Тенденция к преобладанию мужских окончаний проявляется в 5-стишиях так же, как и в 4-стишиях: мужские 5-стишия составляют 60 % всех 5-стиший.
По 7-стишиям наш материал был взят из Пушкина, Лермонтова, Жуковского, Баратынского, Бестужева, Кюхельбекера, Языкова: всего 21 семистишие на 2 рифмы (16 %) и 109 семистиший на 3 рифмы (84 %).
Двухрифменные 7-стишия дают такое разнообразие рифмовок, которое обобщению почти не поддается: 5 раз встречается схема авва вав, 3 раза — авва авв, по 2 раза — авав вав, авав ава, аавв аав, аава вва, по 1 разу — авав аав, авва ваа, авва вва, аава вав, аваа авв.
Трехрифменные 7-стишия дают такие рифмовки: авав ссв — 32 раза, авав свс — 28, авва сса — 32, авва сас — 17 раз. Таким образом, в начальной, двухрифменной части 7-стишия рифмовка авав преобладает над авва (55:45), а в заключительной части третья рифма охотнее присоединяется с помощью охвата (ссв, сса — 55 %), чем с помощью перекреста (свс, сас — 45 %); при этом охватные концовки заканчиваются мужскими окончаниями в 59 % случаев, перекрестные — только в 40 % случаев.
г). В заключение напомним, что именно здесь, в области рифмовки строфоидов, находится основной запас выразительных средств нестрофического ямба. Дать ряд однородных строфоидов на фоне разнородных — значит как бы выделить этот ряд строфическим курсивом. Так, Пушкин дважды использовал вереницу 2-стиший среди иных строфоидов в двух описаниях боя: в «Руслане и Людмиле» (8 двустиший от «Во граде трубы загремели, Бойцы сомкнулись, полетели…» до «Другой, придавленный щитом, Растоптан бешеным конем») и в «Полтаве» (9 двустиший of «Тяжкой тучей Отряды конницы летучей…» до «Предвидят гибель и победу И в тишине ведут беседу»). Точно так же кульминация «Демона» — клятвы Демона — выделены вереницей 18 однородных 4-стиший АвАв. Но более подробное рассмотрение таких приемов относится уже к области строфической композиции, которую мы здесь не затрагиваем.
Помимо случаев такого строфического курсива в нашем материале имеются и другие случаи контраста единообразия и разнообразия строфоидов. У Полежаева в «Эрпели» соотношение 4-стиший АвАв: вАвА: АввА: вААв в первых трех главах дает 70:10:10:10 %, а в остальных 5 главах — 33:11:37:19 %; таким образом, начало поэмы идет почти на сплошной веренице АвАв, но потом поэт словно пугается монотонности и переходит на более традиционное для пушкинской эпохи разнообразие 4-стиший. У Блока соотношение тех же типов в главе I «Возмездия» — 65:12:12:11 %, в прологе, главах II и III — 20:16:31:33 %; перед нами опять, с одной стороны, единообразные 4-стишия, с другой — разнообразие рифмовок, имитирующее стиль пушкинской традиции (и даже гиперболизирующее его, потому что у Пушкина охватная рифмовка никогда не преобладает над перекрестной). Как согласуется это с тематикой поэмы и с последовательностью написания ее кусков, — решать не здесь.
6. Синтаксическая законченность строфоидов. Б. Томашевский в свое время выделил 4 степени «силы паузы» в конце строки: «отсутствие знака препинания», «запятая», «двоеточие или точка с запятой», «точка»[7]. Мы упростили эту систему до двух степеней: «открытые строки» (отсутствие знака или запятая на конце) и «закрытые строки» (точка с запятой или точка на конце; двоеточие в зависимости от его функции относилось то к первому, то ко второму случаю). Процент открытых 2-стиший и 4-стиший по каждому поэту указан в таблице 2; средний процент открытых 2-стиший и 4-стиший по периодам указан в таблице 4.
Рассмотрение таблиц позволяет сделать следующие выводы,
а). Общие тенденции. Средний показатель открытости строфоидов (особенно наглядно — в 2-стишиях) высок в XVIII и начале XIX в. и сильно падает после 1820-х гг.: фразы стремятся закончиться вместе со строфоидом, а не перекидываться в следующий, замкнутость и обособленность строфоида возрастает, членение текста на строфоиды становится четче: простота опять превалирует над сложностью. Стройность этой эволюции от разомкнутости к замкнутости, четкости и простоте нарушается только в двух местах. Во-первых, писатели XVIII в. дают слишком неоднородные показатели (очень высокие у Карамзина и Горчакова, очень низкие у Дмитриева и Княжнина; если представить себе Дмитриева и Княжнина исходной стадией процесса, а чуть более младших Карамзина и Горчакова — первым от нее отходом, то соответствие этой эволюции «Дмитриев — Карамзин, Батюшков, Жуковский — Пушкин и послепушкинские поэты» с уже знакомой нам схемой «простота — сложность — простота» будет полным). Во-вторых, 1840–60-е гг. дают неожиданное повышение открытости (38 % вместо 24–25 % в предшествующем и последующем периоде) — главным образом вследствие традиционализма строфики Полонского в огромном «Свежем предании», а отчасти — и Мея.
Максимальные показатели открытости дают: для 2-стиший — Пушкин 1821–1826 гг., Дмитриев и Жуковский, для 4-стиший — Батюшков, Жуковский и Полонский. Минимальные показатели открытости: для 2-стиший — у Минского, для 4-стиший — в «Пирах» Баратынского и «Хаджи-Абреке» Лермонтова. Примером стиля, основанного на открытых строфоидах, могут служить послания Жуковского — вот конец его стихотворения «К гр. Шуваловой» (вертикальными черточками обозначаем границы строфоидов): «Смотрите! Гений-испытатель На сем пороге роковом Стоит уж в образе ином! Веселый блага прорицатель / Дав руку младости живой, Обнявшись с милою надеждой, Он ужас двери роковой Своей волшебною одеждой / Для взора вашего закрыл! Он факел Жизни воспалил, / Он светит вам к земному счастью! Он вас к Прекрасному влечет Своею дружественной властью! Идите же, куда зовет / Его священное призванье! Живите, веря небесам! Для добрых жизнь очарованье — Кому ж и жить, когда не вам!». Такой стиль был в ходу от Карамзина до Пушкина; а уже при Лермонтове его вытесняет стиль, основанный на закрытых строфоидах: «На беззащитную семью, Как гром, слетела божья кара! Упала на постель свою, Рыдает бедная Тамара; / Слеза катится за слезой, Грудь высоко и трудно дышит; И вот она как будто слышит Волшебный голос над собой: / „Не плачь, дитя! не плачь напрасно! Твоя слеза на труп безгласный Живой росой не упадет: Она лишь взор туманит ясный, Ланиты девственные жжет! / Он далеко, он не узнает, Не оценит тоски твоей; Небесный свет теперь ласкает Бесплотный взор его очей; / Он слышит райские напевы… Что жизни мелочные сны И стон и слезы бедной девы Для гостя райской стороны? / Нет, жребий смертного творенья, Поверь мне, ангел мой земной. Не стоит одного мгновенья Твоей печали дорогой!“».
б). Отдельные формы. Рассматривая показатели по отдельным видам строфоидов, мы обнаруживаем отчетливую закономерность: строфоиды с мужскими окончаниями чаще бывают закрытыми, строфоиды с женскими окончаниями — открытыми, — метрический сигнал и синтаксический сигнал конца строфоида стремятся совпадать. В 2-стишиях это особенно заметно: разрыв между показателями открытости женских АА и мужских вв достигает порой 23–25 %, из 70 текстов только 5 нарушают тенденцию к открытости женских строфоидов. В 4-стишиях, как правило, максимум открытости дает рифмовка АввА, за нею аВаВ, а наименьшие показатели дают мужские строфоиды АвАв и аВВа; из 70 текстов только в 15 максимум открытости приходится на мужское окончание и только в 9 — минимум открытости на женское.
Б. Томашевский[8] произвел подсчет силы пауз после каждой строки для перекрестной, охватной и смежной рифмовки в «Кавказском пленнике», «Цыганах», «Полтаве» и «Медном всаднике»; по его данным, схемы 4-стиший располагаются от наиболее открытых к наименее открытым в такой последовательности: ааВВ, аВаВ, АввА, АвАв, ААвв, аВВа. Это в общем совпадает с нашими наблюдениями. Кроме того, данные Томашевского показывают, что после концевой паузы 4-стишия самой сильной в нем является серединная (после 2-го стиха), причем в 4-стишиях авав и аавв с их явной двухчленностью серединная пауза звучит сильнее, а в одночленных 4-стишиях авва — слабее. Закономерности такого рода обещают быть интересным предметом для будущих исследователей.