— О чем ты думаешь? — Я рычу.

Мира пожимает плечами.

— Я пойду, поможешь ты мне или нет.

— Пройдешь через это? — Спрашиваю я, подняв резко тернии, через которые она собиралась пробраться.

— Пара царапин еще никого не убивала.

Я останавливаюсь на мгновение, пытаясь решить, серьезна ли она. Наконец, лающий смех ускользает от меня. Приятно смеяться после стольких лет, по-настоящему смеяться. Сначала я смеюсь из-за ее глупого, но милого упрямства, а потом просто смеюсь от радости. Когда я смотрю на Миру, ее большие глаза мерцают, сверкая юмором и чем-то еще.

Мира немного нервно смеется, а потом фыркает. Она закрывает рукой рот, широко раскрыв глаза. Женщина выглядит так, будто вот-вот заплачет от смущения на секунду, а потом смеется. Звук заразителен, и когда она снова фыркает, я тоже смеюсь.

По мере того, как наш смех угасает, я не могу не удивляться этой маленькой, женщине с небес, которая уже успела сдвинуть недвижимое, уводя меня с пути самоуничтожения. Когда я думал, что я как валун, катящийся вниз по склону и набирающий скорость, она показывает мне, что это не так. Но это должно быть так. Не имеет значения, если я хотел бы следовать по этому пути моей жизни, она показала к чему это может привести. Демоны моего прошлого все еще преследуют меня, напоминая, что я не заслуживаю этого счастья. Мира — это просто болезненное напоминание о том, что я мог бы иметь.

Мы уходим вскоре после того, как я закончила смущать себя своим занудным смехом. Он согласился взять меня в клан Тольтеков, но я едва могу заставить себя смотреть на Пакса после всех компрометирующих ситуаций, в которые я ввязалась из-за него за такой короткий промежуток времени.

Я чувствую, что чувство вины также проникает в мой разум. После всего, я лишь использую его? Если все, чего он хочет — это моя безопасность, правильным было бы выбрать самый безопасный путь. Но я не могу заставить себя сделать это. Он был готов взять меня обратно в Умани, и я отказалась. И почему? Потому что я не хотела, чтобы все в человеческом поселении думали, что я так слаба, как говорят. Я не хочу, чтобы Лиандра или Като думали, что я трусиха. Вместо этого, я заставила Пакса, который и так рисковал, спасая меня, пойти на еще один риск. Я почти попросила его остановиться и отвести меня в Умани, но не сделала этого. И я ненавижу себя за это.

Я обещаю себе, что заглажу свою вину перед ним. Не знаю, когда и сколько времени это займет. Но мужчина заслуживает лучшего, чем быть инструментом.

Мы достигаем части джунглей, где мосты, образованные ветвями, относительно плоские. Словно мы идем по деревянной дороге, которая плывет над поверхностью планеты. Я не могу не оценить красоту Маркула и его джунглей. Зеленые, пурпурные и желтые цвета светятся редкими лучами солнечного света, которые проникают в полог сверху. Есть муравьиные существа, которые, по словам Пакса, будут зарываться под кожу и откладывать яйца, если мы сделаем привал слишком близко к их гнездам. Один раз мы увидели птицу размером примерно в пять раз больше Пакса. У нее одна нога, которая болтается под толстым туловищем. Пакс говорит, что она забирает своих жертв и бьет их об деревья на максимальной скорости. Я вздыхаю с облегчением, когда она отклоняется от нас.

Пакс движется по деревьям с такой грацией, которой я не могу не позавидовать. Странно, хотя, не совсем так, как танцор может двигаться. Вместо этого он двигается так, как будто каждое подергивание его мышц точно откалибровано, чтобы быть максимально эффективным. Нет потери энергии — нет неиспользуемого пространства. Как сказала Лиандра, эти мужчины Примуса имеют большую продолжительность жизни. Их тела настолько сильны, что они просто продолжают жить, пока кому-то не удается убить их. И поскольку кто-то всегда пытается убить самцов Примуса, возраст — это утверждение власти. Интересно, сколько лет Паксу…

Он несколько раз становится на колени, осматривая странные следы на деревьях и ветвях. На последней отметке он делает паузу на некоторое время, глядя вдаль, пока крутит сломанную веточку в руках.

— Что это такое? — Спрашиваю я.

— Это странно. Как будто кто-то недавно здесь побывал.

— Разве это так необычно?

Он рассматривает меня.

— Да. Даже Примусы не ходят в дебри одни. И это не известная охотничья местность. Звери, которые часто посещают этот участок джунглей, слишком смертоносны, чтобы охотиться на них.

— Однако… мы здесь, — нервно говорю я.

— Я не тот Примус. Со мной ты в безопасности.

Зная большинство мужчин, я бы восприняла эти слова как фальшивую браваду. Исходя из него, я верю этому. Правда хочу. И этот факт причиняет еще больше боли, когда я думаю о том, как я его использую. Я вытеснила эту мысль из головы. Я все исправлю, даже если это убьет меня.

— Мы будем следовать по этим тропам и посмотрим, куда они ведут. Возможно, тот Примус, что сбил ваш шаттл, все еще охотится за тобой.

Я смеюсь.

— Я не настолько важна.

Пакс встречается с моим глазами. В этот момент мне кажется, что я его мир, что ничто другое не может отвлечь его внимание. Я не хочу, чтобы это закончилось. Он, кажется, собирается говорить, но закрывает рот и продолжает путь вперед.

Хотя он этого не говорил, я чувствую, что он хотел сказать. Так и есть. Но почему я так уверена, что это было у него на уме? Наверное, потому что выражение его лица говорит обо всем. Ни один человек или пришелец никогда не смотрел на меня таким образом… После того, как его взгляд покинул меня, мне захотелось плакать и сжиматься от внезапного холода. Быть в его сознании и в его глазах тепло и радостно. Я правда только что так подумала? После нескольких часов знакомства с Паксом? Мне нужно взять себя в руки и перестать позволять гормонам думать за меня.

Вид Пакса, смазывающего своей кровью мои раны, возвращается ко мне, и я не могу не задаться вопросом, не произошло ли, между нами, что-то большее. Я замечаю, что чувствую себя очень энергичной в течение последних нескольких минут, и боль от яда почти исчезла. Наверное, это лишь предсмертная агония в быстрой последовательности и в присутствии Пакса. Или может что-то еще…

Мы достигаем края деревянной ветки шириной в несколько десятков футов. Край ветки сломан, как будто что-то врезалось в него. Я стараюсь не представлять, какой зверь может сломать ветку такого размера. Когда я смотрю через край, голова кружится, и я почти теряю равновесие. Там — мили вниз, и нет ничего, кроме зеленого простора листьев и открытого воздуха. И теперь я знаю, какие кошмары ждут любого, кто упадет на землю джунглей. Было бы лучше умереть от падения.

Сильная рука Пакса поддерживает меня. Он смотрит на меня, заботливо спрашивая.

— Ты в порядке?

— Вниз будет долгий путь. Хотя я в порядке. Ты уверен, что лоза сможет нас выдержать?

Он протягивает руку, чтобы схватить ее, мышцы под его голой кожей напрягаются. Пакс сжимает ее крепко и тянет с силой вниз. Раздается звук, похожий на скрип тысячи кожаных ремней, но виноградная Лоза держится. Он дергает ее еще несколько раз для большей уверенности.

— Ты прав, — говорю, стараясь не пялиться больше на его мышцы. — Выглядит довольно прочно.

Пакс снова притягивает меня к своему телу, и я рефлекторно обхватываю его руками, а ноги обвиваются вокруг его талии.

— Держись крепче, — говорит он.

Мне не нужно напоминать. Я думаю, что, если сожму пальцы еще крепче, они сломаются. И так боюсь, что даже не думаю о том, как приятно тепло его кожи. Ладно, может быть, я оставлю одну или две мысли для этого. Я закрываю глаза и чувствую, как его тело начинает качаться. Он качается, двигаясь вперед каждую секунду в течение нескольких минут. Хотя я не смотрю, я знаю, что мы качаемся от лозы к лозе на очень большое расстояние. Я не могу открыть глаза, поэтому прижимаю лицо к его груди и не шевелюсь. Смутно осознаю, что моя нога прижимается к его твердой заднице.