Стирман был информирован лучше большинства обозревателей, поскольку регулярно получал информацию от своего друга, Мартина Хилленбрандта, который был стенографистом на переговорах Кеннеди и Хрущева. С точки зрения Стирмана, переговоры не удались в какой-то степени по вине главных советников Кеннеди, которые плохо подготовили президента.

По мнению Стирмана, государственный секретарь Раск, специалист по Азии, недостаточно разбирался в вопросах, связанных с Советским Союзом. Советник по вопросам национальной безопасности Банди – интеллектуал, умница, но не сторонник решительных мер. Советниками, которые могли объяснить Кеннеди суть исторического момента и указать направление стратегии, были Дин Ачесон, государственный секретарь при президенте Трумэне, и Джон Фостер Даллес, государственный секретарь при президенте Эйзенхауэре.По мнению Стирмана, Кеннеди снизил шансы на успех, когда в обход советников, занимавшихся планированием его встречи с Хрущевым, тайно готовился к саммиту вместе с братом Бобби и Большаковым. Когда переговоры пошли не в том направлении, у Кеннеди не оказалось людей, обладающих необходимой информацией, которые могли бы ему помочь изменить ход переговоров.

К счастью, в американском посольстве была ванна, правда более скромная, чем позолоченный бассейн в Париже. Пока Кеннеди отмокал в ванне, О’Доннелл расспрашивал его о том неловком моменте, когда президент беззастенчиво разглядывал советского лидера на ступенях резиденции.

«После того как я в течение нескольких последних недель изучал материалы и говорил о нем, вы не должны упрекать меня за то, что мне хотелось рассмотреть его», – сказал Кеннеди.

«Ну и как, совпадает увиденное с прогнозом?» – спросил О’Доннелл.

«Не очень, – ответил Кеннеди и сразу поправился: – Он оказался более безрассудным, чем я предполагал… Из того, что я прочел о нем и что рассказали мне помощники, я ожидал увидеть умного и жесткого человека. Он должен был быть умным и жестким, чтобы проложить путь к вершине, и ведь он его проложил».

Дэйв Пауэрс рассказал президенту, что они с О’Доннеллом смотрели из окна второго этажа, как советский лидер крутился вокруг президента во время прогулки по парку. «Вы казались довольно спокойным, когда он явно усложнял вам жизнь».

Кеннеди пожал плечами. «А что, по вашему мнению, я должен был делать? – спросил он. – Снять один ботинок и стукнуть его по голове?» Кеннеди объяснил, что Хрущев приставал к нему с Берлином. Он говорил, что не понимает, как Соединенные Штаты могут поддерживать идею объединения Германии. Хрущев заявил, что не может сочувствовать немцам, которые в войну убили его сына.

Кеннеди напомнил Хрущеву, что тоже потерял брата, но Соединенные Штаты не будут разрывать отношения с Западной Германией и не выведут войска из Берлина. «Вот так, и никак иначе», – сказал Кеннеди Хрущеву.Президент рассказал друзьям о жесткой реакции Хрущева на высказанное им беспокойство по поводу возможного просчета каждой из сторон, который может привести к войне. «Хрущев пришел в ярость», – сказал Кеннеди. По словам президента, после этой вспышки гнева он старался не произносить слово «просчет».

Президент Австрии Адольф Шерф должен был решить серьезный протокольный вопрос: чья жена, Кеннеди или Хрущева, должна сидеть справа от него во время обеда, который он давал в честь лидеров двух стран в Шенбруннском дворце.

С одной стороны, Хрущев освободил Вену, которую вполне могла постигнуть судьба Берлина, позволив Австрии стать суверенным государством – «Государственный договор о восстановлении независимой и демократической Австрии, подписанный в Вене 15 мая 1955 года». Благодаря этому жена Хрущева Нина заслужила сидеть на почетном месте. Однако венцам нравилась чета Кеннеди, и, несмотря на нейтралитет, австрийцы понимали, что являются частью Запада.

Шерф принял компромиссное решение: мадам Хрущева будет сидеть справа от него на обеде, а госпожа Кеннеди займет это место во второй половине вечера, во время представления в музыкальной гостиной.

Более шести тысяч венцев толпились у залитых светом прожектора ворот 265-летнего дворца [45] , чтобы увидеть прибытие Хрущева и Кеннеди.

Паркетный пол во дворце был натерт воском до зеркального блеска; окна вымыли так, что стекол вообще не было видно, до абсолютной прозрачности. Столы украшали вазы с роскошными букетами цветов, собранными в парке Шенбрунна, и бесценный парадный сервиз из белого фарфора, украшенный золотым бордюром с точечным орнаментом и черно-красно-золотым двуглавым орлом, изготовленный по заказу императора Франца-Иосифа.

Гости отметили, что Джеки и Нина нашли общий язык. Джеки была в платье от Олега Кассини – розовом облегающем платье до пола, без рукавов, с заниженной талией. Нина – в темном шелковом платье с еле заметной золотой нитью – более пролетарский выбор.

Такой же контраст представляли их мужья. Кеннеди был в смокинге, а Хрущев – в обычном темном костюме с серым в клеточку галстуком.

По коридорам и залам сновали официанты в белых перчатках с серебряными подносами, уставленными напитками.

«Господин Хрущев, не могли бы вы обменяться рукопожатиями с господином Кеннеди, чтобы я мог сфотографировать вас?» – попросил фотограф.

«Сначала я хотел бы пожать руку ей», – усмехнувшись, сказал Хрущев, кивнув в сторону президентской жены.

Корреспондент агентства Ассошиэйтед Пресс написал, что стоявший рядом с Джеки «грубый и зачастую агрессивный коммунистический лидер был похож на охваченного страстью школьника, растаявшего, как лед на Волге в весеннюю пору». Хрущев старался не отходить от Джеки, когда оркестр Венской филармонии исполнял Моцарта и во время исполнения солистами балетной труппы Венской государственной оперы вальса «Голубой Дунай».

Выступление Кеннеди было не столь удачным. Перед началом концерта он начал опускаться на стул и только тогда понял, что на нем уже сидит жена Хрущева. Ему удалось остановиться буквально в нескольких сантиметрах от ее колен.Он с улыбкой извинился. Венский саммит продолжался так же, как начался.

Глава 11 Вена: угроза войны

Соединенные Штаты не желают стабилизировать положение в самом опасном месте в мире. Советский Союз хочет провести хирургическую операцию по вскрытию нарыва – уничтожить этот источник зла, эту язву…

Председатель Совета Министров СССР Хрущев – президенту Кеннеди, Вена, 4 июня 1961 года

Никогда еще не встречал такого человека. Я ему говорю, что ядерная война убьет семьдесят миллионов человек за десять минут, а он так смотрит на меня, словно хочет сказать: «Ну и что?»

Президент Кеннеди – корреспонденту «Тайм» Хью Сайди, июнь 1961 года

Советское посольство, Вена

10:15, воскресенье, 4 июня 1961 года

Стоя перед посольством, Никита Хрущев переступал с ноги на ногу, словно боксер, стремящийся выйти из своего угла на ринг после одержанной в первом раунде победы. Когда он, протягивая для пожатия свою маленькую пухлую руку Кеннеди, широко улыбнулся, стала видна щель между передними зубами.

Московское посольство было бесстыдно имперским, и это притом, что Советское государство заявляло о себе как о государстве рабочего класса. Дворец, приобретенный в 1891 году у герцога фон Нассау послом России в Вене князем А.Б. Лобановым-Ростовским, был одним из красивейших зданий, возведенных в Вене в конце XIX века в стиле венского неоренессанса с колоннами, парадной лестницей и деталями внутреннего убранства, выполненными из натурального мрамора и гранита. «Приветствую вас на маленькой части советской территории», – сказал Хрущев Кеннеди. А затем произнес русскую поговорку, смысл которой ускользнул от Кеннеди: «Иногда пьем из маленькой рюмки, а говорим с большим чувством».

После приблизительно девятиминутной беседы, ни у кого не оставшейся в памяти, Хрущев провел своих американских гостей по коридору с колоннами к широкой лестнице, по которой они поднялись на второй этаж в зал для заседаний, стены которого были обтянуты тканью красного цвета.