешь. Но знай, что, если я не проколю твою кожу там, где течет яд, и не осушу ее, ты умрешь.

Женщина кусает губу, брови стягиваются в клубок эмоций. Затем она закрывает глаза.

— Х-Хорошо…

Сначала я приложил губы к обнаженной плоти ее живота. Используя мои зубы, я уколол ее кожу и открыл вену. Пантера внутри меня рычит, и мне стыдно чувствовать мурлыканье, вибрации, идущие через мою грудь и в мои губы и язык. Я продолжаю сосать у нее кровь, глотать ее, чтобы она не чувствовала, как пробую вкус ее крови. Моя собственная система достаточно сильна, чтобы справиться с ядом. Я знаю, что обманываю себя. Причина, по которой я не сплевываю ее кровь, в том, что ее запах и вкус ведут меня к чистой и дикой похоти, которая угрожает моему самоконтролю

Ее запах потусторонний. Я дышу глубоко. Это будит зверя внутри меня, и я чувствую себя сразу на краю перехода. Но отталкиваю первобытные мысли, которые борются, чтобы подняться. Я делаю то, что должен, пытаясь думать о другом. Я продолжаю двигаться, умудряясь не думать о том, что я делаю, пока не достиг ее груди. Когда я уколол нижнюю часть ее мягкого холма, на несколько дюймов ниже соска, она вздрагивает. Я чувствую, как вибрация проходит через нее, когда мои губы обвиваются вокруг раны и начинают сосать. Моя рука движется к ней инстинктивно, но я тяну ее назад.

Я оттягиваю голову назад, рассматривая вены, которые все еще фиолетовые. Я открываю еще одну вену на краю ее соска и сосу, чувствуя, как он твердеет еще сильнее под моим ртом, пока твердый кончик ее соска не прижимается к губам. Женщина извивается, а затем поднимает руки, чтобы прикрыть лицо. Я слышу, что ее дыхание становится тяжелее, но не горжусь этим. Я позорю ее и себя. И я еще больше позорю себя в жаре моих мыслей и моего возбуждения, когда клянусь, что заставлю ее хотеть этого, умолять меня о моем рте на ее коже и моем семени в ее животе.

Мысль удивляет меня, но я понимаю, как сильно я этого хочу. Я сделаю ее своей. Мои губы будут последними, кто почувствует вкус ее плоти и жидкости, последними, кто выдохнет горячее дыхание на ее кожу. Любой, кто не согласен, будет рад встретить свою смерть от моих рук.

Когда я отступаю, больше не вижу фиолетовых полосок, пробивающихся сквозь ее кожу. Женщина истекает кровью, поэтому я кусаю свое запястье и обмазываю своей кровью ее раны. Кровь Примуса обладает многими целебными свойствами. Для некоторых, оно не оказывает никакого влияния. Но для большинства это может дать временный толчок в восстановлении. Существует некоторый риск, так как я не знаю, как ее вид будет реагировать. Но если я не возьму на себя этот риск, ее ослабленное тело очень вероятно получит рецидив.

Она молча наблюдает за мной, кожа ее щек была ярко-красная.

— Меня зовут Пакс, — говорит он.

— Что происходит? — Спрашиваю я. Мой голос слаб, и я до сих пор не преодолела смущение того, как я отреагировала на его прикосновение. Я знала, что он лишь пытался помочь. И я знала, что такой парень, как он, на самом деле не возбудится от этого… Но тепло и влажность его рта, вибрации, когда он мурлыкал, даже уколы боли, все посылали волны удовольствия через меня. Это было правильно. Хотя мой мозг говорил мне, что я идиотка, это было, как начало чего-то. Нечто большее, чем просто физическое влечение. Он забрал мою кровь, я забрала его, и почему-то я чувствую, что мы связаны. Как будто я чувствую его. Но это глупо… Конечно, я не могу.

— Где ты взяла эквалайзер? — Спрашивает он.

— Что? О. Это? — Я спрашиваю, указывая на серебряное устройство в ухе.

— Да. Я не ожидал, что ты будешь говорить на моем языке, когда мы впервые встретились.

Эквалайзер напрямую связывается с моим мозгом и изменяет мою речь, чтобы он понял ее. Для моего уха, я говорю по-английски. Для его — на прайме.

— Моя сестра — Королева Умани, Лиандра. Ее муж, Король Като, дал мне это. Твои глаза золотые, как кожа Като. Не такие, как у любого другого Примуса, которого я когда-либо видела. Значит ли это, что ты король или принц?

Он кивает, отведя глаза.

— Когда-то был. Да. Я был королем клана Тольтеков. Но я отказался от власти и вместе с ней от моей золотой кожи.

Я чувствую опасность в этот момент, как будто спросить его, почему он больше не король, было бы неразумно. У меня было достаточно опасностей для одного дня.

— Ты живешь здесь? Я думала, никто не сможет выжить в Мертвом море.

— Живу? Нет. Я бы не назвал так то, чем занимаюсь. Но… Причина, по которой я пришел сюда… Это подождет. Ты… — он запинается, а потом прочищает горло. — Я должен забрать тебя отсюда, иначе я не смогу тебя спасти.

— После того, что ты там сделал, я думаю, ты можешь защитить меня от чего угодно, — мои слова посылают холод через меня. Это то, чего я хочу? Быть девицей в беде, которой нужен парень, чтобы сражаться в моих битвах? Могу ли я утверждать, что сильна, если у меня есть Пакс, создающий защитный щит вокруг меня?

Часть меня все еще чувствует, что ответ «нет», но когда я думаю о своей сестре Лиандре и ее связи с Като… Я также вижу, что нужна сильная женщина, чтобы связаться с сильным мужчиной. Может быть, именно здесь нужна моя сила — приручить его, если такое возможно. Но ясно одно: нравится мне это или нет, я нужна, чтобы он выбрался отсюда живым.

— Холод ночи приносит сильные ветра. Ветра приносят листья с Запада. Они поднимутся. И когда листья поднимутся, придут звери.

— Они, кажется, и до этого приходят. Насколько может быть хуже?

— Их будет больше. Намного больше. Большие, а также умные звери. Они будут использовать тебя, чтобы победить меня.

Использовать меня, чтобы победить его? Значит ли это, что он умрет, пытаясь защитить меня? Мое сердце трепещет, заставляя меня чувствовать себя слишком тепло. Когда я смотрю на него, сидящего напротив меня, блики огня играют на его синей коже, я даже не могу поверить, что я наедине с кем-то настолько совершенным. Да, возможно, он опасен. Ну, весьма опасен. Но я не могу не чувствовать, что он какой-то злобный зверь с шипом в сердце. Если я смогу пережить его прикосновение достаточно долго, чтобы вытащить его, тогда… Что? Тогда он полюбит меня? Я сомневаюсь. Не знаю, способен ли кто-то вроде Пакса на любовь, но, возможно, он мог бы заклеймить меня. Я вообще этого хочу?